Счастье потерянной жизни т. 2 - Николай Храпов

Медленно он брел по тротуару, пропуская бегущих на трамвай, рассчитывая, что тот сейчас тронется. Однако, трамвай с третьим номером предательски не двигался и дождался, пока он тихим ходом подошел к нему. Через минуту, медленно, не закрывая дверей, он проехал мимо Михаила.

Прошло после этого еще несколько трамваев, но "двойки", как он рассчитывал, не было. Сердце у Михаила сильно взволновалось от загадочной задержки, но потом вдруг замерло, и голова медленно опустилась на грудь, как у человека в чем-то провинившегося. Не торопясь, мимо него прошел опять третий номер и, дрогнув, остановился.

Михаил отошел немного назад, уступая дорогу проходящим людям, и стоял, как вкопанный. Подгоняя "тройку", второй номер, сигналя, просил для себя место на остановке. Юноша, с глубоким вздохом, вошел в него и сел на сиденье.

Сильные мысли, как набат о бедствии, раздирали душу: "Это ты, кто так строг был все годы к себе и к своим близким, в таком решительном и ответственном деле, по-мальчишечьи, легкомысленно разыграл лотерею, да еще и нечестно? Это ты так решаешь жизненно важный вопрос? А где Бог твой?" Но Михаил чувствовал, что почва под ногами поколебалась, и он предался течению.

Вдруг вагон сильно вздрогнул, резко замедлив ход, наклонился на бок и с грохотом остановился почти поперек пути. "Сошел с рельс!" — раздалось в толпе, и люди через несколько минут, убедившись, что "здесь толку не будет", один за другим покинули трамвай. Проходя мимо, все с удивлением глядели на Михаила Шпака, а он, совершенно раздавленный своим поступком, сидел, не зная, что ему делать. Потом, как бы немного ободрившись, решил:

— Осталось последнее, теперь, я уже так или иначе, пойду любым путем к Дине и, придя, сразу сделаю ей предложение. Если она откажет мне или ответит неопределенностью, то я тут же попрощаюсь и поеду к Татьяне, ведь она мне ясно ответила: "Сам Бог все усмотрит и даст свидетельство."

А если Дина согласится?.. Нет, она не должна согласиться, ведь она такая серьезная сестра, рассудительная… нет, нет, — и облегченно вздохнув, Миша вскоре оказался у ее калитки.

Едва он ухватился за ручку, калитка открылась, и перед ним оказалась сама Дина.

— Мама! Мама! Посмотри, кто к нам пришел! — с торжеством воскликнула Дина и, не отнимая руки от приветствия, провела его в дом. В дверях она добавила: — А мы только что вспоминали и вас… — но тут она несколько смутилась, слегка покраснела и, склонив голову немного, тихо закончила — садитесь.

Не торопясь, вошла мама Дины и, поздоровавшись, села против Миши по другую сторону стола. Сбоку села Дина.

Решимость и уверенность в своих предложениях Михаила не покидали, и он тоном, каким всегда беседовал с людьми, непринужденно, глядя, то на Дину, то на ее маму, заявил:

— Сестра Дина и Мария Никифоровна, я пришел к вам по очень важному вопросу, поэтому встав, попросим благословения у Бога на нашу беседу.

После краткой молитвы Миша также открыто, посмотрев на старушку-мать, а затем на Дину, сказал:

— Мои дорогие, Мария Никифоровна и сестра Дина, моя скитальческая, одинокая жизнь сильно изнурила меня, поэтому я просил у Господа, чтобы Он определил мне подругу жизни, чтобы мы вместе с ней могли разделить жизненное поприще, и служить Ему. Вот я и пришел сюда сегодня, чтобы сделать вам, сестра Дина, предложение — разделить со мною жизнь в брачном союзе, а вы Мария Никифоровна, чтобы благословили нас на это.

Мать Дины долго, молча, смотрела в глаза Михаилу, потом перевела взгляд на дочь и ответила:

— Пусть решает она, ей жить!

Дина мельком взглянула на мать и, нагнув голову, долго-долго молчала. Водворившаяся тишина, привела к раздумью и Михаила. Прежняя уверенность в отказе Дины с каждой минутой исчезала, уста его сковало, и он молча ожидал, но не того, на что рассчитывал. Какой-то далекий, внутренний голос напомнил ему: "Не шути, юноша, жизнью не шути!"

— Ну, чего молчишь, решай, тебе жить! — обратилась мать к дочери.

Дина подняла голову и, посмотрев на Мишу, светящимися от счастья глазами, и опять наклонившись, тихо сказала:

— Я согласна!

В июне месяце 1938 года их, в узком кругу друзей, торжественно повенчали.

Молодая жена Михаила с первых дней окружала своего мужа большой заботой и вниманием. Неузнаваемо его преобразила внешне и благословила на служение, постоянно сопровождая его, даже в самых опасных местах. Друзья радостно поздравляли их, и особенно дом Кабаевых, только Екатерина Тимофеевна, как-то проницательно глядя ему в глаза, спросила:

— Миша, что-то я замечаю, что в твоих глазах неполная радость, пред Богом у тебя все в порядке?

Миша, хотя и неубедительно, но старался успокоить своего старого друга.

Женитьба Шпака не отразилась на его служении, он с прежней ревностью и самоотвержением продолжал труд благовестника и в такое время, когда дети Божий были совершенно разрознены. И как бы противники не ухищрялись в гонениях, у христиан накапливался опыт служения. В этих условиях, общения не прекращались.

Михаилу приходилось посещать не одну группу, и везде он был желанным, дорогим. Кажется, с каждым годом он обогащался мудростью от Господа: и в житейских вопросах, и в деле Божьем.

Постоянно он был окружен людьми: христиане с самыми разнообразными вопросами обращались к нему и получали исчерпывающие ответы. С радующимися он радовался, с плачущими — плакал. Проповедующие старцы и оставшиеся служители, по-прежнему прятались в своих домах и появляться в общениях боялись. Но дело Божие не останавливалось.

* * *

К 1944 году противники христиан усилили свою работу и решили любой ценой проникнуть в христианскую среду. С этой целью участились случаи вербовки верующих органами НКВД.

Жертвою такой вербовки оказался муж Любы Кабаевой — Гордеев Федор.

Однажды, он не явился в обычное время с работы, и семья, в сильном волнении, прождала его до полуночи. Только после полуночи, он пришел измученный, угрюмый и неузнаваемый.

После настоятельных вопросов жены и Екатерины Тимофеевны, Федор в слезах признался, что его вызывали и увезли к себе сотрудники НКВД, долго настоятельно требовали от него, чтобы он доносил им все о жизни и служении христиан, как в общем, так и об отдельных личностях. Вначале, добивались путем заманчивых обещаний в улучшении материальной жизни, а когда это не помогло, перешли к методу угроз. Когда же и это им не удалось, тогда перевели его в какую-то комнату, откуда, как ему показалось, доносился плач его детей. Тогда один из сотрудников НКВД предупредил, что если он не даст подписку — доносить им о верующих, то он больше не увидит своих детей и, сказав это, он на долгое время оставил его одного.