Война Чарли Уилсона - Крайл Джордж

Проблема в общении с Уилсоном заключалась в том, что Харт и другие высокопоставленные сотрудники ЦРУ придерживались совершенно иных взглядов на победу в Афганистане. Харту без труда удавалось объяснить логику афганской стратегии таким профессионалам, как Льюис Стоке, возглавлявший комитет по разведке Конгресса США, или Дэниэль Патрик Монихан, вице-председатель сенатского комитета. Для начала он говорил, что, несмотря на неопределенность исхода войны, существуют убедительные доводы в пользу постепенного наращивания уже имеющихся ресурсов. Аналитики ЦРУ считали, что каждый доллар, вложенный США в поддержку моджахедов, обходится Советскому Союзу минимум в десять долларов. В этом состояла прелесть партизанской войны: очень накладно сражаться с людьми, которые не боятся смерти. Они наносят точечные удары, истощая и обескровливая противника.

Существовал и другой фактор. Советы не пользовались своим старым оружием в Афганистане. Они разворачивали войска, оснащенные самыми современными штурмовыми вертолетами, истребителями и танками Т-72 — людей и механизмы, которые в противном случае были бы развернуты на европейском театре военных действий, где пятьдесят советских и американских дивизий уже стояли лицом к лицу. Каждый потраченный рубль, каждый солдат, отправленный в Афганистан, оставлял меньше средств и людей для европейского фронта.

Никто в прессе, а тем более в американском правительстве, не говорил о победе в Афганистане. Фактически все средства массовой информации продолжали изображать афганцев в роли героических жертв, обреченных на гибель. Теперь, на исходе третьего года войны, Харт чувствовал, что он находится на грани исторического триумфа. Для него это не означало победу над Советской армией в общепринятом смысле слова. Несмотря на все прогнозы экспертов, сопротивление не только не ослабело, а превратилось в настоящую проблему для Советского Союза. По расчетам Харта, около 400 000 афганцев было так или иначе вооружено с помощью ЦРУ. Он был первым готов признать, что моджахеды не представляли собой организованную армию. Они больше напоминали вооруженный сброд — но что это был за сброд! Ветеран, помнивший унижение, пережитое США в Иране после прихода к власти режима Хомейни, иногда испытывал желание ущипнуть себя при мысли о сотнях тысяч исламских фанатиков, только дожидавшихся момента, чтобы поднять на неверных оружие, полученное от ЦРУ.

«Впервые Советам пришлось платить за все, — со страстью вспоминает Харт. — Мы наблюдали за ними в Венгрии и Чехословакии, мы наблюдали в Восточной Германии и каждый день следили за Берлинской стеной. Эта отвратительная машина работала как часы, и вот наконец-то мы нашли уязвимое место».

К тому времени когда Уилсон вмешался со своим законопроектом о приобретении «Эрликонов», Харт был уверен, что оседлал самого свирепого зверя, когда-либо выходившего на тропу войны с коммунизмом. Он представлял себя в роли полководца, противостоявшего командующему 40-й армией в Кабуле, и был так уверен в своей долгосрочной стратегии, что впоследствии хвалился: «Я держал его за яйца. Я убивал era солдат, и он ничего не мог с этим поделать». С точки зрения Харта, каждый день, пока СССР поддерживал свою военную группировку в Афганистане на прежнему уровне, был выгоден для США.

Его единственный, но всепоглощающий страх заключался в том, что однажды Советский Союз проснется и поймет, сколько вреда ему причиняет ЦРУ при попустительстве Зии уль-Хака. Тогда русские либо выведут войска, либо, что гораздо вероятнее, приступят к эскалации боевых действий. Пока что война развивалась по беспроигрышному сценарию для Соединенных Штатов. Единственной тучей, маячившей на горизонте и грозившей испортить все дело, было присутствие Уилсона. Конгрессмен возвращался в Пакистан, и Харт пришел к выводу, что пора выйти из тени и постараться как-то урезонить его.

В январе 1984 года, когда Уилсон снова прилетел в Пакистан, Харт даже не числился в списке людей, с которыми он собирался встретиться. Конгрессмен настолько пресытился бесплодными контактами с ЦРУ, что теперь намеренно избегал их. К глубокому разочарованию Харта, Уилсон начал свой визит с личных переговоров с Ахтаром и Зией уль-Хаком, который выразил свое восхищение и благодарность за достигнутое — не только за 40 миллионов долларов, но и за спасение программы военно-экономической помощи Пакистану от резкого сокращения. «Мистер Уилсон, вы не перестаете удивлять меня», — заявил довольный Зия.

Однако главной причиной приезда Уилсона была личная весть для афганских повстанцев о чудесных «Эрликонах», сбивающих штурмовые вертолеты. Профессор Моджадедди встревожил его в Вашингтоне своими мрачными историями о резне, устроенной русскими в Афганистане. Теперь он собирался выступить в роли «группы поддержки» и ободрить лидеров афганского сопротивления, чтобы они не теряли надежду в предстоящие месяцы, пока «Эрликоны» и другое оружие не поступит на фронт.

Чарли руководствовался благородными намерениями, но он не мог отказать себе в удовольствии даже при проведении самых деликатных миссий в интересах национальной безопасности. В качестве своей спутницы в этой поездке он выбрал шестифутовую блондинку нордического типа по имени Синтия Гейл Уотсон, которую представлял всем как Снежинку.

Привычка Уилсона неизменно брать красивых женщин в свои зарубежные поездки имела гораздо более сложную причину, чем естественное желание иметь романтического партнера в чужих краях. Он жаждал славы и признания, но его образ жизни всего лишь обеспечивал репутацию бабника и скандалиста. Все его смелые заграничные начинания оставались неизвестными на родине. Никто из его избирателей и даже из его сотрудников не понимал, какую ключевую роль он играл в том регионе, где сейчас разворачивались драматические события. Даже его сестра Шэрон — наверное, самый важный человек в мире для Чарли — не имела представления, чем он занимается. Лишь в служебных командировках, когда его встречали с духовым оркестром и принимали как государственного деятеля — в Израиле, Египте и Пакистане, — он на короткое время выходил на публичную арену.

Но что толку было во всем этом без свидетеля, без человека, который мог бы рассказывать ему, какой он замечательный? Чарли нуждался в спутнице, способной оценить его усилия, и сейчас это оказалась Снежинка. Как и большинство любовниц Чарли, она была королевой красоты, бывшей мисс Северное Полушарие — фермерская девушка из Миннесоты, которая могла пахать в поле, ломать носы, шить одежду и бегать быстрее любой другой женщины в своем штате. Теперь, в возрасте двадцати восьми лет, она мечтала стать кинозвездой. Что более важно, она была хорошей американкой, преисполненной энтузиазма и восхищавшейся человеком, который творил чудеса не только ради нее, но и ради своей страны.

Снежинка без усилий играла свою роль: плакала над ранеными моджахедами в госпитале Красного Креста, смотрела, как ее герой сдает кровь для борцов за свободу, и гуляла под ручку с Чарли среди моря беженцев, пока маленькие дети пели ему свою песню о джихаде. Но все это было лишь антуражем для Уилсона, приехавшего в Пешавар для встречи с «семью племенами», как он объяснил Снежинке: «Есть семь лидеров, объединившихся в этой войне, и теперь они собираются встретиться со мной и поговорить об оружии».

Снежинка пришла в восторг, когда Чарли разрешил ей присутствовать на этих встречах. Не желая оскорбить чувства исламских воинов, она оделась так консервативно, как только могла — в спортивный комбинезон из розового нейлона с молнией посередине. Она даже заплела косы и надела армейские ботинки, полагая, что такой полувоенный наряд позволит гостям чувствовать себя более непринужденно.

Бывший инженер Гульбеддин Хекматиар, первый из моджахедов, прибывший к Чарли, имел библейский облик, с длинной черной бородой и в тюрбане. Ему было лишь тридцать восемь лет, но он казался человеком без возраста, с почти кошачьей грацией в речи и манерах. Даже в те первые годы войны он поражал товарищей по сопротивлению своей безжалостностью и бескомпромиссностью.