Третий брак бедной Лизы - Наталия Миронина

– Я их все сначала на стол поставлю и рассмотрю, а потом верну на место. – Лена открыла дверцу и стала аккуратно вытаскивать тонкие вещицы. Отец же, почти не обращая внимания на дочь, углубился в какой-то технический журнал. За чтением он скрывал невеселые размышления о том, как скажется на их семье отъезд жены за границу. В те времена это могло привести к самым печальным последствиям.

Лена же, расставив на большом круглом столе содержимое шкафа, стала внимательно все изучать. И как бывает у детей, это изучение имело вид игры. Сначала она в одну сторону поставила зверей, в другую – фигурки людей, потом заинтересовалась фарфоровыми коробочками, затем вазами. Она их рассматривала, переворачивала, изучала, как нарисованы цветы, а у фигурок – глаза, нос и рот. Она погрузилась полностью в это занятие и даже не заметила, как наступил вечер. И как мысли ее вдруг перестали вертеться вокруг событий в семье. И уже не хотелось плакать, хоть и по-прежнему было жалко растерянного отца. И мир вдруг стал опять уютным, прочным, хотя и окружали ее сейчас весьма хрупкие изделия.

– Пап, а что там написано? Что это означает? – Лена перевернула статуэтку и показала отцу клеймо.

– Мама лучше знает, что, но вообще это клеймо, оно обозначает и место изготовления, и время по нему можно определить.

– Тут они у всех похожи, кроме нескольких…

– Ну вот и попробуй узнать, что это за значок. Когда и где сделали этого странного медведя? – Отец грустно улыбнулся.

– А как?

– В книгах. У мамы они были, вон на полке стоят, в библиотеке можно взять…

Весь следующий месяц Лена Тартаковская пыталась расшифровать эти таинственные значки. А еще через некоторое время, став уже взрослой девушкой, она прочла в «Саге о Форсайтах»: «Ничто не успокаивает нервы лучше, чем фарфор неустановленного происхождения!» Прочитав фразу, она вспомнила отъезд матери, горе отца, безалаберность почти осиротевшего дома, свою собственную растерянность и полностью согласилась с Джоном Голсуорси.

Лиза поднялась на десятый этаж пешком – лифт в огромном новом доме не работал. Боясь споткнуться и выронить тарелку, она прижала пакет к груди и, забывшись, так и позвонила в дверь.

– Лифт так и не сделали, – проронила сурово маленькая изящная женщина в темном костюме.

– Нет, – выдохнула Лиза.

– А это вы богатство прижимаете к себе? – Елена Валерьевна указала на пакет.

– Да, то есть нет. Я не знаю, как сказать…

– Ну, конечно, думаете, что богатство. Так думают все, кто случайно находит антикварный предмет.

– Нет, я, конечно, знаю, что эта тарелка стоит сто тысяч рублей. Во всяком случае, на аукционе ее могли купить бы за эти деньги. Но… но я больше ничего не знаю о ней. Но хочу узнать.

– Откуда у вас такая информация? Про стоимость? Не обольщайтесь. Мало ли кто что вам сказал. Есть рынок, спрос, он регулирует цены. Наконец, мода! Это тоже влияет. Ну, есть, конечно, безусловные вещи, которые стоят… Ну, это уже временем определено, сколько они стоят. Это шедевры или почти шедевры. – Елена Валерьевна впустила Лизу, аккуратно взяла у нее пакет с тарелкой и приказала: – Только никаких басен, типа по наследству досталось. Я вам забыла сказать, что провенанс предмета тоже оказывает влияние на цену.

– Провенанс? – растерялась Лиза.

– Да, именно провенанс! Это происхождение, история, продажи, участие в выставках… Все, абсолютно все, что могло с предметом происходить. Кстати, именно это зачастую бывает самым интересным. Бывает, что предмет так себе, черепок черепком, но история его может быть захватывающей, словно рассказ старого сыщика.

– Но, видите ли, я знаю, что такое провенанс. – Лизе наконец удалось вставить слово, но я не знаю ничего про эту тарелку.

– Как это?

– Так, я ее купила. Случайно, в числе других тарелок и кучи всякой ерунды. Я даже сразу ее не заметила.

– А у кого купили? – Тартаковская требовательно посмотрела на Лизу.

«Господи, я должна буду рассказывать про «блошку» и про то, как продавала вещи. Позор просто!» Лиза пыталась и правду сказать, и не признаться.

– У бабули купила. Ее родственники к себе берут, вещи она не захотела туда везти. Ей деньги были нужны. Она целый день простояла, никто ничего не купил. Я ей отдала деньги, чтобы она домой ехала. Она мне сказала, что там, в мешке, ерунда всякая, впрочем, действительно ерунда. Много битого, с трещиной. Но мне не важно, я ей хотела помочь. А вот откуда у нее – понятия не имею, я даже телефон не спросила у нее, да что там телефон, я не знаю, как звать ее!

– И где же вы это покупали-продавали? – не отставала Тартаковская.

– Ну, на рынке, на блошином рынке. Вы знаете, такой есть…

– Знаю. Одним словом, вы поступили благородно…

– Нет, мне просто было ее жаль. Увозят куда-то из своей квартиры, деньги ей нужны… Ну, не знаю… я…

– Так, понятно, пойдемте ко мне в кабинет, там все и посмотрим. – Елена Валерьевна указала куда-то в глубь квартиры.

Пока Лиза преодолевала пространство в несколько метров, она успела заметить две фарфоровые картины на стенах и несколько статуэток.

– Вот, присаживайтесь и показывайте, что у вас там.

Лиза села на кожаный диван и стала разворачивать пакет. «Зря я приехала, с какой-то ерундой. Надо было соглашаться на аукцион. Мне вечно что-то кажется. И потом, что кажется?! Цену я уже знаю, какая разница, какая там история?!» – мысленно корила себя Лиза. Здесь, в доме известного эксперта, ей вдруг показалось, что она беспокоит серьезного человека из-за полной ерунды.

– Вот. «Коломбина».

– Как? – Тартаковская посмотрела на Лизу удивленно.

– «Коломбина». Я ее так называю. Ведь Коломбина нарисована?

– Да, она. – Елена Валерьевна осторожно держала тарелку. – И тарелка так называется… Сейчас мы ее посмотрим.

Она заученными движения измеряла, взвешивала, постукивала тарелку. «Словно педиатр. Первичная диагностика», – усмехнулась про себя Лиза и старалась не шевелиться. Но Елена Валерьевна уже ее не слышала. Она принялась листать справочник, достала альбом, потом включила компьютер и там, среди множества изображений, нашла портрет Коломбины. Точно такой, какая была изображена на тарелке.

– Ну, вот ваша тарелочка. Один в один – посмотрите! – Тартаковская жестом пригласила Лизу к монитору.

– Да, точно. Она. – Лиза встала за спиной Елены Валерьевны. – А где вы это ее нашли?

– В каталоге. Она указана в каталоге одного известного художника, Сергея Чехонина.

Он расписывал ее и много других. А еще он был директором Императорского фарфорового завода и при Советской власти на этом же посту успел поработать, а потом уехал в Париж. Его тарелки– самые известные и самые дорогие. А еще самые редкие, за ними гоняются все коллекционеры.