Приют - Алиса Бодлер

противопоказано. Мне придется вернуть свое доверие, предоставив им новый «экземпляр». И тем самым обрести доказательную базу. Видео, аудио, что угодно подошло бы…

– А как же твое соглашение с ними? Может быть, его бы приняли как живое доказательство?

– Этот документ ничего не доказывает… Это соглашение о сотрудничестве с установленными терминами. И никто кроме участников эксперимента об их значении не знает. Их не наказывали столько лет, потому что само существование реинкарнации – крайне спорное явление.

– Тогда ясно. Если выбора нет, я готова!

Константин подошел к Иви и, опустившись на корточки перед стулом, взял ее руки в свои.

– Твое прошлое в приюте было для тебя болезненным даже в рамках наших сеансов. Я не могу так рисковать.

– Черт с ним.

Откинув свои длинные белые пряди за спину, девушка наклонилась к мужчине и крепко прижалась к нему:

– Давай сделаем все, что нужно. Накажем их и освободим нас всех от бремени и риска… А за воспоминания – не переживай.

Почувствовав, как к глазам подступают слезы, Иви добавила:

– Боузи прошел через это. И я пройду.

Два месяца назад

Наблюдая за тем, как Иви ежедневно принимает риталин, доктор Константин чувствовал себя отвратительно. Он хорошо помнил о том, что девушка дала свое согласие на участие в авантюре и неоднократно сравнивала происходящее с ее «работой на мистера О».

Но это было совсем не одно и то же.

Продажа безобидной информации предполагаемому «родственнику» Боузи из так называемых благих целей не шла ни в какое сравнение с тем, что Грэм заставлял девушку вспоминать. Не просто погружаться в болезненное прошлое, а приобретать навязчивую идею, тонуть в ужасе и надевать на себя трагедию Кейси Дин, которая в мире здравого смысла и традиционной психиатрии не имела к Иви никакого отношения.

Но, однажды столкнувшись с кейсом Боузи Дугласа, Константин уже не был так уверен в том, что вызубренные им профессиональные постулаты имели под собой гарантированно крепкую почву. Правда заключалась в том, что и вне привязки к психологическому эксперименту он верил своему бывшему пациенту, потому как тот не был одинок в своем недуге. И Ким Стефферсон, в отрыве от критики и его последователей, научно это доказал.

Грэм знал, что лишится лицензии после того, как все закончится. И это более его не пугало. Неоднозначность общепринятого, почти осознанное нарушение врачебной этики два раза подряд и личные мотивы, которых не должно было быть в практике… Все это давно убедило горе-психотерапевта в том, что в профессии ему не место.

На эту горькую истину не могли повлиять ни отчаянное желание жить в достатке после опыта обделенного детства, ни стремление закрыть давний гештальт.

Его матери не могли помочь тогда, почти тридцать лет назад, когда на заболеваниях аутического спектра пестрело жирное клеймо. И помощи миссис Грэм не хотела: она мечтала о спокойствии в семье, которую создала вопреки своим особенностям. Но не получила и этого. Взамен судьба предоставила ей лишь спивающегося от слишком медленного осознания проблемы супруга да маленького сына, психике которого суждено было закаляться от наблюдения насильственных сцен.

Константин пытался обмануть самого себя, преследуя цель спасти тех, кто страдал ментальным расстройством по праву рождения. В каждом из своих пациентов он искал родные черты, а не похожий диагноз. И, наконец обнаружив ту самую отрешенность и замкнутость внутри собственной реальности у Боузи, он оступился, потому как столкнулся с зерном своей травмы лицом к лицу.

Он хотел вылечить его, хотя это никогда не было возможно. Поэтому, лишь услышав об «инновационной разработке» лекарства, которое могло бороться с эндогенными расстройствами, зацепился за соломинку, в конечном итоге утащившую его на самое дно премерзкого болота.

– Грэм, дружище! – прервал его размышления знакомый мерзкий голос. – Ну, что ты притих? Сейчас будет самое интересное!

– Делайте то, что нужно, – хрипло выдавил Константин.

Нет, сейчас нельзя было выдавать себя, хоть сохранять спокойствие и было практически нереально. Бланшард и его коллеги были все еще убеждены в том, что Грэм, трясущийся за свой достаток и теплое карьерное место, – слабохарактерный несчастный идиот. И это было на руку.

Две миниатюрные умные камеры были предусмотрительно установлены в разных местах. Одну Иви спрятала в пластиковом брелоке на своем рюкзаке, который сейчас бесхозно валялся в углу после обыска, а вторую Константин прикрепил к обратной стороне чехла своей врачебной id-карты. Все должно было записаться – они тестировали гаджеты в течение месяца и подбирали устройства с умом: выбранные модели должны были работать автономно, без интернета, а также не требовать подключения к смартфонам. Потому как их прямо на выходе из лифта отбирала частная охрана психиатрической клиники.

План разрабатывался долго и тщательно – и права на ошибку в нем не было.

Но все же то, что Иви добровольно садилась в это чертово кресло, причиняло боль. Доктор Грэм знал, что переходит эту черту в первый и в последний раз, был уверен, что сможет быстро восстановить Ив после изуверской процедуры. И тем не менее испытывал страх за Иви еще до того, как ей сделали укол. Он терзал себя чувствами с тех самых пор, как проснулся этим утром.

Если бы эта, всем своим видом олицетворяющая солнечный свет, девушка сейчас не была под воздействием общей анестезии, она бы улыбалась ему. Но ее веки были тяжелыми, тело – неестественно ослабевшим, а белые, длинные волосы собирались на кожаной спинке спутанными комками.

Она была здесь для того, чтобы значительно более слабый и неустойчивый «экземпляр» – Боузи Дуглас – никогда не попал сюда. Для того, чтобы чудовищный эксперимент «Escape», наконец, перестал иметь право на существование.

– Зачем вы выводите картинку, если она без сознания? – продолжая изображать дурачка, поинтересовался Константин.

Бланшард умилительно улыбнулся. Из-за того, что доктор Грэм сегодня был здесь, он полностью доверил этап подготовки Миллеру и Уокеру, а сам предпочел составить компанию Константину в другой части кабинета.

– Если бы ты внимательно читал документы, которые подписывал… – пел на высоких нотах Робби. – …Ты бы знал, что ДМТ мы вводим сразу после того, как экземпляр приходит в себя от анестезии. А дальше – начинается сеанс регрессивного гипноза, и длится он ровно до момента достижения финальной точки.

– Финальная точка?

Доктор Бланшард громко рассмеялся.

– Нет, серьезно, ты что, так испугался, что даже не смотрел в текст?

– Я просто уточняю.

– Ну, конечно, доктор Грэм, – брезгливо скривился Робби. – Ну, конечно.

Не желая больше вести беседу, Бланшард развернулся в сторону коллег, но Константин не закончил. Он хотел прощупать