Ермак. Князь сибирский - Сергей Егорович Михеенков

в Сибири, особенно в северных землях, происходила величественно. Ещё до вскрытия Иртыша и притоков есаул распорядился отправить вниз обоз с «запасом хлеба и рыбы», и казаки были спокойны, понимая, что часть своей задачи они выполнили. Хотя, как потом выяснится, их посылки хватило ненадолго. Ледоход есаул с казаками пережидал в «Великом городке».

Обычно Иртыш в этих местах вскрывается в апреле. Ширина реки здесь километровая, в некоторых местах немного поуже. Но весенние разливы достигают десяти и более километров.

Городок Нимньюяна был выстроен на высоком обрывистом берегу, и весенняя вода ему была не страшна. Кругом города стеной стояла тайга. Казаки быстро смекнули, что можно воспользоваться большой водой, нарубили леса и начали строить струги. Местные им помогали. Вскоре несколько лёгких судов были спущены на воду.

На одном из притоков Иртыша, реке Раче, произошла такая история. На возвышенности среди жертвенных камней шаманы собрали жителей близлежащих зимовий, чтобы отметить обильным жертвоприношением праздник – Вороний день[52]. День прилёта ворон отмечался в начале апреля и иногда совпадал с Благовещением, который православные христиане отмечали 7 апреля. В хантыйских и мансийских преданиях вороны являются покровительницами женщин и детей. Люди в этот день собирались у леса, на костре готовили пищу, кусочки еды бросали в сторону леса: кормили ворону, чтобы она принесла удачу, счастье, тепло, солнце. Яства и животных для священного заклания, как правило это были олени, собирали шаманы. Позже, когда началась христианизация края, готовили саламат – мучную уху, пекли из теста румяных птиц, угощали ими детей. Молодые люди в этот день выбирали себе невест, девушки присматривали женихов.

И вот этот священный праздник был нарушен неожиданным появлением пришельцев. Внешний вид казаков привёл в ужас хантов. Бородачи начали причаливать к берегу, высаживаться. Местные тут же покинули священную поляну и спрятались в ельнике. Возле костра остались только олени, которых привели для жертвоприношения и совершения обряда. Долго, целые сутки, казаки ожидали возвращения жителей на священную поляну, но так и не дождались. По всей вероятности, они по своему усмотрению поступили с животными, предназначенными для обрядового заклания. Возможно, решили, что олени – это подарок для них, приношение в счёт ясака.

Шаманы были возмущены и «призвали богов истребить дерзких пришельцев, вырвавших из их рук плоды сбора». Воины и охотники устроили засаду. «Когда течение стремительно вынесло казачьи струги из-за поворота, – повествует Р. Г. Скрынников, – и почти вплотную прибило их к обрыву, ханты показались из укрытия и стали “хапать” лодки крюками. Неожиданное нападение вызвало минутное замешательство среди казаков. Но затем они, бросив вёсла, схватились за пищали и дали залп. “Крючники” тотчас бросились наутёк. За поворотом реки казаки нашли городок, покинутый воинами. Женщины и дети в страхе ждали появления невиданных людей, “повелевавших молниями”. Они бегали по опустевшему урочищу с криками и плачем. Когда наступил вечер, мужчины племени стали собираться в городке, “един по единому, оглядываясь”. Тут они убедились в том, что казаки “не бьют жён их и детей, точию ласкают”. Казаки оставили в покое “вымышленников”, участвовавших в нападении на казачью флотилию, не причинив им ни малейшего вреда».

Дошли до островов у Самарской протоки. Здесь берега Иртыша словно поднимались ввысь. Впоследствии русский путешественник опишет это место так: «Самарские горы зело высоки и круты суть, будут кругом вёрст с двадцать». На вершине одной из гор, самой высокой и неприступной, стоял городок местного князца Самара. К русским Самар был настроен воинственно, присягать «белому царю» отказался, ясак давать не хотел. К урочищу казаки подошли ранним утром, когда стража на стенах ещё спала. Дружный залп из всех пищалей разбудил их и частично смёл со стен картечью.

Шертовали в покорённом городе местных охотников, по всей вероятности, окровавленной саблей. Стояли здесь с неделю. Объезжали кочевья, собирали ясак. Лечили раны, полученные в недавних схватках. Непростая это была история. Казаки вторгались в чужую жизнь, в чужие обычаи, складывавшиеся веками, в чужую и во многом чуждую веру. И как бы осторожно и порою бережно они это ни пытались делать, без противоречий, порой заканчивавшихся кровью, это вторжение не обходилось. Русские шли, как свидетельствовал Погодинский летописец, «яко меч обоюду остр идый пред лицем рускаго полка, потиная многих, устрашая всех».

Пошли дальше. Дошли до Оби. До бескрайнего водного простора, какого никогда ещё русским людям видеть не приходилось, а оттуда решили возвращаться назад, в Кашлык. И здесь неожиданно для себя встретили тёплый приём «большого» кодского князя Алачея. Кода – обширная земля. По тому простору и даже необъятности Кода превосходила волости, пройденные сборщиками ясака на нижнем Иртыше. Придя на Коду, пристали к берегу и, как всегда, расположились боевым станом, готовые ко всему. Но биться здесь не пришлось. И по малолюдным просторам Крайнего Севера вести летают как орлы. Залетели и в городки князя Алачея: идут по Иртышу на Обь русские бородачи, приводят к присяге «белому царю» лучших людей и охотников, собирают ясак, а кто противится, в того пускают огненные молнии, а потом волокут силой и заставляют лизать кровавую саблю…

Мудрый Алачей сам пришёл в казачий стан и объявил, что он и двенадцать его родов и городков добровольно присягают московскому царю. Пришёл с большими дарами и сложил их у ног есаула.

Казаки, обрадованные таким приёмом кодских хантов, посовещались и решили от имени атамана Ермака Тимофеева передать князю Алачею власть над всем этим простором и его двенадцатью родами и городками: «…постави князя большего Алачея большим, яко богата суща, и отпусти со своими честно».

Так же как и князец Бояр, жил Алачей на своих суровых землях, княжил спокойно, а когда умер своею смертью, двенадцатью родами и городками управляли его потомки, служа Москве.

Погодинский летописец поход казаков на северные земли Сибири описал весьма кратко, ёмко, без излишеств: «Храбровшу ж Ермаку з дружиною своей по всей Сибирстей земли, ходиша ни от кого ж устрашающесь, страх бо божий ко всем бысть живущим тамо, яко меч обоюду остр идый пред лицем рускаго полка, потиная многих, устрашая всех. Повоева ж многие городки и улусы по реке Иртышу и по великой Оби, Назымской же городок на Иртыше реке взяша со князем их и со всем улусом и богатеством. И возвращахуся во град Сибирь з богатеством велиим и с радостью».

Имя есаула, водившего отряд по Иртышу на Обь, осталось неизвестным. Его отряд, по всей вероятности, достиг Обской губы, которая действительно похожа на море, и только тогда повернул назад.

Глава десятая

Пленение Маметкула

Трудно пережили казаки первую зиму. Голод. Припасы пороха, свинца,