Ангел в эфире - Светлана Владимировна Успенская

кошки-мышки. Дорого выходит! Ну, конечно, парочкой предупреждений от министерства разживешься, не без этого…

— Министерских предупреждений я не боюсь, — нахмурился хозяин. — Только, понимаешь, свалить премьера — это еще полдела, а кто вместо него сядет? Мне смысла нет на пустоту работать, нужна хорошая кандидатура. Твердая, железобетонная кандидатура, которая устроит всех. Ну, большинство…

— Сядет тот, кого посадят! — несмотря на тяжесть разговора, легко рассмеялся гость. — А кандидатуру, конечно, подберем… На такое место охотники найдутся!

— Кандидата надо знать заранее, перед принятием решения…

Жалко улыбнувшись, Прошкин заюлил глазами, а потом ртутно свалился взглядом в заоконный мутный хаос.

— Ну, кандидатуру, конечно, будем обсуждать… — пробормотал он, уходя от конкретики.

— И еще, нужна отмашка из Администрации, — настаивал Игорь Ильич. — А иначе я — пас. Знаешь ли, голову терять неохота…

Гость погрузился в молчание.

— Значит, достойной кандидатуры у вас нет… — резюмировал Цыбалин.

Как будто в умственном просверке Настя вдруг разглядела телекартинку: Земцев в кадре — контактный, веселый, абсолютно телегеничный, остроумный, смекалистый — в противовес нынешнему премьеру, бюрократическому, советской прокисшей закваски тяжеловесу. И ей почудилось, что Земцев выглядит как нельзя более кстати на этой умозрительной картинке… Вдруг неожиданно для себя она проговорила — ей казалось, что мысленно и тайно, но на самом деле вслух и громко:

— Земцев…

— Что? — Мужчины удивленно обернулись на нее.

Но она не посчитала нужным ни объяснить свое вмешательство, ни, тем более, извиниться за него. Ей было лень.

Все это словесная шелуха, пыль… Единственное, что еще хоть сколько-нибудь волновало ее, кроме того, что сейчас росло, вызревало глубоко внутри ее, — это ее телевизионная карьера. И она добавила, казалось невпопад:

— Интервью с Земцевым было запланировано еще полгода назад…

— Помню, милая, — отозвался супруг с приятной мужской снисходительностью, как будто отвечая ребенку или слабоумной.

А гость, перемолов на мысленной мясорубке вполне конкретные «про» и «контра», «за» и «против», вдруг проговорил, перекатывая на губах фамилию, массируя ее языком, пробуя ее на вкус и, очевидно, сочтя этот вкус вполне удовлетворительным:

— Земцев!

И хозяин дома отозвался дурным эхом, тоже, очевидно, распробовав и ощутив это слово, тоже проверив его на вкус и сочтя этот вкус подходящим:

— Да, Земцев… Кажется, он подойдет…

Земцев появился в студии, как всегда, ароматный, блистающий обаянием, живой и деятельный. За прошедшие годы он не то чтобы постарел — скорее повзрослел, остепенился, омужчинился…

— Настенька! — склонился к ручке по старой памяти, впрочем ни на что не намекая, просто уважая то, что было между ними, особенно — чего не было, а особенно — чего никогда не могло быть. — Как ты? Как поживает твоя матушка?

— Хорошо! — улыбнулась Настя, сияя подурневшим от беременности лицом, на котором прелестные запятые, венчавшие уголки изогнутых улыбкой губ, постепенно выродились в две вертикальные морщины весьма трогательного вида и свойства.

— Поздравляю с замужеством — и со всем, всем, всем! — Земцев, как всегда, был щедр на комплименты. — Обворожительно выглядишь… Ничего, что я на «ты»? Мне, старому другу, позволительно… Так как мама?

Хорошо! — рассмеялась Настя. — А как ваша жена?

— Прекрасно!.. Кстати, — Земцев при мысли о предстоящем интервью взволнованно затуманился лицом. — Послушай, может быть, заменим вопросы о семье чем-нибудь другим?.. Понимаешь, Настенька, нам, политикам, иногда лучше оставаться бесполыми, — проговорил он почти жалобно.

— Боюсь, что у вас, Миша, это не получится! — с давно забытым кокетством рассмеялась Настя. — У вас имидж вечного жениха!

— Именно поэтому лучше не надо о семье, именно поэтому…

Во время интервью Земцев умело критиковал нынешнего премьера, сочувствовал президенту в его нелегком деле, выгораживал сторонников, критиковал противников — но делал это так тонко и красиво, что Настя вдруг перестала чувствовать перед собой недреманное око студийной телекамеры, позабыв про вечную оглядку на нее, как будто они, сидя в ночном кафе, под нудный перепляс местных музыкантов весело трепались о пустяках.

Раскрепостившись и оживившись, Настя вдруг отважилась на бесшабашную импровизацию. Спросила:

— Вы так прекрасно обо всем рассказываете… И все-то вы знаете… А сами-то, Михаил Борисович?.. Сами-то что бы вы сделали на посту премьер-министра? И каким конкретно образом?

Земцев охотно поддался на провокацию. Подобравшись, как будто для прыжка, он начал: во-первых, во-вторых, в-третьих… Ошибка нынешнего правительства не в том, а в том… И не в этом, а в другом… Он долго рассказывал — убежденно, красиво, с доказательствами. Он как будто объяснял это не невидимым зрителям, а лично Насте, говорил выпукло и емко, при этом сам верил в свои слова и в то, что сможет… И Настя ему верила в тот момент. И остальные тоже, очевидно, верили ему по эфирному закону — когда верят в недоказуемое, в ирреальное, в то, во что хочется верить, а не в то, что есть на самом деле.

— А есть ли у вас команда единомышленников? — спросила интервьюерша в заключение. — Ведь один, как известно, в поле не воин…

— Очень даже воин, Анастасия, — возразил Земцев и пошел распинаться про рыбу, которая гниет с головы, и про здоровый организм государства, и про то, что единомышленники конечно же имеются, даже и в нынешнем правительстве многие за него ратуют — но не официально, а по духу, по образу мыслей, по призванию. И что, конечно, он бы смог, несмотря на противодействие инертной думской массы, — преодолел бы, перескочил, пробился бы, прорвал глухую оборону… Ведь надо же что-то делать, ведь страна который год вянет на корню, возрождать ее надо, поднимать из пепла, из руин, из мусорных куч, во имя великого будущего, во имя народа и на благо ему же…

По общему мнению, интервью прошло блестяще!

Настя, отсмотрев материал, осталась вполне довольна собою. Земцев на экране служил приятным, умело оттеняющим ее достоинства фоном, будучи пламенным на фоне ее спокойствия, пассионарным на фоне ее раздумчивости, взрывчатым на фоне ее женственной текучести — и интервью на контрасте выглядело великолепно!

Сначала студию завалили восторженными откликами телезрители, потом газеты одновременно, единоглоточно подхватили клич — что-то насчет того, что вон какие кадры пропадают, вот бы нам вместо бюрократов-партократов эдакого Икара в правительство заполучить.

Затем самого «Икара» зазвали на другие метровые каналы, где он так же ярчил и светил, — но это была уже отыгранная карта, второй сорт, неумелые последыши Настиного триумфа, запоздалое эхо, отголоски, круги на воде.

— Отличная работа, — похвалил жену Игорь Ильич. — Ты, кажется, становишься профессионалом…

Но ее оскорбило это снисходительное одобрение — что-то в нем было от нечаянного выигрыша, от ипподромного халявного успеха: как будто лошадка, на которую он ставил, нежданно принесла ему целый рубль на вложенную смешную