Машина времени шутит - Кейт Лаумер

— Давай, — сказал я, — но помни о шумах в моем сердце.

— Мы не на Земле. Мы на Грейфеле, четвертой планете системы Вульф-9, в двадцати восьми световых годах от Солнца.

— Вот это поворот, — сказал я, и мой голос был пустым, как игрушка на рождественской елке. — Не нас оккупирует чужая планета; мы оккупируем их.

— Вы не обязаны верить моим словам, Флорин.

Разбитая губа, а может быть, и что-то другое, делали его голос не совсем ясным.

— Посмотрите вокруг. Похожи ли эти растения на земные? Разве вы не заметили, что сила тяжести на восемнадцать процентов меньше, а воздух больше насыщен кислородом? Взгляните на солнце; это диффузный желтый гигант, находящийся в четырехстах миллионах километрах отсюда.

— Хорошо. Моя старая мама, если у меня была старая мама, всегда учила меня смотреть правде в глаза. В этом вы не очень здорово мне помогаете. Достаточно того, что я бегал по своему следу в Чикаго. Начинайте вносить во все это ясность, Бардел. Кто-то взял на себя массу хлопот как по транспортировке меня к месту, называемому Грейфел, так и по постройке достаточно убедительных декораций. Должна существовать причина всего этого. Что же это?

Он посмотрел на меня, как хирург смотрит на ногу, которую необходимо было отрезать.

— Вы не знаете, что делаете. Вы вторгаетесь в то, что недоступно вашему пониманию; сущность не является тем, чем она кажется…

— Не рассказывайте мне о том, чего не существует, говорите о том, что есть.

— Я не могу этого сделать. — Он что-то вертел в руках: с блестящими кнопками и хрустальной петлей наверху, на которую трудно было смотреть. — Я был терпелив с вами, Флорин, — сказал он, но его голос ускользал от меня, слова вылетали быстрее и быстрее, как пластинка, пущенная не на тех оборотах.

Моя голова пульсировала сильнее, чем когда-либо; зрение оставляло желать лучшего. Я попытался схватить затуманивающееся передо мной лицо; но оно ускользнуло за пределы досягаемости. Я увидел вспышку в солнечных лучах и услышал голос, раздающийся из-за холмов… — Извини, Флорин…

Затем фиолетовая темнота взорвалась мне в лицо, и я снова очутился в самолете, споткнувшемся о скалу, а затем погрузившемся в пучину, полную затихающего грома.

19

— Мистер Флорин, — говорил легкий светлый голос, — вы создаете проблемы для всех нас.

Я открыл глаза, и славный парень со змеиной головой улыбнулся мне безгубой улыбкой и выдохнул фиолетовый дым из безносых ноздрей, сверкая глазами без век. Он развалился в шезлонге, одежда его состояла из открытого жакета, сшитого из оранжевых полотенец, и оранжевых шорт, цвет их напоминал мне о чем-то, что я никак не мог ухватить.

— Это кое-что, — сказал я и сел на легкий стул. Между нами был стол под бело-синим зонтиком. Позади террасы виднелась полоска белого песка, похожего на пляж, за исключением того, что там не было моря.

Я старался не смотреть на блестящие серебристо-фиолетовые бедра, ребристую бледно-серую грудь с крошечными малиновыми пятнышками, на ступни, толщиной в палец, в сандалиях с широкими ремнями. Он заметил, что я не гляжу на него, и издал мягкое кудахтанье, которое, видимо, означало смех.

— Извините меня, — сказал он. — Я нахожу ваше любопытство поразительным. Я подозреваю, что в момент вашего растворения, вы вытягиваете шею, чтобы раскрыть состав растворителя.

— Это просто безобидная эксцентричность, — сказал я, — такая же, как ваши вкусы в одежде.

— Вы превозносите свой самоконтроль, — сказал он, не столь искренне, как прежде. — Но что, если перед вами предстанут аномалии настолько грандиозные, что ваше сознание будет не в состоянии ассимилировать их. Сохраните ли и тогда хладнокровие? — Он поднял руку, щелкнул пальцами. Лавина огня окутала его; его улыбка пульсировала в горячем мерцании, когда языки пламени бушевали вокруг меня. Я не сдавал позиций частично из-за того, что был парализован, а частично из-за того, что не верил в реальность увиденного. Он снова щелкнул пальцами, и вокруг нас была уже зеленая вода, и солнце сверкало на поверхности в десяти футах над нами. Маленькая рыбка осторожно проплыла между нами, он небрежно отмахнулся от нее и снова щелкнул пальцами. Падал снег. Толстый слой его покрывал стол, его голову. Дыхание его украсилось ледяными хрусталиками.

— Ловко, — сказал я. — А хороши ли вы в трюках с картами? Он смахнул лед и сжал пальцы.

— Вы не поражены, — сказал он обыденным голосом. — Манипуляции со Вселенной ничего не значат для вас?

Я деланно зевнул. Значит, это была не фальшивка.

— Со Вселенной? — сказал я. — Или со мной?

— Гм, вы удивительная натура, Флорин. Чего вы хотите? Что движет вами?

— Кто спрашивает меня об этом?

— Можете называть меня Дисс.

— Меня не это интересует.

— Просто представьте себе… существуют иные заинтересованные стороны кроме тех, которые вам хорошо известны. Вы играете на гораздо большей сцене, чем до сих пор представляли себе. Поэтому должны вести себя осторожно. Я снова зевнул.

— Я устал. Мне нужны сон, пища, любовь — все, кроме общения с таинственными жуликами, которые делают большие намеки, что в недалеком будущем предстоят великие свершения, и что самое выигрышное дело — подыгрывать и не совать нос, куда не надо. Кто вы, Дисс? Кого вы представляете? Действительно ли вы выглядите, как Александр Македонский в шкуре крокодила или это только мое видение, страдающее от разлития желчи?

— Я представитель определенных сил в Космосе. Моя наружность не имеет значения. Самого факта моего существования достаточно.

— Бардел говорил что-то о вторжении.

— Слово, обозначающее примитивный взгляд на действительность.

— Что вы оккупируете? Землю — или Грэйфел?

Я получил удовольствие, заметив, как дернулась его голова.

— Что вы знаете о Грэйфеле, мистер Флорин?

— Ну, находится в системе Вульф-9, в 28 световых годах от старого доброго Чикаго. — Я выдал широкую счастливую улыбку. Он нахмурился и потянулся почти небрежно за чем-то на столе. Я начал быстро подниматься, но лампа-вспышка, размером со все небо, мигнула и погрузила все в темноту, чернее, чем в закрытой банке с краской. Я рванулся через стол, мои пальцы ухватили что-то горячее, как духовка, и скользкое, как сырая печень. Я услышал взволнованное шипение и снова схватил, но уже что-то маленькое, тяжелое, сложной формы, что отчаянно сопротивлялось и затем освободилось. Раздался сердитый вопль, слова, которые произносились быстрее, чем я был способен разобрать; затем ослепительный взрыв…