Братья Стругацкие. Письма о будущем - Юлия Черняховская

Манипулирование разрушает либо искажает присущие человеку ценности и его познавательную способность, ориентируя их так, чтобы последний шел к заданным ему целям, не осознавая, к каким целям ориентировано его действие.

Иными словами, манипуляция предполагает как раз разрушение ценностного мира человека, создание у него способности кратковременно воспринимать любые предложенные ему ценности как свои и в соответствии с ними осуществлять действие по достижению чужих целей.

Фриц Гейгер в «Граде обреченном» потому и мог, по мысли Стругацких, увлечь за собой граждан города, что имел дело с людьми деидеологизированного социума. Более того, мысль о неподверженности ни Каммерера, ни Странника излучению на Сарракше только формально обосновывается соображениями об особенностях земной биологии – по существу, они не подвержены излучению в первую очередь потому, что являются носителями идеологии, защищающей человека от любых манипулятивных воздействий.

И, как представляется, одна из угроз деидеологизированного общества, по мысли Стругацких, это как раз его подверженность манипуляциям сознанием.

То есть, общество без идеологии – общество, беззащитное перед манипулятивными политическими воздействиями, наличие же идеологии в обществе означает его защищённость от таких воздействий.

Взгляд с другой стороны 6: Политические взгляды Стругацких – казалось бы… Конечная точка?

Проповедники коммунизма. – Бескровное воздействие. – Идеологический кризис. – Между «социализмом застоя» и катастрофой перестройки. – «Куда ж нам плыть?»: Стругацкие в рефлексиях на тему коммунизма и капитализма. – Они и современность.

Как уже было сказано, основой историко-политических и морально-этических представлений Стругацких являлось учение марксизма. Многим для создания их теории идеального общества стала Третья программа КПСС. Хотя многое из наработанного ими было создано и опубликовано раньше ее появления.

Таким образом, Стругацкие изначально были адептами коммунизма.

В то же время, многие исследователи и читатели обращают внимание на их близость к диссидентским кругам. Поздние их работы часто трактуют как антиутопии или критику советского общества, описанную «эзоповым языком».

Объективно принадлежность Стругацких к диссидентскому движению пока так же недоказуема, как и их антикоммунистическая позиция. На разных этапах своего творчества они высказывали приверженность идеям и марксистов, и либералов. (Впрочем, не нужно забывать, что исторически идеи либерализма коммунизму достаточно близки). Кроме того, как можно видеть из достаточно редких публичных выступлений кого-то из братьев отдельно от другого, их позиции всё же подчас различались. Назвать Б. Н. Стругацкого диссидентом, а Аркадия Стругацкого коммунистом было бы неверно. Выше приводились выдержки из интервью, в которых Б. Н. Стругацкий выражает поддержку идеям исторического материализма (считает основным двигателем социальных изменений производственные силы), а Аркадий, напротив, достаточно критически высказывается о реальности своего времени. Можно найти примеры и обратных ситуаций: молодой Аркадий Стругацкий высказывает в письмах остро просталинские положения, а Борис Стругацкий с ним спорит.

Таким образом, проведение идеологической границы между Аркадием и Борисом Стругацкими так же не обосновано, как и попытки причислить их к одному из идеологических лагерей.

Автор исследования придерживается той точки зрения, что общественно-политические, морально-этические, историко-социальные и любые другие взгляды Стругацких являются комплексом уникальных положений, которые хотя и проистекают из обозначенных философских учений, являются ценными сами по себе. Эти взгляды развивались с течением времени под влияниями исторических событий. Большая часть этих изменений уже проанализирована в этой работе. Тем не менее, для комплексного понимания этих взглядов имеет смысл обозначить основные ценности Стругацких, их приоритетность внутри их мировоззренческой системы и их место в отношениях с основными ценностными понятиями современников Стругацких.

В 1960-е гг., на волне «оттепели», Стругацкие являются сторонниками «просвещённого коммунизма». Под последним термином автор подразумевает классические коммунистические взгляды, насыщенные верой в возможности воспитательного воздействия на человека и сугубо гуманистическую составляющую просветительского действия.

Эту позицию подтверждает Б. Н. Стругацкий: «О Стругацких ранних произведений можно было сказать, что это люди, которые свято и безусловно верят в близкое коммунистическое будущее…»[380]

В основе социального оптимизма Стругацких лежала вера в человеческий разум и его возможности:

«Сердце, душа были для нас функциями разума. Подразумевалось, что если человек разумен, значит, у него и с остальным все в порядке. Потому что если человек разумен, то ему ясно, что хорошо себя вести – правильно, а плохо себя вести – неправильно. Причинять вред людям – плохо, нести добро людям – хорошо. Это разумно, понимаете? Именно такова была наша начальная установка».

Из этого антропологического оптимизма уже проистекала идея инвариантности исторического процесса и неизбежности прогресса социального:

«Отсюда получается, что через сто, двести лет действительно наступит время, когда – от каждого по способностям, каждому по потребностям, когда – изобилие материальных благ, нет необходимости вцепляться друг другу в глотки, когда – разработана теория воспитания, и с детства человека выращивают добрым и хорошим, а значит, мир постепенно населяют только добрые и хорошие люди, когда, наконец, будут реализованы вещи, казавшиеся разумными еще тысячелетия назад».

Как и всё их поколение, такой оптимистичный вариант будущего они связывали, прежде всего, с понятием коммунизма: «И чем дальше, тем больше добрых и хороших людей будет в мире, а потом добрых и хороших людей станет подавляющее большинство, и наступит коммунизм – светлое будущее всего человечества…»

Со временем социальный оптимизм Стругацких сталкивается с реалиями современности, которые, тем не менее, ни на этом, ни на последующих этапах не приводят к отказу от концепции идеального коммунистического общества, но углубляют и развивают её. Так в 1968 году Стругацкие пишут: «Вот почему, на наш взгляд, трудности в вопросе о Контакте, вызванные распространенностью социально-атавистических представлений, следует в определенном и немаловажном отношении рассматривать в одном ряду с трудностями в вопросе о разоружении (следствие вековых социально-атавистических страхов и вожделений определенных классов) и с трудностями, связанными с детской преступностью (следствие векового социально-атавистического пренебрежения духовным миром подростка). Проблемы эти, как и многие другие, старые и новые, легче всего было бы решить в результате утверждения и полной победы во всей массе человечества новых, коммунистических представлений»[381].

Вскоре под сомнением оказывается их антропологический оптимизм:

«Да… Очень скоро мы поняли, что вся эта картина не так проста, как нам кажется. Ниоткуда, скажем, не следует, что гауссианы сдвигаются, ниоткуда не следует, что с течением времени человек обязательно будет становиться добрее, ниоткуда не следует, наконец, главное – что увеличение количества материальных благ на душу населения приводит к улучшению человека. Мы сплошь и рядом наблюдали картину обратную. И в нашей стране, и в других странах. Количество материальных благ на душу населения растет, а души лучше не становятся. И чем дальше, тем больше нам приходилось задумываться о том, что, если даже всего будет навалом, найдутся люди, которым вечно будет чего-то не хватать. Поэтому, в частности, выпуская второе издание «Полдня» (1967 г.), мы сделали к нему специальное предисловие, в котором оговаривали, что общество, изображенное нами в этой повести, совсем не обязательно будет именно таким для всего человечества. Это просто общество, в котором нам хотелось бы жить»[382].

Важным изменением в мировоззрении Стругацких стала потеря веры в существующую власть и последующее разочарование в ее способности реализовать задачи, декларированные в Третьей программе КПСС, как документе, фиксирующем метод достижения стадии идеального общества:

«Оказывалось совсем непонятно, как из окружающего мира вырастет мир Полдня. Куда денутся миллионы и миллионы окружающих нас людей, совершенно негодных для жизни в мире Полдня? А потом мы спросили себя: господи, куда же девать тогда тех людей, которые, в общем-то, хорошие, но не без червоточинки? И не смогли себе ответить. Так что, действительно, в этом смысле сегодняшние Стругацкие, наверное, гораздо большие скептики, чем Стругацкие пятидесятых».