Господь низвергает своих ангелов (воспоминания 1919–1965) - Айно Куусинен

— Я тоже не знаю, с чего начать. У меня нет ничего: ни квартиры, ни еды, ни денег — абсолютно ничего! Я смогу переночевать у моих старых друзей, но совесть  не позволит мне принять от них что-нибудь ещё.

Полковник Строганов пригласил человека из финансового отдела, мне дали немного денег. Потом он послал меня в офицерскую гостиницу в посёлок Сокол, там меня  провели в просторную чистую комнату, в ней уже жили две женщины, офицерские жёны, приехавшие ненадолго в Москву. Я прожила там около трёх месяцев. Полковника Строганова я видела едва ли не через день, от него я получала деньги на житьё и оплату гостиницы. Понимая моё безвыходное положение, он трогательно заботился обо мне, я вспоминаю его с благодарностью.  Строганов помог мне оформить документы, необходимые для получения квартиры в Москве. В то время, однако, в распределении жилплощади царило жульничество, квартиры получали только те, кто мог заплатить немалую сумму. Мой опекун к таким людям не относился, поэтому документы мои были почти бесполезны.

  В феврале 1956 года я съехала из гостиницы, мой опекун нашёл для меня временное жильё в Кучино,  в двадцати минутах езды на электричке от Москвы. Во время войны там содержали пленных немецких генералов. Сейчас в трёх домах были квартиры для офицеров и их семей. У меня была теперь комната с балконом, я могла в тишине и покое собираться с силами, гулять неподалеку в дубовой роще. Скоро я подружилась с жёнами и детьми офицеров. Жизнь, казалось, наконец-то вошла в спокойную колею. Бывая в городе, я часто заходила ко многим старым друзьям. Но, несмотря на все уговоры друзей, моё оскорблённое самолюбие не позволяло мне связаться с Отто. Строганов по-прежнему помогал мне деньгами, пытался устроить для меня постоянное жильё. Я ему в этом старалась помочь, стояла в очередях перед Моссоветом, но всегда безрезультатно.

Прошло восемь месяцев. Я всё курсировала между учреждениями, распределявшими квартиры, и кабинетом Строганова. Несмотря на обилие официальных документов и справок, которые я постепенно собрала, чиновники на всех этажах власти, сверху донизу, будто объединились против меня. Снова и снова я возвращалась к Строганову, чтобы рассказать о неудачах.

В очередной раз я пришла в подвальное помещение Моссовета. В конце длинного зала сидела секретарша, очередь к ней тянулась через весь зал. Мне ещё ни разу не удавалось дождаться своей очереди и дойти до стола этой строгой женщины. Рядом со столом была дверь и на ней надпись: «Начальник».

Потеряв терпение, я протиснулась в начало очереди и попросила у высокомерно глядевшей на меня женщины разрешения пройти на приём к начальнику. Она ответила: «Начальник занят».

Я отправилась прямо к Строганову, чтобы сказать, что стоять там в очереди явно бессмысленно. Я никогда не получу в Москве квартиру! Я рассказала ему, что своими глазами видела, как старая, бедно одетая женщина упала в обморок перед столом секретарши, услышав, что многие в течение пяти лет приходили туда каждый день. Но, по просьбе Строганова, я всё же согласилась пойти ещё раз.

Итак, я снова в подвале. К моему удивлению, зал был пуст. «Наверное, какой-нибудь праздник?» — подумала я. Но потом разглядела, что дверь начальника приоткрыта. В комнате была незнакомая женщина. Оказалось, начальник в отпуске, она его замещала. Я объяснила, что пришла по своему заявлению. Когда я его написала? Всего два с половиной месяца назад?

— Ну, тогда его ещё наверняка не рассматривали, — сказала она, улыбаясь. — У нас слишком много работы.

— Но у меня много рекомендаций и подписи советских руководителей.

— Это ничего не значит.

— Я бы не хотела обращаться в другие инстанции. Мои влиятельные друзья не раз за меня хлопотали. Но это ни к чему не привело. Мне придётся прибегнуть к другим способам.

— Каким?

— Вы подчиняетесь президенту Ворошилову?

— Можете обращаться к кому угодно. Распределением жилья занимаемся мы, и никто не вправе вмешиваться в наши дела. Квартиру получите через нас. Если получите…

С меня довольно, решила я. Перед уходом выяснила, как фамилия этой женщины.

Я кипела от гнева. Дома сразу написала подробное письмо президенту Ворошилову. Я описала, с какими сложностями сталкиваются люди, желающие получить квартиру от Моссовета.

Произошло чудо! Письмо открыло путь к успеху!

Через несколько дней меня пригласили в Моссовет, уже не в подвал, сразу спросили, какую квартиру я хочу, в каком районе.

— Мы получили распоряжение Ворошилова — вы только скажите, какую хотите квартиру.

Мне, бывшей политзаключённой, было так непросто вернуться к нормальной жизни. Насколько же это было сложнее, а часто просто невозможно для простых людей, не имевших такой поддержки, как я.

Многие из моих старых друзей погибли или умерли. Но, к моей радости, жива была ещё Елена Стасова, я с ней подружилась много лет назад, когда мы с Куусиненом жили с ней в одном доме. Ей было сейчас больше восьмидесяти лет, она плохо видела, но душой была всё ещё молода. Я прожила у неё несколько недель. Она тоже подверглась гонениям, но теперь была восстановлена во всех правах и жила на небольшую пенсию. Каждое утро она диктовала свои воспоминания секретарю.

Елена Стасова происходила из богатой дворянской семьи, получила хорошее образование. С детства знала английский, немецкий и французский. Отец её, Дмитрий Стасов, знаменитый адвокат, защищал в царское время интересы политических заключённых. После школы Елена училась на преподавателя. Познакомившись с молодым энергичным студентом Ульяновым, примкнула к революционному движению.

Елена была настоящим большевиком, во многом активно помогала Ленину. По его инициативе её назначили секретарём ЦК партии, на этой высокой для женщины должности она пробыла с 1917 по 1920 год. После образования Коминтерна её послали в Европу, в частности в Берлин, в качестве политического советника. Я уверена, что в Коминтерне она была наиболее способным организатором нелегальной работы. После провала коммунистического мятежа в Германии в 1923 году Елену перевели снова в Москву, в МОПР (Международная организация помощи борцам революции)[182]. В задачи организации входила помощь политзаключённым и революционерам в капиталистических странах. После роспуска МОПРа Стасова стала главным редактором журнала «Интернациональная литература», выходившего на немецком, английском и французском языках. Но Сталин её уволил, и восемь месяцев её продержали в тюрьме под названием Спецкорпус, куда помещали особо опасных политических заключённых.

Елена Стасова отличалась от большинства революционеров. Она была настоящей идеалисткой и оптимисткой, во всём видела лишь хорошие стороны, даже в самые мрачные времена. Что бы ни происходило с ней или её близкими, она оставалась верна своим идеалам.