Новые Миры Айзека Азимова. Том 4 - Айзек Азимов

Мерседес сказала тихо:

— «Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться»…

— Мерси, перестань! Это аллегория, а я говорю о действительности. Если он пастырь, то мы — овцы с противоестественным извращенным желанием убивать друг друга. Так зачем нас останавливать?

— Он сказал…

— Я знаю, что он сказал! Он сказал, что мы обладаем большим потенциалом. Мы очень ценные. Так?

— Да.

— Но что такое потенциальные возможности и ценность овец для пастуха? Овцы об этом понятия не имеют. Откуда? А может быть, знай они, почему их так холят, они предпочли бы жить своей собственной жизнью. Идти на риск. И с волками и с самими собой.

Мерседес беспомощно смотрела на мужа.

— Вот это-то я и спрашиваю себя сейчас! — воскликнул Йоханнисон. — Куда мы идем? Овцы это знают? Мы знаем? Можем ли мы знать?

Они сидели, уставившись в свои тарелки, положив вилки. Снаружи доносился шум уличного движения и голоса играющих детей. Наступал вечер, и мало-помалу стало совсем темно.

С «Паузой» у меня связано воспоминание, из-за которого я радуюсь, что в литературной игре мне выпало писать, а не заниматься чем-нибудь еще.

Я заглянул в издательство «Фаррар, Страус и Янг», когда шла подготовка антологии, и дама — внутренний редактор — мучилась из-за названия. Предложено было «В грядущем времени», но ей казалось, что тут чего-то не хватает, и она прикидывала другие варианты.

— А как вы думаете, доктор Азимов? — спросила она и умоляюще поглядела на меня. (Людям часто кажется, будто мне известны ответы, хотя нередко мне даже вопросы неизвестны.)

Я напряг мысли и сказал:

— Выбросите предлог: пусть будет «Грядущее время». Это подчеркнет понятие «время» и сделает заглавие более научно-фантастичным.

Она тут же вскрикнула: «То, что надо!» — и когда сборник вышел в свет, он действительно назывался «Грядущее время». Но способствовало ли изменение заглавия повышению спроса на книгу?

Как они могли это узнать? А вдруг, наоборот, она из-за него расходилась хуже?

Я очень рад, что я не издатель.

Пока все это писалось, мои профессиональные труды на ниве медицинского факультета приносили плоды. В 1951 году меня повысили — я стал младшим профессором биохимии и теперь мог к докторскому статусу добавить еще и профессорский. Однако этот двойной титул как будто ни ни йоту не придал мне достоинства. Меня все так же отличала «задорная, добродушная, шутливая манера держаться», как выразился Спрэг, каковую я не утратил и по сей день, как подтвердит всякий, кто со мной сталкивается, — вопреки тому, что мои «волнистые каштановые волосы», хотя и остаются волнистыми, но стали длиннее и не такими каштановыми, как прежде.

Шутливость эта позволяла мне отлично ладить со студентами, но, быть может, не со всеми преподавателями. К счастью, всем было известно, что я пишу научную фантастику. И это очень помогало! В результате они мирились с моей эксцентричностью и потому многое мне прощали.

Что до меня, я и не пытался это скрывать. Некоторые люди с солидным положением прибегают к псевдонимам, когда поддаются искушению писать то, что, как они опасаются, может быть сочтено пустым чтивом. Поскольку я никогда не считал научную фантастику чтивом, и поскольку я писал ее и публиковался задолго до того, как стал членом факультета, мне оставалось только ставить над моими рассказами мои собственные своеобразные имя и фамилию.

И у меня не было намерения втянуть факультет во что-то, что бросило бы тень на его достоинство.

Свою первую книгу «Камешек в небе» я продал месяца за полтора до того, как занял должность на медицинском факультете. Но я понятия не имел, что «Даблдэй» намерен извлечь пользу из моего нового официального положения для книги. И только когда в конце 1949 года я увидел книгу в суперобложке, я увидел и то, что было напечатано на ее обороте.

Вместе с очень похожей моей фотографией в возрасте двадцати пяти лет (теперь у меня сердце надрывается, когда я гляжу на нее!) я узрел и заключительное предложение, которое гласило: «Доктор Азимов живет в Бостоне и принимает участие в исследовании раковых заболеваний на медицинском факультете Бостонского университета».

Я подумал, подумал и решил поступить честно. Я попросил декана, Джеймса Фолкнера, принять меня и все ему откровенно рассказал. Я пишу научную фантастику, сказал я. Уже много лет. Моя первая книга выходит под моей настоящей фамилией и на суперобложке будет упомянуто о моей связи с медицинским факультетом. Считает ли он, что мне следует подать заявление об уходе?

Декан, бостонский бонза с чувством юмора, спросил:

— Но книга хорошая? Я ответил осторожно:

— По мнению издателей — да. А он сказал:

— В таком случае медицинский факультет будет рад оказаться к ней причастным.

Вот так все обошлось, и, пока я оставался на факультете, у меня ни разу не случалось неприятностей из-за научной фантастики. Наоборот, кое-кому на факультете пришло в голову поэксплуатировать меня. В октябре 1954 года люди, занимавшиеся изданием «Бостон Юниверсити Грэдюейт Джорнэл» попросили у меня коротенький научно-фантастический рассказ, чтобы оживить один из их высоко-ученых номеров. Я одолжил их рассказом «Давайте не будем», который и появился в номере за декабрь 1954 года.

Давайте не будем

Let's Not

© 1954 by Isaac Asimov

Давайте не будем

© И. Гурова, перевод, 1997

Профессор Чарлз Киттредж бежал размашисто, неуверенно вскидывая ноги, и успел отшвырнуть стакан, который младший профессор Хебер Вандермир уже поднес к губам. Все произошло словно запечатленное замедленной съемкой.

Вид у Вандермира, не слышавшего, как подбегал Киттредж, — настолько поглощали его собственные мысли, был теперь и растерянный и пристыженный. Он опустил глаза на осколки стакана в расползающейся лужице.

— Что это?

— Цианистый калий. Я сохранил кусочек, когда мы собирались… просто на случай…

— И чем бы это помогло? Ну вот, одним стаканом меньше. И придется убирать осколки… Нет, этим займусь я.

Киттредж нашел бесценный кусок картона, чтобы сгрести осколки, и еще более драгоценную тряпочку, чтобы вытереть ядовитую жидкость. А потом вышел — надо было выбросить осколки, а также (какая жалость!) картонку и тряпочку в один из трубопроводов, который извергнет их на поверхность.