Ущелье дьявола - Александр Дюма

Трихтер и Фрессванст не принимали участия в танцах. Они предались исключительно возлияниям. Ровно в полночь Самуил Гельб, в качестве милостивого тирана, который не хотел ни предписывать излишеств, ни ограничивать их, подал сигнал к отступлению.

— Вот теперь наступил трудный момент, — со вздохом проговорил Трихтер. — Ведь мне надо еще провести Лолоттку в Ландек… Да, брат, проводить… до самых дверей.

— Ну ничего, я тебе пособлю, — сказал тронутый Фрессванст.

— Вот спасибо, дружище! От всей души благодарю тебя, сказал Трихтер, стискивая ему руку.

Два пьяненьких, важные и безмолвные, проводили возбужденную и болтливую Лолотту до деревни. Когда они доставили ее в целости и сохранности до ее жилища, Трихтер сказал Фрессвансту:

— До смерти пить хочется.

— Я так и думал, — подтвердил Фрессванст. Трихтер красноречивым жестом, с блаженной улыбкой на устах, указал своему другу на гостеприимную дверь некоего заведения, которую можно было различить, благодаря мягкой и прозрачной тьме великолепной ночи. Не прибавляя ни слова к своему жесту, Трихтер постучал в дверь. Никакого ответа на этот стук не послышалось. Трихтер снова постучал покрепче. Вместо ответа послышался только лай собаки.

— Эй вы! Кто там есть! — принялись кричать Трихтер и Фрессванст, пихая ногами дверь.

Собака заливалась свирепым лаем.

— Видишь, теперь мы втроем подняли гвалт. Авось, кто-нибудь нас и услышит… Ага, открывается окно.

— Что вам надо? — спросил чей-то голос.

— Водки, — ответил Трихтер. — Мы бедные путники, и у нас вот уже пять минут маковой росинки во рту не было.

— Мужа нет дома, — ответил голос.

— Нам и не надо вашего мужа, нам надо водки.

— Подождите.

Спустя минуту какая-то полусонная старуха открыла дверь и появилась на пороге с зажженной свечой в руках, усиленно моргая глазами. Она поставила свечку на стол, около нее поставила два стакана, подошла к шкафу и принялась шарить в нем.

— Ну, вот тебе и раз! Тут больше нету ни капли, — сказала она. — Муж затем и поехал в город, чтобы запастись товаром… А, вот! Погодите-ка, тут, кажись, осталась водка.

И она поставила на стол бутылку, на две трети опустошенную.

— Да тут и четырех рюмок не будет! — проговорил Трихтер с ужасной гримасой. — Что же это такое? Капля воды в пустыне. Но что же делать, выпьем, что есть.

Они проглотили ничтожную порцию одним махом, расплатились и с бранью вышли.

Старуха, прежде чем снова улечься, начала прибираться в комнате, и пока она возилась, вернулся ее муж.

— Ты что же это, старуха, не спишь? — спросил он.

— Да пришли двое студентов, пьяные, разбудили меня, заставили подать водки.

— Какой водки? Водки у нас не было, — говорил муж, снимая с себя разные узлы и сумки.

— Как не было? — ответила кабатчица. — Вот тут в бутылке еще осталось.

Муж уставился на пустую бутылку.

— Так это самое они и выпили? — спросил он.

— Ну да, — ответила жена.

— Несчастная! — крикнул он, хватая себя за волосы.

— Что ты?

— Да ты знаешь ли, что ты дала им?

— Что дала? Водку!

— Крепкую водку!

Оказалось, что неосторожная кабатчица угостила молодых людей разведенной азотной кислотой. Услышав восклицание своего мужа, она вся позеленела.

— О, Господи, ты, Боже мой! — бормотала она. — Я уж спала… Ночь ведь была… Я наливала, а и сама не видела чего…

— Ловко мы с тобой влопались! — отозвался муж. — Теперь эти молодые люди либо умерли, либо лежат и корчатся где-нибудь на дороге, а нас с тобой и прихлопнут за отравление.

Старуха разразилась рыданиями и хотела было броситься на шею своему мужу, но тот свирепо оттолкнул ее.

— Реви, реви, теперь! Это нам послужит впрок… Экая Разиня! Не могла разобрать, чего даешь. Ну, что делать? Бежать, что ли?… Поймать… Эх, недаром дядя все отговаривал меня сорок лет тому назад, чтобы я не женился на тебе.

Не будем распространяться о том, какую горестную ночь провели эти Филемон и Бавкида. При первых лучах утренней зари Бавкида уже стояла у дверей своего кабачка, покорно выжидая своей участи. Вдруг она испустила пронзительный вопль. Она увидела двух… нет не людей, она увидела двух призраков, прямо шествующих к ней.

— Что такое? — с трепетом ужаса спросил ее муж.

— Они!

— Они? Кто они?

— Те самые, вчерашние.

— О, — простонал муж, падая на стул. Трихтер и Фрессванст, совершенно спокойные, полные простоты и достоинства, вошли и уселись за стол.

— Водки! — возгласил Трихтер. И он прибавил к этому:

— Такой же самой, вчерашней.

— Да, да, такой же самой, вчерашней! — подхватил Фрессванст.

Глава пятьдесят первая Фейерверк с разных точек зрения

Так прошло три или четыре дня посреди этих развлечений, которые, благодаря мощному изобретательному гению Самуила, постоянно разнообразились. Он умел извлекать из всего пользу: из леса и реки, из деревни и из замка, из науки и удовольствия, из мечты и из жизни.

Из Гейдельберга приходили известия, которые, в силу контраста, повышали радостное настроение в Ландеке. Один из фуксов тяжело захворал, как раз в то время, когда совершилось выселение в Ландек. Болезнь задержала его тогда в Гейдельберге. Как только он поправился, он тотчас же присоединился к своим товарищам. Он нарисовал самую мрачную картину покинутого Гейдельберга. Улицы были пустынны, лавочки не торговали. Мертвое молчание воцарилось над проклятым городом. Днем безмолвие, ночью тьма. Купцы печально затворяли свои лавки и оставались наедине со своими купчихами и товарами. Профессора, которым некому было читать лекции, со скуки принялись за диспуты между собой. И все эти науки профессоров, все сукна и материи купцов, все вина трактирщиков, вместо того, чтобы обращаться в мозгах, на плечах и в глотках грустно лежали и кисли в лавочках, на бездействующих кафедрах, словно тина в стоячем болоте.

Профессора и купцы, в конце концов, начали ссориться между собой, слагая друг на друга ответственность за эмиграцию. Зачем купцы обидели Трихтера? Зачем профессора подвергли осуждению Самуила? Приближалась минута, когда академическая кафедра готова была вступить в рукопашную с лавочной конторкою.

Все эти новости только удвоили воодушевление студенческого лагеря, а Самуил для того, чтобы все это отметить особым праздником, в тот же вечер устроил удивительный фейерверк, изготовлением которого он занимался уже три дня.

Он установил потешные огни на другом берегу Неккара. Нет ничего удивительнее и красивее этого зрелища ракет и бураков, отражающихся в воде, и огненных букетов, принимающих внизу вид перевернутого вулкана. Фейерверк удваивается, из одного выходит два: один в небе, другой в воде.