На руинах «Колдовства» - Вирджиния Нильсен Вирджиния Нильсен

22

— Теперь можешь войти, — сказала Мелодия, открывая Симоне дверь.

Симона увидела Орелию, сидевшую, опершись о подушки, с будущим наследником Беллемонта в руках, и Алекса рядом с кроватью, с любовью глядящего на них. Орелия родила Алексу сына в ранние утренние часы второго дня Нового года.

Симона с Алексом нервно ходили по вестибюлю, поглощая крепкий черный кофе, пока акушерка не сообщила, что родился чудесный здоровый мальчик и роды прошли сравнительно легко. Вид Орелии подтверждал это: она выглядела восхитительно счастливой и только чуть-чуть усталой.

— Симона, это твой племянник — Жан-Луи Наполеон Роже Арчер, — гордо сказала Орелия.

— Такое тяжелое имя для такого крошки? — поддразнила Симона.

— Он не крошка, — запротестовал Алекс. — Посмотри на него. У него больше волос, чем у меня.

Орелия откинула край легкого одеяльца, показав удивительно густые черные волосы над маленьким красным личиком с плотно сжатыми веками. У Симоны сжалось сердце от бури эмоций, которую она попыталась скрыть.

Ее всегда ошеломляло чудо рождения, которое она видела в своей конюшне, но это был ее племянник, ребенок ее обожаемого старшего брата, крошечный человечек, в котором текла кровь Роже и который носил ее имя. Это было чудом, превзойти которое могло бы лишь рождение ее собственного ребенка, а это вряд ли когда-нибудь произойдет.

Ничего не должно случиться с Алексом, отцом этого малыша, мужем этой радостной женщины. И Симона должна сделать для этого все, что от нее зависит.

Алекс быстро догадался, что Клео помогает ей, или, может, сама Клео рассказала ему? Во всяком случае, он потребовал от Симоны правды, затем стал настаивать, чтобы ему дали возможность помогать им.

— Ханне слишком опасно выходить во время комендантского часа, — спорил он. — Я могу ходить в казино, не вызывая подозрений. Я играю иногда, потому что это позволяет мне носить записки Орелии и матери. Доверься мне, Симона.

Рабам уже стало известно, что «наездница» помогает тем, кто решился бежать. С тех пор как Ханна отвела Долл в казино, трое мужчин-рабов обратились к Симоне во время ее утренних прогулок и с помощью Алекса были отправлены в рискованный путь на Север. И Алекс и Клео непреклонно скрывали происходящее от Орелии. Это было нетрудно, потому что Орелия была всецело поглощена приключением создания и рождения ребенка Алекса.

Симона лишь в общих чертах представляла, как помогали рабам отправиться на Север. Луизиана издала закон, еще больше затруднявший речной путь, а пешее путешествие было длинным и полным стольких опасностей, что Симона сомневалась, достиг ли кто-то из беглецов свободы. Она знала, что есть люди дальше к северу, помогающие им: ведущие их от станции к станции. Мелкие фермеры, или священники, или сочувствующие женщины прятали их днем и отправляли в путь ночью, иногда даже подвозили их, пряча в своих фургонах среди грузов.

Глядя с завистью на счастливую троицу в изголовье постели: отца, мать и новорожденного, — Симона говорила себе, что ей никогда не испытать такого счастья. Некоторое время она с испугом и желанием ждала, не будет ли у нее ребенка от Ариста, хотя понимала, что вряд ли с такой частой и безрассудной верховой ездой смогла бы забеременеть.

Она ничего не слышала об Аристе, и он не появлялся на традиционных праздничных балах. Он, видимо, все еще верил, что Чичеро Латур был ее любовником. Симона не могла простить его за то, что он сделал такой вывод, даже не спросив, почему смерть Чичеро так глубоко потрясла ее.

Но как бы она объяснила, не раскрыв то, что должно было оставаться тайной? Нет, все кончено. Она не должна мечтать об Аристе Бруно.

Ее жизнь сосредоточилась теперь на ненависти к рабству и его влиянии на мужчин Юга, этих высокомерных хозяев женщин и рабов, принимающих как должное то, что слуги бегут перед ними, открывая двери и выполняя любой каприз.

Алекс не такой, и отец тоже. Симона была полна решимости не позволять Алексу рисковать. И она была уверена, что Клео поддержит ее.

— Необходимо договориться с отцом Франсуа о крещении, — услышала она голос матери.

— В соборе? — предложила Орелия.

— Конечно.

— Я могу встретиться с отцом Франсуа завтра, если хочешь, — сказал Алекс.

Орелия посмотрела на сына, машущего невероятно маленькими ручками, пытаясь ухватить что-то, чего он не мог видеть.

— Он такой маленький! — Она посмотрела на повитуху, стоявшую в дверях в пальто и шляпе, ожидавшую, когда ей подадут экипаж. — Через месяц, может быть, мадам Пуаре?

— Возможно, — сказала женщина. — Я не советую спешить, когда ребенок слаб, но ваш сын здоровенький.

Решили, что сын и наследник Алекса получит свое прославленное имя в феврале, когда зацветает боярышник во влажных лесах.

День крещения выдался ярким и сухим, виденье весны между зимними дождями. Когда Арчеры прибыли в собор, двойными шпилями пронзающий небо над Джексон Сквер, Тони и Роб с детьми уже ждали их. Орелия развернула одеяльце Жана-Луи и расправила складки длинной изящной вышитой рубашки для крещения, подарок бабушки, хотя он и не знал этого. Тони бурно восхищалась, считая, как и Мелодия, что это подарок Симоны.

Ребенок Орелии мирно спал во время высокопарной латыни мессы отца Франсуа и красивого пения хористов. Когда подали сигнал, Алекс взял мальчика из рук Орелии и они подошли к священнику. Красивая рубашка свисала почти до пола, и по собору пронеслись восхищенные «ахи» прихожан, сменившиеся на тихое хихиканье, когда брызги священной воды вызвали яростный вопль из крошечного тельца.

— Нарекаю тебя Жан-Луи Наполеон Роже Арчер, — нараспев сказал священник, — во имя Отца и Сына и Святого Духа.

После этого они принимали поздравления и пожелания друзей и знакомых. Подошла Элен де Ларж, одетая в черное и с вуалью. Поговорив с гордыми родителями, она повернулась к Симоне:

— Теперь у вас есть еще один интерес в жизни, который отвлечет вас от ваших лошадей.

«Еще один?» Симона удивленно приподняла брови. Но Элен улыбнулась и прошла, уступив место следующему поздравителю.

— О чем она говорила? — тихо спросила Тони.

— Понятия не имею, — сказала Симона, но маленький червячок страха закрался в ее сердце. Знала ли Элен, что она занималась с Аристом любовью? Или намекала на что-то другое?

Когда они вышли из широких двойных дверей собора на солнечный свет, Симона увидела безобразного надсмотрщика Ариста и содрогнулась. Он не подал вида, что узнал ее, но остановил Роба:

— Позвольте поговорить с вами, мистер?