Воспитание грубиянки (СИ) - Форс Элен

Разговор.

Эмма.

Мне хотелось сказать ему, что я рада видеть его. Рассказать как скучала и тайно мучалась, что он мог умереть. Не призналась даже себе, что с его исчезновением часть меня сгорела заживо дотла. Но вместо этого я наговорила все эти гадости, которые были лишь отчасти правдой.

Было ли мне стыдно? И да, и нет.

Джо не помнил ничего и считал себя приличным семьянином, которого пытались убить. Он знал ли он на что свободен?

Женя уверенно держалась полосы, не сбавляя скорости. Она не выглядела уставшей, несмотря на время. Мы не разговорили с ней, и мне было комфортно. Не было желания обсуждать происходящее.

Мы просто приехали во Владимир ночью в дом ее родственником, которые как оказались уехали на время пожить в Израиль. Я не стала спрашивать о ее корнях, вопрос сам напрашивался после выбора страны для проживания. Женя помогла мне обустроиться и рассказала, где что лежит.

Когда мы выезжали из дома, Джо вручил мне карточку на имя Ренаты Алексеевой. Я даже не знала кто это, и не стала заморачиваться. Не хотелось знать правду. Кто она, и почему у меня ее карта.

Мама оставалось в доме с Джо и дядей Витей, чтобы не привлекать внимание. Мы долго с ней обнимались и целовались на прощания, перешептываясь и умоляя друг друга не плакать.

Дядя Витя по-отечески поцеловал меня и попросил беречь себя. В его взгляде было столько теплоты и понимания, что я чуть не разрыдалась. У меня не было настоящего отца, но я бы хотела, чтобы он был такой же, как он.

Джо не сказал мне слова, он лишь до последнего удерживал на руках нашу малышку, укачивая и целуя в лобик.

У нас не хватило сил сказать друг другу и слова.

— Это телефон зарегистрированный на друга моего брата, если что-то понадобится — звони. — Женя положила на стол старенький смартфон с кнопками. — Надеюсь, что ты тут ненадолго.

— Все лучше, чем с Дато. — честно отвечаю ей безликим голосом. — Мне нравится тут.

Она лишь кивает. Что мне нравится в Жене, так это то, что она никогда не лезет в душу и не мучает расспросами.

Только оставшись в огромном доме с ребёнком, я поняла, что никогда не жила одна и не могла себя назвать самостоятельной. Первые дни мне было трудно, за последний год я растеряла коммуникационные навыки, но постепенно стала вливаться в ритм небольшого городка.

Одиночество даже шло мне на пользу, я могла расслабиться и собраться со своими мыслями, подумать чего хочу для себя и что для своего ребенка. Вечерами я скучала по Джо, мне хотелось свернуться калачиком и лечь рядом с ним, уткнувшись носом в его подмышку. Мне был нужен его запах.

Но чем больше я была одна, тем сильнее убеждалась — Джо был не нужен мне. Он был порохом, рядом с ним от любой искры происходил взрыв, разносящих мою жизнь в клочья. Теперь у меня была дочь, и я несла за нее ответственность.

Да. Джо был мне не нужен.

Джо.

В его глазах не было и намека на чувство. Ангел смотрел на меня затравлено, испуганно и безразлично. Эмма презирала меня и не хотела видеть. Надежды, что между нами при встрече вспыхнут чувства и все беды отодвинутся на второй план, рухнули.

Темный Джо внутри меня хотел встряхнуть ее и взять прямо в комнате. Там, после душа. У меня не было секса слишком долго, а Эмма так чудесно пахла.

Но я не решился, не позволил сделать ей больно.

В новом офисе все было лаконично, никаких излишеств. У меня не было сейчас денег на роскошь, и времени для обустройства.

— Выглядишь паршиво, сколько ты не спал? — Виталик в чёрных брюках и рубашке выглядел как минимум странно. — Может быть ты отдохнёшь?

Все эти дни я занимался двумя вещами: искал компромат и занимался, чтобы все вспомнить. Какие-то воспоминания из прошлого настигали меня в самых неподходящих местах, но нужные все еще скрывались от меня.

— Отвали.

— Джо…

— Честно, Веталь! Не до тебя!

Друг фыркает. Нас прерывает стук в дверь. В кабинет входит невысокая женщина с заплаканным лицом, она оглядывает нас и робко стоит у входа.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что ты тут делаешь? — грубо спрашиваю ее, не желая видеть мать.

История.

Джо.

Женщина неуверенно проходит внутрь, бросая взгляд полный замешательства на Виталика, к груди она прижимает толстую папку.

— Я хотела поговорить с тобой. Один на один. — ее слабый голос вызывает во мне жалость.

— Мне нечего скрывать от близких для меня людей. — отвечаю грубее, чем хотел, но не могу сдержать презрения к ней. — Ты проходи, но главное, не чувствуй себя как дома.

— Что с тобой? — странно спрашивает она меня, сузив глаза и оглядывая внимательно, пытаясь как будто что-то найти. — Ты что ничего не помнишь?

Ее слова застают меня врасплох. Говорят, что материнское сердце все чувствует, но эта женщина никогда не была полноценной матерью. Она променяла меня на Дато.

— Перед твоим исчезновением ты отдал мне эту папку. — она говорит так тихо, что еле различаю слова. — И попросил ее сберечь до этого момента. Мне кажется, самое время ею воспользоваться. Эмма ведь в безопасности?

Я оглох от грохота падающей челюсти. Думал, что ничто не может меня удивить, но жестоко ошибался.

— Дай, пожалуйста, папку. — протягиваю руку, испытывая инфаркт. Все это время мы искали материалы там, но даже не могли предположить, где я додумался их спрятать. В Толстой папке были документы: договора, схемы с подписями Дато, обличающие его во многих махинациях.

Но поразило меня не это…

В самом конце было заключение смерти моего отца, где было зафиксировано, что его отравили, он умер ни от сердечного приступа. К заключению были приложены фотографии его бездыханного тела.

У меня пересыхает во рту. Такого я не ожидал. Если эти фотографии были приложены к этой папке, то это могло значить лишь одно…

Я даже не заметил, как помял несколько листов.

Мое лицо исказилось от боли и злости. Дато убил моего отца.

Внутри меня что-то щелкнуло. Перемкнуло. Меня повело. Воспоминания хлынули потоком.

Женщина, которая называлась моей матерью, села на диван, закрываю лицо руками. По ее щекам текли слезы. Она плакала бесшумно, без единого всхлипа.

Теперь я помнил все.

— Мама. — подхожу и обнимаю ее за плечи, вспоминая наш разговор в день моего исчезновения. — Прости…

После того, как Эмму увезли в больницу, я поехал в офис, чтобы забрать из сейчас пистолет и компромат на Дато, я собирался с ним поквитаться, отомстить за то, что он хотел сделать с Куколкой.

Мама поймала меня уже на выходе, она настойчиво умоляла уделить ей пару минут, чтобы переговорить. Я не хотел тратить на нее время, но она была настойчива. Она принесла мне заключение о смерти отца и рассказала свою историю.

«Твой отец с Дато только в юности были друзьями. Очень скоро их пути разошлись, Дато был завистливым и жестоким. Он хотел обладать всем, что было у твоего отца. Когда мы поженились, он не мог найти себе места, просто в бешенство приходил.

Семь лет мы были счастливы и беззаботны, не подозревали, что где-то нам отмеряно время. Я и не подозревала, что все эти годы Дато мечтал насолить твоему отцу. Он тщательно вынашивал план мести, как отобрать все у своего друга.

Однажды, он пришел к нам на ужин. Якобы обсудить рабочие моменты, хотя твой отец давным-давно организовал рабочие моменты так, что они не пересекались. Ужин получился вкусным, и мужчины не ссорились. Разговор получался мирным. Дато посидел и уехал. Он был очень любезным, что ни могла не настораживать.

Через несколько часов у отца случился приступ, после которого он умер.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Экспертиза показала, что его отравили.

Я хотела засадить Дато в тюрьму, но в полиции официально поменяли причину смерти, изменили на сердечный приступ. У меня просто не было доказательств. И тогда, Дато пришел к нам домой. Он поставил условие: твоя жизнь в обмен на меня. Весь бизнес, деньги твоего отца и я должны были отойти ему в полное пользование, только тогда ты останешься жив.