Уральские сказы — I - Павел Бажов

Это только ловко сделанная вещь, то есть сделанная ремесленно, а не творчески. Данила же стремится, чтобы, глядя на его чашу, люди забывали об искусстве мастера и видели простой живой цветок. В этом, по мнению молодого камнереза, и заключается истинная сила мастерства. Данила хочет понять свой материал, «полную силу камня самому поглядеть и людям показать». Но здесь-то молодой мастер и совершает ошибку: он не идет дальше наблюдений, дальше подражания природе. Материал подчиняет его себе. Данила не привнес в работу творческой выдумки, поэтической обобщающей мысли и поэтому-то терпит неудачу.

Посчастливилось ему было: в поисках материала для своей чаши нашел он подходящую «малахитину». «Большой камень-на руках не унести, и будто обделан вроде кустика. Стал оглядывать Данилушко эту находку. Все как ему надо: цвет снизу погуще, прожилки на тех самых местах, где требуется… Ну, все как есть». Но хотя Даниле казалось, что камень «ровно нарочно для его работы» создан, — чаша не вышла. Выточил мастер «чашу, как у дурман-цветка, а не то… не живой стал цветок и красоту потерял». Не понимая еще причины своей неудачи, молодой мастер обращается за помощью к Малахитнице. «Не могу больше, — жалуется Данила Хозяйке горы, — измаялся весь, не выходит. Покажи каменный цветок». И несмотря на ее уговоры — «может еще попытаешь сам добиться», — настаивает на своем.

Не всякому дано видеть «каменный цветок». Растет он тайно в горе у Малахитницы. Сказочный образ «каменного цветка» символизирует красоту самого материала, ту красоту, что заложена природой и в обломке камня, и в куске дерева, — словом, в любом материале, какой требует усилий мастера, чтобы стать произведением искусства Кто увидел «каменный цветок», тот «красоту понял» и в силу этого становится «горным мастером».

«Горные мастера» — выученики Малахитницы. Они живут и трудятся в подземных владениях Хозяйки Медной горы. Их труд чудесен, они обладают умением придавать жизненность, казалось бы, мертвому материалу. Работа их «от нашей, от здешней, на отличку… У наших змейка, сколь чисто ни выточат, каменная, а тут как есть живая. Хребтик черненький, глазки… Того и гляди — клюнет».

Исполнилось желание Данилы-камнереза, проник он в тайную красоту природы, в красоту самой материи. Но этого оказалось мало. Материал не может подсказать всего того, что должен найти сам мастер, опираясь не только на свои наблюдения над природой, но и обязательно на способность к образному обобщению.

«Ну, Данило-мастер, поглядел? — спрашивает Хозяйка.

— Не найдешь, — отвечает Данилушко, — камня, чтобы так-то сделать.

— Кабы ты сам придумал, дала бы тебе такой камень, а теперь не могу. — Сказала и рукой махнула. Опять зашумело, и Данилушко на том же камне, в ямине-то этой оказался. Ветер так и свистит. Ну, известно, осень».

Бажов подчеркивает первостепенное значение человеческой поэтической выдумки. Пусть у молодого мастера только родится замысел, «камень ему будет по его мыслям», — обещает Хозяйка горы.

В поэтическом образе Хозяйки Медной горы у Бажова воплощена сама уральская Природа, вдохновляющая своей красотой человека на творчество, открывающая ему свои сокровенные тайны. Фольклорный образ Малахитницы претерпел здесь существенные изменения. Если в горнорабочих «тайных сказах» Малахитница — это только хозяйка горных недр, оберегающая свои сокровища, то у Бажова она является хранительницей секретов высокого мастерства. Больше того, она — воплощение вечной творческой неудовлетворенности.

Даниле-камнерезу, молодому мастеру, лишь начинающему трудный путь творческих поисков, противопоставлен старый малахитчик Евлаха Железко-мастер, овладевший вершинами своего искусства. Совершенство его мастерства в том, что, глубоко понимая сущность своего материала — малахита, «радостного камня и широкой силы», Евлаха умеет добиться гармонии между этим материалом и собственным поэтическим замыслом.

Фантазией мастера был создан такой узор на малахитовых покрышках, который, подчеркивая и выявляя характерные внешние особенности малахита: его неожиданные причудливые узоры, его меняющуюся окраску, так определяемую академиком Ферсманом («Цвета минералов»): «то бирюзово-зеленый, камень нежных тонов, то темно-зеленый с атласным отливом», — раскрывает этим путем внутреннюю сущность малахита, камня, в котором «радость земли собрана». Смотришь на малахитовые крышки к альбому, сделанные мастером, и видишь, что узор на камне — «как вешняя трава под солнышком, когда ветерком ее колышет. Так волны по зелени-то и ходят… Однем словом, мастерство!»

Мастерство Евлахи в том, что созданный им поэтический образ вешней травы в солнечный день, который так полно передает ощущение радости жизни, был найден и раскрыт в самом материале. И произошло это отнюдь не в процессе механического копирования рисунка самого камня, а путем создания образа-обобщения, то есть путем привнесения творческой выдумки.

Сказы Бажова утверждают, что воплотить творческую мысль в вещной форме можно только, покорив материю, подчинив ее воле мастера. Человек должен стать полновластным хозяином материала. Сказы Бажова рисуют этого мастера-победителя.

С темой творческого труда, мастерства в сказах Бажова тесно переплетается тема человеческого счастья. Ей посвящен особый цикл сказов — старательских, или сказов «о первом добытчике».

Героем этого нового цикла также является рабочий, но уже не камнерез, чеканщик или медеплавильщик, а опытный бывалый горщик, тот, что умеет «видеть нутро земли», и находит «знаки земных сокровищ». Таковы дедко Ефим, Кокованя, Семеныч, Никита Жабрей и другие. Образ опытного рудознатца пришел в творчество Бажова не из «тайных сказов», а непосредственно из реального быта горняков. Об удачливом старателе-рудобое поговаривали, что он знается с «тайной силой», дружит с Полозом, Малахитницей — «пособников имеет, да нам не сказывает», «словинку знает», «полозов след видел, потому и находит!» Такого опытного горняка, его власть над природой и воспевают сказы Бажова. Художник говорит о победе человека над природой, над ее «тайными силами», воплощенными в старательских сказах в большой группе сказочных персонажей. В цикле о мастерах действовала Малахитница, ее слуги — ящерки, ее ученики — горные мастера. В новом цикле появляется гигантский змей Полоз-хранитель золотых руд, его дочери Змеевки, бабка Синюшка, охраняющая бездонный колодец с самоцветами, девчоночка Огневушка-Поскакушка да козлик Серебряное копытце.

Народная сказочная фантазия всегда реалистична в своей основе. На это неоднократно указывал А. М. Горький, требуя, чтобы былинные и сказочные образы не смешивали с религиозно-мистической церковной фантастикой. Сущность сказочного народного образа заключается в том, что отвлеченное соотношение реальных явлений — понятие, идея — выступает здесь в осязаемой, зримой материальной форме. М. Горький указывал, например, что народная фантазия создала и крылатый образ ветра: невидимое движение воздуха олицетворено видимою быстротою полета птицы. Сказка воплощает понятия в живых персонажах. Так, в качестве героев в ней выступают такие идеи, как Правда и Кривда, или явления природы как, например, Дед-Мороз, Снегурочка, братья Ветры, и т. д.

Сказочные герои Бажова связаны именно с этой здоровой линией народной фантастики: они олицетворяют реальные явления природы. Золотая жила воплощается в образе змея Полоза, выход углекислой меди или ее разлом по цвету и форме напоминает ящерицу, синий туман над некоторыми месторождениями драгоценных камней подсказывает горщику образ бабки Синюшки и т. д. Фантастика здесь не что иное, как красочное, зримое поэтическое обобщение.

О сказочных персонажах, о сказочных событиях Бажов всегда говорит шутливо, с лукавой усмешкой. Рассказчик у него как бы сначала подсмеивается над доверчивым слушателем, причудливо вплетая в были небылицы — не любо, не слушай, а врать не мешай; — расцвечивает повествование красочными фантастическими узорами, не забывая, однако, время от времени подсказывать, как же в самом-то деле было. Приказчика Северьяна-убойцу и его «обережных» погребла под обвалом, конечно, не Малахитница, а сами рабочие («Приказчиковы подошвы», 1936). Выручил старателя Левонтия и его ребятишек не Полоз, а опытный горшик Семеныч («Про Великого Полоза», 1936).

Эта ироническая оценка самим же автором сказочного разрешения темы особенно явственно проступает в сказе «Огневушка-Поскакушка» (1940). Заблудился мальчуган Федюнька в лютую стужу и повстречал Огневушку-хозяйку верхового золота, которое хранится в верхних пластах земли. Подарила ему сказочная девочка «волшебную» лопату. Лопата старенькая, — говорит Бажов, — видать, немало ею поработано: «изоржавела вся, и черенок расколотый». Но в ней чудесные свойства: помогла она Федюньке зарубки сделать, место, где золото хранится, — отметить, а кроме того, «в снегу согрела и домой вывела». Фантастика событий здесь дается шутливо и легко расшифровывается. «Потянула тут лопата Федюньку и сразу из снегу выволокла». Но ведь «сперва Федюнька чуть не выпустил лопату из рук, потом наловчился, и дело гладко пошло…» Лопатка потому совершает чудеса, что ею движут человеческие руки. Волшебная сила, — заключенная в ней, не что иное, как умелость и сноровка этих рук. Рядом со старым рудознатцем в старательском цикле сказов Бажова встает второй герой — молодой золотоискатель, рудокоп, в котором опытные горщики и «тайная сила» пробудили ненасытную жажду исканий.