Заговор патрициев, или Тени в бронзе - Линдсей Дэвис

Там почти нечего было пропускать. Руфу следовало прислушаться к моему совету: поскольку вилла Марцелла выходила на море, разумнее было зайти сверху, с горы. Но когда от Веспасиана пришел приказ задержать Пертинакса, Эмилий Руф взял группу воинов и ворвался с главной дороги имения, которую хорошо было видно из дома.

Марцелл оказал ему холодный прием и разрешил провести обыск, а сам сидел в тени и ждал, пока этот идиот обнаружит очевидное: Пертинакс сбежал.

Как только фурор поутих, Елена Юстина приехала за мной в Оплонтис рассказать эту историю.

— Гней ускакал верхом с Брионом. Брион, при всей своей видимой наивности, вернулся чуть позже с обеими лошадями, чтобы сказать, что его молодой хозяин решил отправиться в круиз…

— У него есть на чем?

— Брион оставил его на корабле Ауфидия Криспа.

— Крисп знает, что есть ордер на арест?

— Это неизвестно.

— Где находится судно?

— В Байях. Но Брион видел, как оно вышло в море.

— Потрясающе! Значит, знаменитый Эмилий Руф загнал Пертинакса на самое быстрое судно между Сардинией и Сицилией…

От Руфа не вышло никакой пользы. Мне нужно было зафрахтовать корабль и самому искать «Исиду Африканскую». Сейчас уже было слишком поздно, так что, по крайней мере, я мог сначала насладиться еще одним вечером с моей девушкой.

Именинницей была Сильвана — средняя дочь Петро; ей исполнялось четыре, и сегодня дети ужинали вместе с нами. Однако мы задержались, потому что наступил один из тех радостных семейных моментов, без которых не обходится ни один праздник. Аррия Сильвия нашла няню Оллию всю в слезах.

Два важных вопроса о личном календаре Оллии показали, что мое предсказание насчет того рыбака должно быть верным. Он все еще околачивался здесь каждый день. Оллия это отрицала, что окончательно определило приговор. Сильвия дала Оллии подзатыльник, чтобы освободиться от собственных чувств, потом приказала нам с Петронием разобраться с причиняющим беспокойство ловцом омаров, когда уже все равно было поздно.

Мы нашли молодого красавца, приглаживающего свои усы, у старого якоря; рука Петро схватила его за загривок быстрее, чем можно было того ожидать. Конечно, он заявил, что никогда не трогал девчонку; мы были к этому готовы. Мы отвели парня в покрытую дерном лачугу, где он жил со своими родителями, и, пока юноша сердился, Петроний Лонг кратко и лаконично выложил им всю суть проблемы. Отец Оллии был опытным легионером, который служил в Египте и Сирии более двадцати лет, пока не ушел с двойной оплатой, тремя медалями и документом, который делал Оллию законнорожденной. Сейчас он организовал школу для подготовки кулачных бойцов, где этот человек был известен своим благородным поведением, а его подопечные славились верностью по отношению к нему…

Старый рыбак был беззубым, бесталанным, ненадежным типом, которому нельзя слишком доверять, когда он стоял рядом с тобой с ножом для мяса. Но то ли из страха, то ли просто из хитрости он с готовностью помог нам. Парень согласился жениться на девушке, а поскольку Сильвия никогда не оставит Оллию здесь, мы решили, что рыбаку придется вернуться с нами в Рим. Его родственники, казалось, были впечатлены таким результатом. Мы приняли этот вариант как лучшее, чего мы могли добиться.

Новость о том, что честной женщиной Оллию предстояло сделать хитрому грубияну с усами из морских водорослей, снова заставила девушку разрыдаться. Ларий, от которого мы скрывали грязные подробности, смотрел на меня ужасно сердито.

— Оллия совершила ошибку со своим куском китового жира, — просветил я его. — Она только сейчас поняла, почему мама всегда предупреждала ее: следующие пятьдесят лет девушка будет расплачиваться за эту ошибку. Когда этот рыбак останется дома и не отправится бегать за женщинами, он будет целый день валяться в постели, кричать, чтобы Оллия принесла ему обед, и называть ее сонной тетерей. Теперь ты оценишь, почему женщины, которые могут себе позволить, готовы рисковать и принимать лекарства врача, делающего аборт…

Ларий поднялся, не сказав ни слова, и пошел помогать Петронию договариваться насчет вина.

Пока Сильвия успокаивала Оллию, Елена Юстина разговаривала с детьми. Она посмотрела на меня долгим спокойным взглядом дочери сенатора, которая повидала жизнь и с темной стороны и тоже решила, что любая женщина, которая может себе такое позволить, потратила бы серьезные деньги, чтобы этого избежать.

Нам удалось хорошо провести вечер — так отчаянно, как это делают люди, когда выбор стоит между тем, чтобы упорно бороться за жизнь или увязнуть в болоте.

Как только снова появился Петро с подносами с хлебом и бутылками вина, напряжение стало рассеиваться. Ласковое прикосновение его больших рук к уставшим головам всех успокоило, словно он оживил нас. Оказавшись рядом с Сильвией, у которой сегодня вечером было больше забот, чем обычно, я утешал ее, положив руку ей на колено. Стол был таким узким, что люди, которые сидели напротив, практически оказывались у тебя на коленях. Сильвия пнула Петро, подумав, что это был он, так что, даже не отрываясь от кефали, он сказал:

— Фалько, убери руки от моей жены.

— Почему ты так плохо себя ведешь, Фалько? — при всех заворчала на меня Елена. — Положи руки на стол, и если тебе обязательно к комуто приставать, то строй глазки мне.

Я мрачно задумался, почему Елена была так строга со мной: изза того, что переживала за Пертинакса, которому пришлось сбежать? Я наблюдал за ней, но она об этом знала; ее бледное лицо решительно не выдавало никаких чувств.

Это был один из тех вечеров, когда приезжала труппа провинциальных танцоров, которые скоро развеселили нас. В любом уголке мира можно встретить этих уставших артистов: девушек с алыми ленточками и тамбуринами, которые, если присмотреться, оказывались немного старше, чем казались вначале; мальчика с горящими глазами, дружелюбной улыбкой и ужасно кривым носом, который неистово играл на свирели; надменного лысеющего персонажа, пиликающего на священной флейте, вид которой неизвестен даже музыковедам. Пастухи ли это с подножий гор или родственники хозяина постоялого двора — кто знает? Это была работа на лето — мало денег, немного выпивки, хилые аплодисменты, свист из толпы местных, а для нас поучительная наценка, когда выходишь в уборную и обнаруживаешь там одного из танцоров, который, прислонившись к стене, поедает палку салями. Он выглядит уже менее ярким, менее веселым и определенно менее чистым.

Эти артисты были так же хороши, или так же плохи, как бывает обычно. Они крутились, и скользили, и били своими каблуками без всякого интереса, хотя девушки всегда улыбались, проходя после выступления с корзинами роз, и шепотом ругали крупного черноволосого мужчину, который должен был выжимать из нас деньги. Он же демонстрировал особо сильное желание сесть, выпить за чейнибудь счет и отдохнуть от своих старинных танцевальных туфель. Пока он разговаривал с Петронием, я одной рукой обнял Елену и вспоминал, как в старые времена всегда оказывалось, что мой старший брат Фест знал флейтиста, так что детям на представлении давали бесплатный инструмент из связки настроганных дома палочек грустного музыканта, и нам не приходилось за них платить…

Петро наклонился к Елене.

— Как только он начнет болтать о своем брате, забери у него стакан с вином! — Она так и сделала. Я не возражал, потому что в это время она так нежно мне улыбалась, что я почувствовал слабость во всем теле. Петроний великодушно вручил Елене грецкий орех. К его достижениям относилась способность так искусно раскалывать скорлупу грецких орехов, что ядро оставалось целым: обе половинки все еще хитро скрепляла тонкая пленка. Съев его, девушка положила голову мне на плечо и взяла меня за руку.

Вот так мы все и сидели вечером под виноградником, с мерцанием темного моря за каменным пилястром, а тем временем люди в коротких туниках поднимали пыль в легком тумане над листьями гибискуса. У Оллии болел живот, а у моего бедного Лария болело сердце. Я думал о том, как завтра буду искать Атия Пертинакса. Елена мечтательно улыбалась. Петроний с Сильвией решили, что получили от отпуска все, что могли, а теперь пора возвращаться домой.

Флейты больше не играли. Они никогда не играют, но мы с Петро никогда к этому не привыкнем.

Мы все медленно шли к постоялому двору, и поскольку сегодня был день рождения Сильваны, мы совершили целую церемонию, укладывая детей спать. Я не знал, через что мне еще придется пройти, прежде чем я снова увижу Елену, так что я утащил ее в сторонку, чтобы попрощаться наедине. Ктото снизу крикнул, что ко мне посетитель. Петроний подмигнул мне и спустился, чтобы посмотреть.

Одна из девочек, достигшая высшей степени непослушания, на какую могла осмелиться, понеслась за ним в одной ночной рубашке. Спустя двадцать секунд, даже несмотря на шум наверху, мы услышали ее крики.