Собрание сочинений. Том 6 - Петр Павленко

— Кое-какой материал о том, что такое суворовская школа, у меня есть. Обычно по вечерам офицеры собирались у кого-нибудь в палатке и вслух читали «Пелопонесские войны» Фукидида или «Анабазис» Ксенофонта, делая записи в тетрадочках. Считалось хорошим тоном уменье начертить боевой порядок Александра Македонского и без запинки рассказать, как построены были фалангиты, как — гиппаснисты с сариссофорами и где надлежало стоять коннице фессалийской, а где македонской. Тот, кто не знал, в чем секрет успеха Леонида при Фермопилах и Фемистокла при Саламине, кто не имел понятия о том, что Эпаминонд при Левктрах и Мантинее впервые применял элемент внезапности, создав прежде не существовавший резерв путем перестроения фаланги, тот наверняка мог махнуть рукой на свою карьеру.

Разумовский слегка поднял брови, сигнализируя желание высказаться.

— Конечно, вам это в данном случае ни к чему… Да и вообще не знаю, нужно ли это кому-нибудь… Но, знаете, не трудно доказать, что Александр Македонский — славянин.

Невельской хрустнул пальцами, и Разумовский понял это, как сомнение. Не оборачиваясь, он сказал:

— Запишите себе, Невельской. После я выскажу свои соображения. Александр Македонский, Спартак и даже Ахиллес — все они были славянами… Берусь доказать в пять минут… Да, вот в чем дело! Вы говорите — Леонид, Эпаминонд, но это еще не все, что нужно было им знать. Изучали ли они свою современность?

— Само собой разумеется, надо было в точности знать сражения под Туртукаем, Гирсовым, Кинбурном, Фокшанами и Рымником, а штурм Измаила явственно видеть перед глазами, как бы участвуя в нем. Суворов неукоснительно требовал, чтобы его сражения были знакомы и тем офицерам, которые в них не участвовали, в таких же подробностях, как и участникам. Каждый свой воинский подвиг он вписывал в биографию любого солдата и офицера, где бы тот ни служил. «Измаил есть общее российской армии преуспеяние…» Ну, а затем шли дела своего театра войны. В Кубанском егерском корпусе было немало ребят, ходивших под Анапу на шейха Мансура…

— Прекрасно о нем у Виноградова. Помните?.. — вставил Разумовский, почти не прерывая меня.

— Да, интересно, — так же вскользь, не останавливая рассказа, ответил я. — Считалось модным болтать по-татарски, то есть по-азербайджански, собственно говоря.

— Тот, кто умел поздороваться с черкесом по-черкесски и с чеченом — по-чеченски, наверно голодным спать не ложился, — заметил Яков Аркадьевич, улыбаясь.

— Котляревский быстрее всех выучился кумыкскому, ибо его уверили, что на языке, сходном с кумыкским, говорят в Баку, во всем Закавказье и даже в Крыму.

Вот это — суворовская школа! Это надо вам обязательно подчеркнуть, — с неожиданной горячностью вскрикнул Разумовский. — Читать классиков, пропагандировать свой метод победы, учиться на каждом шагу и жить, не отвлекаясь от дела, — это и есть суворовская школа. Ну-ну, рассказывайте.

— Возникает идея похода на Индию и Персию. На Кавказ приезжает Валериан Зубов. Поход начался внезапно, как смотр. Батальон Лазарева с сержантом Петром Котляревским взял Дербент и через Кубинское и Бакинское ханства вышел к Гяндже (нынешнему Кировабаду) и взял ее штурмом. По всей вероятности, это было сражение, которое в Моздоке едва ли штудировалось практически. Таких сражений у русской армии еще не было.

— В каком смысле?

— Егеря штурмовали виноградники, обнесенные глиняными заборами, брали приступом дома в садах. Линейный порядок, конечно, мгновенно распался. Чувство локтя было утеряно.

— Объясните значение Гянджи… Опорный пункт Ирана?

— Ну, конечно. Возбуждаемый своими европейскими друзьями, с одной стороны, и подогреваемый раздорами в Грузии, с другой, Иран, соревнуясь с Турцией, примеривался к Закавказью.

— Понятно.

— Блестяще начатый поход неожиданно оборвался — умерла Екатерина, и воцарился Павел. Войска вернулись в Моздок. Но едва они добрались до дому, как получили приказ снова отправляться в Закавказье… Умирающий Ираклий Второй, царь Карталинии, просил немедленной помощи против персов, медлить было нельзя, но двигаться прежним путем, через Дагестан, тоже было немыслимо, оставался более близкий, но совершенно неразведанный путь, через главный Кавказский хребет, по трассе нынешней Военно-Грузинской дороги, вместо которой вилась тогда узкая охотничья тропа. Полк Лазарева выступил в ноябре, между тем загроможденное обломками скал ущелье Дарьяла было совершенно непроходимо даже в летнюю пору, осенью же ни один горец не пересекал хребта. Шли как контрабандисты — без дорог, без карт, почти наугад.

— Чепуха. Осетины могли бы провести с закрытыми глазами, — сказал Разумовский. — Это удивительный народ, почему-то никем из наших великих не воспетый. Черкесам и чеченцам относительно повезло. Но по сравнению с осетином какой же горец — чечен? Плоскостник, больше ничего. А осетины — замечательный, ни на кого не похожий народ… Извините, извините… Продолжайте… Невельской, запишите, пожалуйста, чтоб я рассказал о нартах. Вы будете поражены… Давайте, давайте, я умолкаю…

— Шли очень трудно, судя по всему. Полковые обозы двигались на руках солдат, к лошадям было приставлено по четыре егеря, «для убережения их от смерти». Твердый ранец сменялся мягким заплечным мешком, валенок стал обшиваться по низу кожей, шинель сменилась коротким овчинным полушубком, солдат научился спать «в клетку», на открытом снегу, обкладывая себя кольцевым костром, дрова для которого каждый нес на себе, три полена на егеря.

— Ксенофонтом, повидимому, оставили заниматься?

— Ясно. Поход был замечательный, но так как сражений по пути не было, то и хвалиться им не пришлось. Воображение современников занял другой, более величественный подвиг в горах — альпийский поход Суворова… Ну-с, пришли в Грузию. Встречены были гостеприимно. Но вы представляете себе обстановку в Грузии за два года до ее официального присоединения к России?

— Смутно. Скорее догадываюсь, чем знаю. Что-нибудь не очень веселое, конечно.

— Царство с грандиозной историей, с удивительными традициями и богатейшей культурой низведено до положения подчиненной ирано-турецкой провинции. Областные князьки — в вечной вражде. Престол колеблется. Сын Ираклия Георгий Тринадцатый не в силах удержать его за собою. Масса интриг. Множество претендентов на царство. Десятки ориентаций — русская, турецкая, иранская.

Котляревский — в качестве адъютанта Лазарева — часто бывает у Георгия Тринадцатого, ведет генеральскую переписку.

— Воображаю, — покачал головой Разумовский. — Но эти бурсаки, наверно, обладали секретом всеведения. Безбородко начинал точно так же. Ну-ну…

— Изучает грузинский язык и в общем становится маленьким дипломатом. Восемь сыновей и семь братьев Георгия Тринадцатого не брезгуют никакими средствами в борьбе за наследство, и это делает работу Лазарева не очень спокойной.

— Я думаю.

— Брат царя Александр с двадцатью тысячами дагестанцев спускается в долины Кахетии, и два племянника — Иоанн и Баграт — встречают дядю с десятью тысячами грузин и двумя батальонами Лазарева на реке Норе, у Кабагет. Дагестанцы откатываются. За это сражение наш Котляревский получает орден Иоанна Иерусалимского и чин штабс-капитана.

— Не многовато ли?

— Пожалуй, но ведь адъютант, сами понимаете, на виду. Но это, кажется, первое и последнее повышение, полученное им как бы «по блату». Дело в том, что царица Мария вскорости закалывает кинжалом Лазарева.

— Да это почище «Итальянских хроник» Стендаля, милый мой. Кстати, скажите мне, ради бога, почему я обо всем этом выслушиваю устную, а не написанную историю? Ну, почему об Италии я что-то могу найти, а вот о Грузии — нигде и ничего? Согласитесь, что история Грузии мне и ближе и нужнее, чем история каких-нибудь Медичисов, не так? Ну, так отчего же ничего не написано?.. Я знаю, вы сейчас скажете, что эта мелкая история мелких нравов не представляет для нас широкого интереса, что ни одно издательство не согласится издать что-нибудь об эпохе Георгия Тринадцатого, что, наконец, наши отношения с Грузией были тогда противоречивы, не ясны, их оценка была бы на сегодняшний день затруднительна… Так? Ну, слушайте, а вы пробовали рискнуть и взять да и написать?

Литература — это, как ни говорите, все-таки книги, а не устные рассказы, хотя бы и весьма замечательные. Ираклий Андроников — яркое событие, но пока вы его не запишете на пленку или на пластинку, он не литературное явление… Да! К сожалению! Огромное дарование, не знающее, в чем ему проявиться!.. Однако простите… Молчу-молчу…

— Я отвечу вам после, чтобы сейчас не распыляться. Иду дальше. Лазарев убит, и Котляревский отправляется в строй. Новое сражение у стен Гянджи, в котором Петр Степанович командует ротой. При штурме садов ранен в ногу. Рота мнется и залегает. Поручик Преображенского полка граф Семен Воронцов, будущий наместник Кавказа, выносит Котляревского из огня. Оправившись от раны, он встает майором с орденом Анны третьего класса. Сейчас мы приближаемся к наиболее интересному периоду его жизни. Дело в том, что взятие Гянджи неминуемо влекло за собою отпадение от персидского влияния ханств Шекинского, Ширванского и Карабагского, и естественно, что персидский наследник престола Аббас-Мирза…