Если бы не ты - Алиса Гордеева

в училище поступили. Правда, она на медсестру училась, а я на зубного техника, – с теплой улыбкой, от которой в уголках ее глаз собрались морщинки, вспоминала Алевтина Егоровна. – Как Маша мечтала, чтоб Катька врачом настоящим стала! А у той только ветер в голове всегда был. Еле-еле диплом-то получила. Сколько Марьюшка тогда слез пролила, лучше не вспоминать!

– А мне расскажете? А то ведь мама сейчас не может, да и сможет ли еще. – О том, что с мамой приключилась беда, я рассказала уже давно. Соседка, оказывается, ничего не знала, как и моя бабушка.

– А что там рассказывать? – Алевтина Егоровна как-то погрустнела и осунулась, но рассказ свой все-таки продолжила:

– Мамка твоя красавицей уродилась. Вот только красота эта счастья ей не много принесла. Еще со школы увязались за ней два друга: Николай, отец твой, и Федор. Оба влюблены в нее были до жути. Песни пели под окнами, мордобой устраивали, подъезд, вон, весь изрисовали. Короче, хулиганы те еще. И если Катька еще школьницей была, то парни те намного старше ее были. Машенька уже тогда тревогу била, а Катька только носом своим вертела. То одному шанс даст, то второму надежду. Никак не могла определиться. Все ей шуточки, а парням не до смеха было. Из друзей они во врагов превратились. Ой, страсти тут какие были, лучше не вспоминать! А когда она в медицинский поступила, то все чаще с одним из них стала гулять – с отцом твоим. Уж не знаю, как ему это удалось, но в Николая Катька до безумия влюбилась. И хорошо! Из двоих он, пожалуй, самый нормальный был, адекватный. И красивый, и более спокойный, и умный. Вообще, золото, а не мужик, как Маша говорила. И дело у них к свадьбе шло, вот только тот, второй, никак не мог угомониться. Каких только подлостей и гадостей он им не делал! И, главное, все исподтишка и не по-честному. Как-то компанией своей бандитской на Колю напал прямо тут, возле подъезда. И ладно бы дрались один на один. Так нет! Представляешь, их тогда восемь человек на одного было! Кости Николаю все переломали, а зубов сколько повыбивали – не сосчитать! А он все Катьку не бросал. А потом Федор этот его подставил сильно. Я подробностей не знаю, но Маша говорила, что во время драки Колю до потери сознания избили и в руку ему нож вложили, а рядом паренька убитого, да не простого какого-то – то ли сына какой-то шишки, то ли иностранца, не знаю. Короче, жуть, Ксюнечка, просто жуть! Ну, и арестовали Колю. И не просто срок ему грозил, а высшая мера. Тогда-то и объявился снова Федор. Как ни в чем не бывало к матери твоей пришел и сказал, мол, станешь моей, я Коле помогу. Она, недолго думая, и согласилась. Вот только ты уже в ее животике сидела. Сколько он ни принуждал Катьку от тебя избавиться, она ни в какую. Федор тогда Коле так и не помог. Посадили его.

Алевтина Егоровна призадумалась.

– А дальше что было? – Историю Федора и Николая я уже и так знала, ничего нового пока не услышала, но все равно было интересно послушать и ее версию.

– А дальше что? А дальше несколько лет Катька, как могла, отбивалась от нападок этого Федора. Самое смешное, тот ни в какую не хотел брать ее с тобой, но и мать твою не отпускал. Даже когда ты родилась! Машенька все переживала, что сделает этот ирод с тобой что-нибудь. Если мать твою он любил своей какой-то больной любовью, но любил, то тебя Федор люто ненавидел. А сам через год женился, назло матери твоей, и жену с ребенком взял. Вот ты посмотри, как он Колю не переваривал, ревновал. Чужого малыша от нелюбимой женщины принял, а тебя – ни в какую. Но даже своя семья его не остановила: несколько лет он почти каждый день к матери твоей приезжал, угрожал, уговаривал, да что только не делал! Пока однажды Катька с Соболевым не начала встречаться. Вот тогда Федор и исчез.

– Интересно, чем Максим Петрович так Федора напугал?– Мне действительно это показалось странным.

– Не знаю, Ксюнечка, не знаю. Думаю, не так прост твой Соболев. В любом случае, как Катя к нему переехала, Колю быстро освободили. Нашлись сразу новые обстоятельства дела, и приговор его обжаловали.

– Как думаете, Соболев помог?

– Маша все говорила, что это такой подарок твой отчим матери на свадьбу сделал. Правда, приятного в этом Кате было немного. Она ж твоего отца сильно любила. И вот представь, с каким сердцем за Соболева этого выходила, когда Коля на свободе уже был!

– А обо мне он знал? Ведь странно, что он вышел, когда мне лет семь было, а я так его и не видела никогда? – спросила Алевтину Егоровну, шагая по кухне из стороны в сторону. Сидеть на одном месте я уже просто не могла.

– Знал, Ксюнечка, конечно, знал. И виделись вы пару раз, когда ты к бабушке приезжала. Коля-то Машеньку часто навещал. Да что там – он же ее с приступом в больницу и отвез, правда, поздно уже было. И похороны тоже он организовал, – загрустила соседка.

– Я его не помню, – тихо прошептала я. Как так?

– Да ты просто не знала, что это он, твой папка. Он же тебя даже забрать хотел. Только кто ж ему, сидевшему, ребенка бы отдал?

– Я ничего не понимаю, Алевтина Егоровна: мне же Соболев сказал, что Николай меня ненавидел так сильно, что убить был готов. Кому верить?

– Бог с тобой, Ксюша! Какой там «убить»?! Видеться с тобой ему не давали: сначала мать твоя, потом Соболев. А потом ты уехала. Погоди-ка… – Соседка засуетилась и ушла в комнату. Минуты через две вернулась и сунула мне в руки бумажку с номером телефона.– Вот, номер его. После похорон Маши оставил. Сказал, если что нужно будет, чтоб позвонила. А я и забыла совсем. Сама ему позвони! Он, небось, и не знает, что ты вернулась.

Спрятав бумажку в карман, я подошла к окну. Окна соседки выходили на противоположную от подъезда сторону, на детский сад. Я пыталась сложить все, что услышала, в единое целое, но пока мало что получалось. Соболев прятал меня от Горского. Зачем? Кто пытался меня убить четыре года назад? Очевидно было, что не Николай. Тогда кто? Федор? А отец, узнав об этом, отомстил ему? А может, и не было никакого покушения?