Философский комментарий. Статьи, рецензии, публицистика 1997 - 2015 - Игорь Смирнов

Глубокоуважаемый Василий Михайлович!

Итак, все же решился — и посылаю Вам мои переложения из Сыкун Ту, несмотря на все понимаемые мной их недостатки. Здесь произошло со мной маленькое чудо, которое несколько окрылило меня. В Москве нашелся человек, отзыв которого меня очень задел. Это китайский поэт Сяо[1]. Пролетарский поэт, человек со вполне определенными взглядами на вещи. По-русски он говорит хорошо и знает русских поэтов (не всех, конечно, Тютчева, например, не читал). Во-первых, он мне прочел несколько стансов, и я впервые услыхал, как это звучит. Затем — хладный разговор, зачем-де Вы брались за Сыкун Ту, это старина, которой не стоит трогать и т. д., я, понятное дело, отвечал, что, дескать, читаем же мы Овидия и пр. Затем попросил показать мои переложения. Тут-то и началось странное чудо. Его холодный скупо-злобноватый официальный тон исчез. На втором стансе стал улыбаться, дальше — смеяться, махать руками, вообще, проявлять человеческие чувства. Признался с открытой улыбкой, что сам когда-то очень увлекался, что это стих- "легкий, легкий, точно летит, поднимает". Сказал, между прочим, что это труднее по языку, чем Шицзин[2], то есть (сколько я понял) язык еще более архаизован[3]. Очень меня хвалил. Ушел я от него под впечатлением, что я то ухватил в Сыкун Ту, и что-то серьезное, если это может расшевелить даже китайца. Указал ряд неточностей, но мне показалось, однако, что он искал преимущественно дословности. Сказал тут же, что ему не все тонкости русского языка ясны, что, конечно, оценку перевода для него затрудняет. Удивлялся, как я решался браться за некоторые философические стансы. С удивлением сличал мои стихи с Вашими дословными переложениями, стремясь выяснить, как я этот "даотический Элемент"[4]вытащил. Ну, тут уж ничего не скажешь, кроме низкого поклона Вам за ваши замечательные примечания, которые, на мой взгляд, при внимательном чтении дают прямо-таки энциклопедию китайской лирики. Потом тончайшие, проникновенные комментарии Яна[5]. Лишь в большой постепенности, одолевая книгу, входишь в этот странный мир китайской мысли — огромный, массивный и тончайше-извилистый. Однако поэзия Сыкуна и вровень с этим — но и выше, как чистая поэзия со всей ее элегичностью, тонкостью. Необыкновенные трудности встречаешь в философских стансах, пейзажные, конечно, много легче. И самые отчаянные трудности не в тонкости, а в этой никак не понятной оратории магических сил-озарений, которыми у Сыкун Ту снабжается поэт со всеми его даотическими полетами. Читал Тао Те Кинг[6], но Вы, кажется, не очень-то жалуете перевод Конисси[7]. Оттуда сразу не много-то почерпнешь. Дао отрицательное легче понять, чем Дао действенное, что и составляет неизмеримые трудности. Некоторые вещи вышли у меня сухо, из-за старания приблизиться к подлиннику. Вольные подражания легче, но что они передают — вероятно, не больше, чем мое впечатление от Сыкун Ту, не больше. Моя страсть к нежному, трогательному уводила меня от подлинника, хотя получалось живей. Прилагаю один станс в двух видах — в тетрадке фантазий первые попытки перевести XII станс. Тетрадка фантазий — это уже откровенные подражания, нередко вызванные комментариями, где есть поразительные самоцветы. А в иных случаях — это размышления о судьбе личной Сыкун Ту. Иногда же — попытки рисовать пейзаж китайским лапидарным отточенным стилем (мне представляется теперь иногда, что я иной раз вижу, как китайскому лирику пейзаж виделся). Иногда жаль какой-либо подробности, ее тащишь в фантазии. Вы бы сделали для меня очень много, если бы не отказались всю эту нежнейшую чепуху прочесть — плод моей нежности к китайцам, которыми Вы меня сладчайше отравили, — и сообщили бы мне. Разумеется, я бы пошел на все исправления, которые Вы нашли бы нужными, — если, конечно, вообще возможно исправить.

Читал в "Востоке" Ваши переводы из Ли Бо[8]. Замечательно — но: примечаний МАЛО (выделено автором письма. — И. С.). Вот если бы их было столько, сколько у Сыкуна. Попробовал бы Ли Бо обязательно, если бы было побольше примечаний. Но с Сыкуном я сжился, Ли Бо мне еще не очень понятен. Говорил мне Сяо, что Ду Фу[9]еще замечательный автор, но я, кажется, ничего не читал. Вообще — сейчас у меня на китайцев жадность, все бы над ними сидел. Поразительно все же, как такой колоссальный поэтический мир остался совершенно нам неизвестным. Может быть, я увлекаюсь, но у кого из европейцев найти хотя бы подобие этого подхода к ландшафту. Субъективизм европейца — просто баловство по сравнению с разработаннейшей, объективнейшей системой китайского субъективизма — субъективизма вчувствования, познания вживанием, своеобразного медитативного понятия мира. Европеец заваливает нас громадными трагедиями, которые сами по себе красноречивы, а ведь здесь — наряду с изумительной бедностью средств, непостижимая высь поэтического достижения, прямого, непосредственного. Поразительна — и отвратительна — глухота европейцев к этому, а уж особенно наша русская, к своим же соседям. Ведь немного людей знают Вашу книгу, а прочитавшие ее от начала до конца — сколько их, десятки, наверно. Обидно и преглупо. Разумеется, я не о синологах говорю, а о людях, которые любят поэзию, — и вот живут, не зная об этих потрясающих богатствах.

Мне бы очень хотелось сделать это как следует — большое бы Вы дело сделали, если бы мне помогли в этом. Хотелось бы и других авторов попробовать, того же Ли Бо, особенно поэму его.

Кончаю свое бесконечное письмо, не осердитесь за болтливость. Очень бы Вас просил об отзыве, хоть и понимаю, что для этого Вам должно урвать время, а его теперь у всех нас — немного.

Примите уверения в моем глубочайшем почтении.

С. П. Бобров.

В. АЛЕКСЕЕВ — С. БОБРОВУ

12 июня 1932

Многоуважаемый Сергей Павлович!

Очень рад Вашему прекрасному письму и благодарен, тем более, что оно совпало с публичным поношением, которым угостил меня на днях один из моих учеников (Завед. Азиатским Музеем — где я был всего лишь уч. хранителем — т. Скачков[1]), доказывавший, что в этой своей книге ("Поэма о поэте") я "негодно протаскивал царистское самодержавие". Я рад, что моя книга не стареет. Очень жаль, что подготовленное мною с великой (поверьте) заботой второе ее издание (первое в складе Ак. Наук — уже не поступает в продажу) не удается, и все листочки-заметки услужливыми учениками будут также "негодно" употреблены. История когда-нибудь рассудит меня с уничтожителями. Возможно, что, в конце концов, достанется мне же. Tant pis[2], как говорят французы.

Ваше письмо сохраню среди немногих, весьма подобных ему, полученных мною в разное время. Если удастся когда-нибудь написать мемуары, я бы изобразил, как за понимание Сыкуна пришлось бороться и в Китае, и особенно здесь… Впрочем, теперь мне заниматься поэтами некогда: пишу учебники и все то, что мне задается б. учениками, а от них поощрения к переводу Ли Бо не увидишь. О Щуцком Вы говорите правильно, но он выше всех Марковых и Колтоновских, которые просто негодяи-фальсификаторы (читайте мое предисловие к "Антологии" Щуцкого).

А ведь Сыкун Ту не из больших поэтов "земли китайской". И скольких бы я сумел перевести, истолковать! Не суждено, знать, было. Один из них, часто упоминаемый в моем тексте, Тао Цянь[3], был уже в 1917 году почти закончен обработкой. Но получилась такая толстая книга (хотя и без таких примечаний, как к стансам Сыкун Ту), что я перестал писать — все равно денег на нее никто бы не дал!

Ваше письмо всколыхнуло во мне мои молодые надежды. Присылайте, пожалуйста, свои переложения, буду рад с ними ознакомиться. Во всяком случае, я рад, что у Вас моя книга есть и что она не подверглась "материализации" в рыночной макулатуре (оберточной бумаге), как, вероятно, другие экземпляры.

С большим приветом, искренне благодарный

В. Алексеев.

В. АЛЕКСЕЕВ — С. БОБРОВУ

Ленинград, 5 июля 1932

Многоуважаемый Сергей Павлович!

Очень благодарен Вам за письмо, переложения и фантазии на темы Сыкун Ту. Мне не удивительно, что полудикарь Сяо (Эми Сяо), тронутый Вашею правдой, несколько сдал свою анти-древнюю (profession de foi et impuissance professеe[1]) позицию. Мне он известен, и я рад, что хоть раз удалось Вам на троглодита подействовать.

"Бедность средств" Сыкун Ту — тоже professеe. Сам он жил в эпоху золотого века, расцвета Танской поэзии, блещущей всеми красками. Хорошо, что Вы все это оценили.

Мне было бы чрезвычайно трудно взяться за исправление Вашего текста. В тех местах, где Вы от моих переводов отходите, Вы это делаете сознательно, так что зачем же мне возвращать все к пункту отхода?