Струна и люстра - Владислав Крапивин

— Как? — Валерий помнил все, что касалось Грина.

— Дорога так просто не вернет его, у нее свой закон равновесия. Но если бы вы заменили там мальчика… раз уж вы повернули направо. Тогда…

— Как заменить-то? — перебил Валерий нетерпеливо и, кажется, не очень вежливо. — Что я должен? — Существование опять приобретало определенный смысл.

— Это просто, голубчик. Вам не надо его догонять. Только…

— Что?

— Видите ли… вам придется стать таким, как он. И внешне, и… вообще… Как говорится, вернуться в отроческие годы. Однако там, на Дороге, не все ли равно…

«А Юна?» — прыгнула мысль. И тут же другая: «Какая теперь Юна…»

— Ладно, — горько сказал Валерий. — Куда ж деваться…

— Значит, вы согласны? — тихо возликовал старенький член Музейного совета.

— Я спасатель, я обязан…

— Вы изумительный спасатель! — искренне восхитился Максим Максимыч. — Ваша операция на вокзале… Вам Валерий Павлович, наверняка поставят памятник…

— А оно мне надо? — хмыкнул Валерий. — Лучше скажите, никто из наших ребят не пострадал?

— Ну… — замялся старичок. — Есть пострадавшие. Но они выживут, врачи это утверждают однозначно…

— А заложники? Ребятишки?

— Там всё слава Богу…

— Слава Богу, — сказал и Валерий. — А куда мне теперь идти-то?

— Лучше всего вон в ту калитку. Сразу окажетесь на шоссе. Справа потянется бетонная стена. Вам придется прошагать вдоль нее достаточно долго, но… в конце концов увидите в стене дверь. Запертую. Сейчас я дам ключ… Вот. Не обижайтесь, что такой музейный экспонат, другого нет. Видите, какой старинный предмет… — Максим Максимыч протягивал Валерию ржавый ключ с хитрой многозубчатой бородкой и узорчатым кольцом. Большущий, длиной сантиметров тридцать.

— Сказка про Буратино… — усмехнулся Валерий и взял. Ключ был очень тяжелый.

— Да. Поворачивайте его вправо. И… спасибо вам, голубчик… — Максим Максимыч вдруг неловко обнял Валерия за талию, прижался на миг лицом к его прожженной клетчатой рубахе. Откинулся назад. Шляпа его упала. Валерий быстро поднял ее, протянул старичку.

— Открою дверь, а что дальше-то?

— А дальше — ничего. Шагнете в нее и… ступайте. Там — как повезет. И мальчику, и вам…

— Прощайте, Максим Максимыч… — осторожно сказал Валерий. И, не оглядываясь, пошел к калитке. Краем глаза он заметил, будто слева, вдали, виднеется памятник букве И, но присматриваться не стал — знал: зацарапает сердце…

За калиткой сразу открылся узкий асфальтовый тракт, ведущий через пустое поле. Над полем пересвистывались утренние птицы. Скоро асфальт затерялся в траве, потянулась вместо него широкая тропа. А вдоль тропы, справа, встала бетонная стена. Все, как предсказано…

Солнце светило сзади, перед Валерием шагала длинная тень. Потом она стала делаться короче, уклоняться вправо. А тропа и стена все тянулись, тянулись, утомляя однообразием. Ключ тяжелел, ржавчина щипала вспотевшую ладонь.

«А есть ли она вообще, эта дверь?»

Солнце жарило спину, потом левое плечо. Но в конце концов оно стало тусклым, увязло в сероватой дымке. Зато впереди засветило через дымку яркое пятнышко — словно за пепельным слоем пряталась лучистая звезда (лучи иногда прокалывали пелену). Это нравилось Валерию, вносило в душу какую-то новизну…

Один раз Валерий разглядел прислоненное к стене громадное колесо. Рядом стояла на бетонном выступе пластиковая бутылка. Почему-то вспомнилась другая бутылка — сплющенная бортом катера о причал и потом старавшаяся обрести прежнюю форму.

«Старайся и ты, Перекос…»

Двери в стене, однако, не было. Заметил он только узкий пролом, за которым угадывались прохладные березовые листья. Но пролом — не дверь, и Валерий не стал нарушать предписание (да и не пролез бы, пожалуй, в такую тесную дыру).

Дверь обнаружилась, когда он потерял счет времени (часов не было, их сорвало взрывом). Монотонность стала похожей на полудрему. И возникшая в стене дверь была, как удар, который эту полудрему вмиг развеял!

Дверь впечатляла. Сводчатая, из тяжелых плах на шипастых чугунных петлях, с железным кренделем вместо ручки и тускло-медной пластиной в которой чернела замочная скважина. Подстать ключу.

Валерий воткнул ключ. Стал поворачивать вправо. Как и полагается в таких случаях, ключ заупрямился.

«Ты мне поупирайся, скотина», — сказал Валерий и надавил двумя ладонями. Видимо, ключ, обиделся на «скотину». Уперся — ни взад, ни вперед.

«Ну, ладно, я погорячился, извини…» — Ключ, однако, не прореагировал на извинение.

«Ржавый утиль…» — И Валерий, стиснув зубы, налег на кольцо изо всех отчаянных сил.

Никакого результата. Оказалось даже, что и вытащить нельзя, засел.

Валерий мучился с полчаса. Плюнул. И наконец сообразил: нужен рычаг. Огляделся. Неподалеку торчал из стены арматурный прут. Валерий вцепился в него, как в спасение. Начал качать, гнуть, ломать. Прошло, наверно, еще с полчаса, прежде чем на железе обозначился излом. Потом излом увеличился, заблестел свежим металлом, и прут отвалился.

«Ну, теперь держись…» — злорадно сказал Валерий ключу. Всунул ребристую железину в узорное кольцо. Ключ повернулся неожиданно легко… Нет, не ключ повернулся, а только его кольцо! Оно повисло на пруте, отломившись от четырехгранного толстого стержня.

Валерий отшвырнул железяку с кольцом на десять метров.

«М-м…» — И он добавил еще несколько слов. Было ясно, что дверь не открыть.

Валерий неожиданно успокоился. «Значит, не судьба…» Потом подумал: «А может, вернуться к пролому и попытаться пролезть? Или перебраться через стену?» Нет, ничего толкового не получится. Валерий понимал это ясно, не зря же он в свое время копался в хитростях межпространственных конфигураций…

«Ну торчи здесь до конца дней», — сказал Валерий ключу и назвал его словом, которое не произносят при детях.

И услышал за спиной:

— Привет, «Недядя»!

Это были два коричневых «лягушонка». Те самые загорелые пацанята, которых он встретил на речном откосе, когда впервые появился в Инске. Он сразу узнал их! Тем более, что они опирались на знакомый чугунный штурвал от старинного парохода. Тот, который Валерий помог им дотащить до «рулевой рубки» на обрыве.

Валерий заулыбался. У него не просто губы расплылись в улыбке, а он будто весь растекся в ней, как масло по теплой сковородке. В радостном ожидании, что сейчас случится что-то хорошее.

— Привет, капитаны! Вы тут откуда?!

— За тобой шли, — деловито сказал один.

— Еле догнали, — добавил другой. — Думаешь, легко тащить эту бандуру? — И он качнул рулевое колесо.

— А зачем… тащили-то? — все улыбался Валерий.

— «Зачем»… — слегка удивился «лягушонок» в зеленых трусиках. — Сам не понимаешь?

А тот, что в пестро-желтых, разъяснил:

— Ты нам тогда помог? Помог. Ну и мы теперь. Ты спасатель, и мы… тоже… Ну-ка, давай…

Валерий сразу понял, что надо делать. В ступице штурвала было четырехугольное отверстие для оси. Как раз для такой, как стержень ключа. Они втроем подняли рогатое колесо и оно точно наделось на обломанный ключ.

— Теперь поворачивай! — дружно сказали оба «лягушонка».

Валерий надавил на деревянную рукоять штурвальной спицы. Ключ не посмел противиться напору могучего колеса, повернулся вместе с ним. Дверь сама собой, как от пружины, отошла наружу с заливистым визгом.

— Ну, вот и все. Теперь шагай… — серьезно сказал один из близнецов.

— А вы… как вы обратно с такой тяжестью-то?

— Нам не привыкать! — засмеялись они оба. А потом тот, что в зеленых трусиках, посерьезнел:

— Шагай скорее. Время-то сыплется…

И Валерий шагнул в дверь.

Он тут же оцарапал голую ногу шиповником, зацепился джинсовой безрукавкой (как у Лыша!) за колючие ветки, дернулся. Он ничуть не удивился своему превращению — словно всегда был таким. Оглянулся на дверь, что бы еще раз увидеть коричневых близнецов, сказать: «Спасибо, ребята…»

Двери не было. Был кругом невысокий частый лес. И мальчик Валерка пошел через этот лес — с печалью и тревогой в душе и… с нерешительным любопытством: что же будет впереди?

Впереди были Пески.

Они открылись неожиданно, сразу когда кончился березняк. Перед мальчишкой возникло ровное красноватое пространство, покрытое ребристым свеем. Знакомое такое…

Валерка оглянулся. Сзади не было опушки, был тот же песок. Пустыня лежала везде — жаркая, но не страшная, привычная.

Остатки незнакомых механизмов, каменные идолы, обломки скал, черные тени от них. Размытое в сероватом небе солнце.

Подъехал всадник в белой накидке.

— Аакса танка, лана хоокко… (Удачи тебе, маленький путник.)