Многорукий Бог Далайна - Святослав Логинов

Удар копья болезненным толчком отдался в груди, но кольчуга выручила, а в следующее мгновение Шооран был на ногах. Он мог бы проткнуть потерявшего равновесие воина, но еще надеялся закончить дело миром и не хотел убивать. Он лишь выбил копье, ударив тупым концом гарпуна по пальцам, и тут же отступил на шаг.

– Я на вас не нападал. Что вам от меня надо?..

Удар не позволил ему договорить. Кто-то из противников, оставшийся в укрытии и не замеченный им, подкрался сзади и ударил по затылку.

Шоорана скрутили, сорвали сумку и жанч. Увидав открывшуюся под жанчем кольчугу, командир довольно протянул:

– Зна-акомая штучка! Как же ты попал так далеко от своей границы?

Шооран угрюмо молчал. В затылке часто стучала боль.

– Женшину он ишшет, – угодливо сообщил изгой. – Про женшину он шпрашивал.

Не переставая сгибаться в поклонах и прижав культяпки рук к груди, изгой поднялся и вдруг метнулся в сторону, намереваясь бежать. Но цэрэгам была хорошо знакома эта уловка, один из них ткнул древко копья между ног бегущего, калека кувыркнулся в нойт.

– Ку-уда?.. – засмеялся дюженник. – Шустрый какой…

– Меня-то жа што, добрые люди? – захныкал изгой.

– А кто чавгу жрал?

– Не я! – почему-то испугался изгой. – Это вот он, дьяволопоклонник!

– То-то я не видел… Давайте, братцы, пошли. Отбегали свое.

Раздирая предутреннюю мглу, прогудела раковина, и сухая полоса закопошилась, просыпаясь. Каторжники нехотя поднимались с земли, встряхивали одежду, на которой спали, натягивали ее и шли строиться на молитву. К этому мероприятию Шооран никак не мог привыкнуть. Дико было видеть, как десять дюжин взрослых мужчин становились на колени и повторяли вслед за старшим братом:

– Всеблагой господь, создатель вод, тверди и небесного тумана, вечный Тэнгэр! Благодарим тебя за прошедший день, просим дня будущего и жаждем жизни вечной на светлом алдан-тэсэге твоем. Охрани нас могучей мышцей твоей от многорукого рроол-Гуя и злых дел его. Тебе молимся и на тебя уповаем, ибо нет в мире бога, кроме тебя. Яви славу твою в делах светлых илбэчей твоих, их же любим благодарным сердцем… – каторжники нестройно выводили слова молитвы, и илбэч повторял вместе со всеми: – Их же любим благодарным сердцем во все века, покуда стоит далайн.

Не мог он к такому привыкнуть. Тошно было.

Еды по утрам не полагалось, после молитвы заключенные отправлялись на работы. Кто-то со спутанными ногами и под строгим караулом уходил на мокрое за нойтом. Работа считалась не тяжелой, но опасной. Явится рроол-Гуй – что тогда? Как бежать, если можешь сделать лишь небольшой шажок?

Другие, и Шооран в их числе, варили ухэры. Взгромоздив на авары костяные чаны, кипятили смердящий нойт, бросали в него искрошенные панцири собранных в мягмар тварей, высушенных ыльков, спутанный в клубки и ни на что больше не годный волос, иной хитиновый сор. Кашляя и задыхаясь, размешивали варево, а когда весь хитин растворялся, с надсадным криком снимали котлы с огня и выливали густую массу в огромную, выдолбленную прямо в скале ванну. Там наступала очередь мастеров, которые, впрочем, тоже были каторжниками. Возле ванны, поднимаясь чуть не на три человеческих роста, стояло странное сооружение. Костяные части делали его похожим на скелет невиданного, вставшего на дыбы зверя. Называлось устройство: «макальник». Сверху на толстых веревках – не хитиновых, упаси Тэнгэр, а из соломенной пряжи – висело тяжелое аккуратно обточенное и тщательно отполированное бревно. От горячего нойта древесина стала черной и лоснилась, густо смазанная салом жирха. Под громкие крики работников макальник со скрипом сгибался и окунал бревно в раствор. Не дав нагреться, бревно поднимали и окунали в холодную воду. Затем снова в нойт и вновь в воду. Постепенно на бревне нарастала корка хитина. Через неделю макания она достигала нужной толщины, тогда болванку высушивали, обрезали с одного конца, извлекали многострадальное бревно, а полученную заготовку отправляли оружейникам, которые доводили будущий ухэр до готовности.

Шооранов знакомец, оказавшийся на каторге своим человеком, распоряжался у макальника. Он нечленораздельно орал на подчиненных, шипел и плевался через дыру в щеке. Пластырь у него содрали сразу же, чтобы он ничем не отличался от окружающих. «Швободы» на каторге было немного, а вот «братштво» и особенно «равенштво» процветали вовсю. Кстати, покалеченного изгоя Маканым называли все. Шооран, увидев макальник, подумал было, что Маканый побывал в ванне. Но он тут же отбросил эту мысль: в горячем нойте человек не выжил бы и секунды. Рубцы на лице и руках Шоорана, оставшиеся со времен большой охоты рроол-Гуя, подтверждали это. Скорее всего, Маканый получил прозвище за свою профессию.

Когда облака начинали краснеть, работа прекращалась, каторжников выстраивали на новую молитву, а затем, все-таки, кормили. Давали недобродившую, скверно сделанную кашу. Разжевывая хрустящие зерна, Шооран недоумевал: неужели так трудно приготовить кашу хорошо? Она сама получится, надо лишь замочить зерно с вечера. Но, вероятно, тот, кто готовил пищу, считал, что каторжников надо содержать плохо, и дело свое исполнял.

После еды следовала третья молитва, во время которой присутствующие признавались в братской любви друг к другу. Затем пороли провинившихся. Наказывали за самые разные вещи: за плохую работу, за драку, за сказанное вслух черное слово. Особенно жестоко били сборщиков нойта, если обнаруживалось, что они собирали и ели чавгу. Есть чавгу считалось грехом и поклонением рроол-Гую. Маканого тоже пороли за это в первый день, а когда непонимающий, что происходит, Шооран сказал, что он вырос на чавге, то выдрали и его.

Лишь перед самой темнотой у каторжников оставалось немного времени, и тогда оказывалось, что они еще способны жить. Кто-то пытался подлатать одежду, кто-то беседовал, а из сгущающейся тьмы долетал тенорок местного сказителя:

– Рассказать, братья, могу я про женитьбу рроол-Гуя. Раз проснулся он в далайне и удивился крайне. Смотрит, спал пока, выросла новая рука. рроол-Гуй, он такой – Многорукому не впервой. Рука – ерунда, но такой еще не видал никогда. Не висит, не болтается, в локте не сгибается. И пальцев не разжать никак, хотя на конце есть большой кулак. Бедняга с рукой потерял сон и покой. Рука готова, а проку с нее никакого. Такою рукою ни тащить, ни хватать, а только пихать. Да вот беда: не знает куда. Досада взяла рроол-Гуя: думает, что ему делать с… рукою?..

Сначала Шооран решил, что при первой же возможности сбежит отсюда, но вскоре изменил намерение. Бежать было не так уж и трудно: лагерь стоял на сухой полосе всего лишь в одном оройхоне от огненных болот, которые уже не обрывались в далайн как прежде, и куда было легко уйти. Но Шооран сначала хотел разузнать о стране как можно больше, ибо надежда отыскать здесь Яавдай еще не совсем умерла.