Хосе Марти. Хроника жизни повстанца - Лев Визен

— Я обнимаю новую революцию! — сказал ветеран.

Потом, как и на вокзале Тампы, в сыром воздухе звучали приветственные речи. Отель «Дюваль» встретил почетного гостя скрипом дощатых ступеней, гирляндой флажков и банкетным столом, накрытым на пятнадцать персон. Марти выступал трижды, словно подхваченный каким-то теплым, небывало ласковым ветром, не замечая обычных признаков близкого недомогания — болей в горле и груди.

На следующий день он лежал в кровати с компрессом и горчичниками. Когда доктор выходил в коридор покурить, Марти доставал бумагу и писал Гонсало де Кесаде: «Лежу в постели, очень болен. Но главное не это. Какие стоящие здесь люди! Сколько благородных сердец! Моя комната превратилась в комнату заседаний, здесь меня окружает любовь. Я не уеду отсюда, пока не сделаю все…»

К вечеру явилась официальная делегация клубов в составе Ламадриса, Пойо и Фернандо Фигередо. Марти знал о ворчании Фигередо и постарался завоевать старика тактичными похвалами. Кривить душой ему не пришлось — ветераны Кайо постоянно агитировали за независимость.

Прощаясь, Фигередо обнял Марти:

— Я, Фернандо Фигередо, обещаю: мы будем едины!

Спустя три дня, после новых встреч и бесед, Марти смог убедиться в своей победе. И тогда, забыв про микстуры, он просидел от зари до зари над документом, в заголовке которого стояло: «Основные положения Кубинской революционной партии». Параграф первый гласил:

«Кубинская революционная партия создается с тем, чтобы объединенными усилиями всех людей доброй воли достигнуть полной независимости острова Кубы и помочь освобождению Пуэрто-Рико».

О Пуэрто-Рико Марти писал не случайно. Либо Антилы вместе поднимутся и победят, либо вместе исчезнут из числа свободных народов — третьего, по его мнению, не было.

Теперь, после встреч в Тампе и Кайо, становилась реальностью мечта, о которой он никогда не говорил раньше. Он призывал к единству, обличал аннексионистов и сторонников испанской Кубы, но еще не выступал с призывом сформировать партию революции. И, выступив, наконец, с этим призывом, он вложил в него всю свою убежденность, основанную на опыте многолетней борьбы за свободу.

Он был уверен: победить можно только после создания прочного политического союза патриотов. Именно партия, и только партия, может стать силой, возглавляющей — и возглавляющей победно! — будущую революцию на Кубе. По замыслу Марти, Кубинская революционная партия должна была «объединить вчерашних вождей и солдат освободительного движения с рабочими, фабрикантами, ремесленниками и торговцами, объединить весь кубинский народ».

Ламадрис, Пойо и Фигередо одобрили «Положения». Вместе с ними Марти отправился на специальное заседание клуба «Сан-Карлос».

В двухэтажном деревянном доме, где размещался клуб, бывали Сеспедес и Гомес, Масео и Гарсиа. Но никого из них не ожидала столь многочисленная аудитория. Задолго до начала митинга двери пришлось закрыть — зал не мог вместить всех. 3 января 1892 года в «Сан-Карлосе» витал дух уверенности в победе.

Марти не стал говорить о партии как о решенном деле, хотя многие патриоты Кайо были готовы счесть, что после составления «Положений» организационные проблемы позади. Он сказал лишь, что единство, по его мнению, завоевано.

Он не мог не принять хоть трети из бесчисленных приглашений на завтраки, обеды, ужины и коктейли и прилежно путешествовал по городу еще два дня.

На фабрике «Гато» его засыпали цветами, на фабрике «Каэтано Сориа» в его честь прозвучал боевой сигнал на трубе и залп из ружей, на фабрике «Ла Роса Эспаньола» женщины подарили ему сде-ланный из белых ракушек крест. Всюду его ждали накрытые столы, и табачники, прекращая работу, поднимали стаканы с пивом за его здоровье. Он произносил ответные речи с трибун и со стульев, с пустых бочек и подножек фаэтона. Много раз в жизни до этого он считал себя счастливым, но теперь ему казалось, что истинное счастье пришло впервые.

Вечером 5 января двадцать семь представителей клубов Тампы и Кано-Уэсо собрались за накрытым кубинским флагом столом в отеле «Дюваль», чтобы обсудить принципы деятельности Кубинской революционной партии. Марти получил слово первым, он говорил долго, и никто ни разу не перебил его.

Кубинская революционная партия должна была стать организацией, объединяющей все социальные слои на платформе общенациональной борьбы за независимость и свободу Кубы. В партии могли сотрудничать во имя этого все: и республиканцы, и анархисты, и социалисты.

К полуночи принципиальные основы программы и устава партии были одобрены.

Доработка документов поручалась Марти. 6 января он выехал из Кайо на материк, а 8-го устав и программу единодушно поддержали клубы Тампы.

И снова тянулись за стеклом вагона флоридские апельсиновые рощи. Марти ехал в Нью-Йорк, чтобы позвать под уже развернутые знамена самую трудную, самую разобщенную колонию кубинских эмигрантов. Полный надежд, он сидел на жесткой скамейке, думая о том, что идея независимости Кубы уже сейчас объединяет сотни и тысячи кубинцев с самыми разными жизненными идеалами: социалиста Балиньо и фабриканта Герра, сигарочников негров во главе с Брито и элегантных юношей, друзей Эмилио Карбонеля. Будущее Кубинской республики все они видели по-разному. Стоило ли уже теперь спорить о нем? Вряд ли. Предугадать будущее заранее означало бы исказить его. Хотя, конечно, справедливо было бы предоставить земли тем, кто будет их обрабатывать… Но сейчас главное — независимость. Порабощенные Антилы могут стать только военным форпостом американского Рима. Антилы свободные станут гарантией равновесия, независимости и счастья Испанской Америки.

Так, полный надежд, ехал Марти на север.

Статья в гаванской «Ла Луча», без опоздания доставленной почтой на Фронт-стрит, называлась «Открытое письмо сеньору Хосе Марти в эмиграции». Энрике Кольясо, Рамон Роа и два других бывших офицера сражающейся республики «отвечали» на речь Марти в Тампе. Удар наносился расчетливо. Авторы знали, что пока газета дойдет до Марти, ее прочтут в Гаване, Сантьяго, Тампе и Кайо.

Трудно сказать, что именно побудило ветеранов оскорбить Марти. Вернее всего, столь неожиданная для них поддержка «штатского» эмигрантами Тампы, поддержка, в которой сторонникам военной диктатуры было в той или иной форме отказано.

Из письма так и выпирало недовольство поведением «того, кто становится в позу апостола и выманивает деньги из эмигрантов». Письмо кончалось так: «Позволь сказать тебе, Марти, что если снова наступит час принести жертвы на алтарь свободы, мы, возможно, не сможем пожать тебе руку на полях Кубы, так как ты, конечно, будешь по-прежнему преподносить уроки патриотизма эмигрантам, укрывшись в тени американского флага».