Год ворона, книга первая - Максим Бояринов

Заливаю рану перекисью, накладываю тампон и наскоро поверху перетягиваю эластичным бинтом. Достаю из рюкзака рулон армированного скотча и, стараясь не слишком шуметь, скручиваю пленнику руки и ноги. Отрезав кусок, залепляю рот. Носом вроде бы дышит, кровь не сочится. Так что, раньше срока не помрет. Отволакиваю в кусты.

А теперь пора вплотную заняться коллегой Жужика. Он сказал, Айвен? Ну Айвен, так Айвен, мне один хрен. Для начало нужно найти ему надежное место для последнего пристанища. Здесь под боком, вроде как, пожарный водоем должен быть. Взваливаю тело на плечо и, пошатываясь, бреду через чащу. Есть! Метрах в пяти маслянисто поблескивает вода. Озерцо с поросшими кустарником краями. Изначально здесь был котлован, откуда брали землю для насыпей вокруг аэродрома. А потом ямы залили водой. Глубина должна быть приличной. Подходящий груз находится мгновенно — несколько шлакоблоков валяются прямо под ногами.

Стягиваю с покойника штаны и куртку. Их я потом тщательно изучу. Под мелкоскопом. Есть подозрение, что заначек там — как у матерого контрабандиста. Из кармана выпадает хреновинка, похожая на пульт от автосигнализации. Пожимаю плечами и тоже кидаю в рюкзак. Она громко ударяется обо что-то внутри. Да и хрен с ней, не развалится.

Дальше — по методичке. Не нашей, а той, которую когда-то у очередных «волевцев» отобрали. Вытаскиваю у покойника шнурки из ботинок, отбросив сами ботинки в кусты — всплывут еще… Приматываю «утяжелители». Для полной гарантии втыкаю финку в живот. Надрез делаю небольшим, сантиметров в двадцать. Противно, конечно, но сейчас жарко. Вдруг в пруду караси водятся, которые могут шнурки перегрызть? Нет, мы пойдем другим путем! Нам не нужен всплывший труп!

Собравшись с силами, поднимаю резко потяжелевшего «Айвена», будто жутко неудобную штангу, и толкаю его подальше от берега. Очень подальше не получается, все-таки покойный тяжелее меня, да еще с грузилами. Но уж как вышло. «Полевой агент» громко плюхается, и, пуская пузыри, уходит на дно. Хорошо уходит, не оставив за собой никаких демаскирующих признаков, а то лезь за ними, вылавливай… Это вам за «утонувшего» Серегу Бондаренко, гады!

Следом отправляется нож, которым я зарезал «варяжского гостя». Где-то его Ка-Бар все еще валяется. Ладно, поищу.

Бегом возвращаюсь на поляну. Наскоро обследую землю. Есть! Заодно с понтовым ножом подбираю окровавленную футболку и многострадальный ноктовизор. Сворачиваю все в ком, добавляю в середину кусок кирпича, обматываю скотчем и туда же, в воду.

К моему окончательному возвращению Беркович относительно приходит в себя. Спеленатый, как младенец, он и ведет себя соответственно. Мычит новорожденным телком и хлопает глазами. Сейчас обгадится и заревет…

Обхлопываю карманы пленного, вытаскиваю мобильник. Долго мучаюсь с тугой крышкой, подумывая об отправке следом за ножами, но всё же преодолеваю сопротивление. Аккумулятор отдельно, телефон отдельно. И — в карман, где уже лежит разобранный мобильник «Айвена».

Наклоняюсь над Жужиком. Тот пытается отстраниться, но со связанными конечностями выходит плохо.

— Ну что, слушай сюда, Алан Беркович…

Пленник сжимается в ожидании удара.

— Я тебя сейчас развяжу, и ты пойдешь со мной. Будешь делать, что я говорю, тогда оставлю жить. Ты меня понял, Алан Беркович?

Слышу утвердительное мычание. Жужик так страстно хочет быть правильно понятым, что киваем всем, чем только может. Ухмыляюсь и достаю перочинник, чтобы разрезать скотч. Отлеплять долго.

Э, уважаемый, а вот новый обморок нам не нужен! Матерюсь сквозь зубы, разрезаю ленту на ногах Жужика и достаточно сильно щелкаю потерявшего сознание от испуга пленника по носу. Тот дергается, пялится ошалевшими глазами, так и не поверив, что убивать его никто не собирается.

Ставлю Жужика на ноги и указываю направление, где оставил машину.

— Нам туда.

Пока мы продвигаемся, укрываясь за деревьями, спящий вроде бы аэродром оживает. Гремит рельсовый набат, а над ангарами взметаются языки пламени. Что же там произошло, уж не нас ли услышали? Да нет, не похоже, скорее всего, пожар. Могла загореться емкость со спиртом на «ликеро-водочном» производстве. При тамошней технике безопасности — дело нехитрое…

Похоже, так и есть, пожар, плавно переходящий во что-то более аварийное. Когда мы почти добираемся до машины, за спиной гремит несколько взрывов подряд. Ну нихера ж себе! Похоже, что рвутся боеприпасы, и достаточно большого калибра. Пламя на склады перекинулось, а там снаряды были припрятаны? Помня цель приезда сюда, я ни капельки не удивлен.

В кармане, где скучает «Опель-Астра» — никого и ничего. Осмотревшись из кустов, скидываю штаны, на которых, к Явдохе не ходи, обязательно найдутся капельки крови. Переодеваюсь во второй комплект, командую Берковичу сесть на переднее сиденье и ничего не трогать. Тот трясет головой, и, кое-как открывает связанными руками дверцу. И правильно. У нищих слуг нет…

Снятые штаны закидываю подальше в кусты. По уму, лучше бы избавиться более надежным способом, но поджигать — значит, привлекать к себе внимание, а тащить с собой в надежде выкинуть где-нибудь подальше — рискованно, можно наскочить на ментов. А на грязную тряпку мало кто обратит внимание. Особенно, когда рвутся боеприпасы или что там в ангарах жахает.

Не включая огней завожу машину и тихонько выезжаю на пустынную еще трассу.

Дорога, по которой мы возвращаемся в столицу, мягко говоря, не хай-вей. Каждый раз, когда нас встряхивает на очередной колдобине, Беркович стонет. Не проходит и получаса, как меня это окончательно достает. Нет, «язык» не плещет мозгами на оббивку салона, как в «Криминальном чтиве». Нахожу в бардачке «лист» обожаемого американцами «Тайленола». Парацетамол, он и в Африке парацетамол, но при виде патентованного медикамента глаза Жужика округляются от счастья и обожания. Еще немного, и завиляет хвостом. Тьфу, блин! Надежда и опора демократии! Хотя, какая страна, такой и теракт…

Притормозив, развязываю ему руки и отлепляю скотч со рта. Тут же, протягиваю две таблетки и бутылку минералки. Самовнушение в сочетании с простеньким лекарством работает отлично, и мой попутчик, откинувшись на спинку сиденья, начинает посапывать. Что-то бормочет во сне. Прислушиваюсь к неразборчивым словам. Мало ли, может и ляпнет чего полезного…

Не успеваю вернуться на дорогу, как из-за поворота вылетают, слепя фарами, многочисленные грузовики. С перепугу решаю, что это нас перехватывают, и резко бросаю машину на обочину, чтобы развернуться и попытаться оторваться. Но колонна пролетает мимо, не обратив на нас ни малейшего внимания. Пожарные машины, на трейлерах два минных тральщика и прочая саперная техника, грузовики с солдатами… Идут в сторону Русы. С опозданием доходит, что мы натолкнулись на подразделения МЧС, движущиеся навстречу взрывам.

За последние несколько лет по Украине взорвались три огромных склада боеприпасов, естественно, вызвав столь огромный резонанс среди общества, что власти вынуждены относиться к подобным происшествиям очень серьезно.

Второстепенная дорога выбрана МЧС-никами не случайно. Такая вот неплохо организованная орда на оживленной трассе, да в совокупности со взрывами — отличный повод для паники. Помню, были случаи, когда напуганное телевидением и газетами население сел и городов, соседствующих с крупными военными объектами, чуть ли не поголовно срывалось с места и покидало дома, услышав хлопки неурочных фейерверков…

К огромному нашему везению, в Киеве никаких чрезвычайных мер не принимали и на КПП нет усиления — обычный сонный дежурный. Определитель жучков, включенный еще на старте, весело подмигивает зелеными индикаторами. Стало быть, ни в шмотье, ни в амуниции Айвена и Берковича маячков, которые помогут нас отследить, не имеется. Можно ехать прямо домой.

Пять часов утра. Горизонт начинает сереть…

31. Правило мертвой руки

Над Чесапикским заливом вставало солнце. Виктор Морган сидел в кресле на балконе второго этажа собственного дома и наблюдал за тем, как на противоположном берегу озера Оджлтон осторожно бредет, охотясь, серая цапля. В свое время озеро было соединено с заливом искусственным каналом и превращено в отличную гавань для частных яхт, особенно чудесную сейчас, в пору раннего утреннего безлюдья. Советник президента чувствовал умиротворение и спокойствие, редкие для человека его темперамента и занятий.

Настоящее его имя было не Виктор, а Витторио. Он вырос в пригороде Балтимора, в итальянской семье Морано.

С легкой руки двух знаменитых италоамериканцев: писателя Марио Пьюзо и режиссера Френсиса Форда Копполы, в общественное сознание въелись два устойчивых мифа. Первый, что все американцы итальянского происхождения — сицилийцы, и второй, что все сицилийцы — члены мафии. На самом деле, это не так. Подавляющее большинство граждан Америки с мелодичными фамилиями, заканчивающимися на «о», не имеют ничего общего с преступными организациями, контролирующими незаконную деятельность в основном в Чикаго и Нью-Йорке, а среди эмигрантов из Италии доминируют апулийцы и калабрийцы.