Братья Стругацкие. Письма о будущем - Юлия Черняховская

Безусловно, особый интерес представляют его неоднократные указания на то, что идеалы общества Полдня, описанные ими в 1961 году, оставались для братьев Стругацких и для Бориса Стругацкого, в частности, столь же привлекательными и значимыми, какими они были во времена принятия Программы строительства коммунизма.

На этом фоне интересны и его оговорки о том, что он не считает, с точки зрения общего хода исторического прогресса, необратимыми изменения, произошедшие в обществе. Когда в 2001 г. ему был задан вопрос, как в книге «Отягощенные злом» они не угадали изменений, которые произойдут в обществе с конца 1980 до начала 2010-х гг. и описали в качестве близкого будущего общество, напоминающее середину 1980-х, но уже кажущееся устаревшим полтора десятилетия спустя, Б. Стругацкий ответил: «…Если подумать… Партия (единственная)… никаких вам олигархов – верно, не то, совсем, вроде бы, не то, что мы видим. И, однако! Ведь действие романа происходит в конце 2020-х годов («сорок лет спустя»). Подождем. Что-то мне подсказывает: все это вполне еще может реализоваться!.. И Единственная партия… и полное отсутствие могущественных олигархов…». Тем более, если сопоставить с высказыванием 1987 г.: «…Коммунизм – это квинтэссенция нормального бытия»[402] – и учесть, что в 2000 г. Борис Стругацкий даёт однозначно негативную оценку результатам «Перестройки» и возвращается к идее социального оптимизма[403].

В контексте этого представляют интерес его оценки В. И. Ленина, которого он в 2003 г. называет, в первую очередь, «гениальным профессиональным революционером»[404]. Величайшими деятелями истории, по его мнению, были «люди, создавшие «новые миры»: Ленин, Рузвельт, Мао Цзэдун»[405]. В эту же книгу 2007 г. Б. Стругацкий помещает свои слова[406], что «идея коммунизма – мира чистых, добрых, бескорыстных людей, главной целью и главным наслаждением которых является творческий труд, – эта идея так же бессмертна, как и идея Бога».

Диапазон представленных в издании сюжетов очень широк и затрагивает, кроме истории и разъяснения замысла и трактовки книг Стругацких, общие вопросы литературы, культуры и искусства, России в современном политическом измерении, сущности и понимания человека и судьбы человечества.

Политическая позиция разнообразна и в чем-то противоречива, в ней отражаются и базовые политико-философские постулаты и принципа их мира Полдня, влияние пропаганды периода «перестройки» – и того окружения, с которым, по ряду причин, Борис Стругацкий оказался лично связан – к нему постоянно обращались за подписью, его имя использовали политические группы, в основном вестернизированной ориентации.

Хотя нужно иметь в виду, что различие его постулатов и идеалов и ценностей представителей этих групп было настолько велико, что заставляет искать особый смысл в его словах о том, что «сволочь – лучше иметь союзником».

И еще: «Ты ведь Бойцовый Кот, Гаг? – … – Так точно! – Гаг приосанился. – А Бойцовый Кот есть боевая единица сама в себе, – в голосе сухопарого зазвенел уставной металл, – способная справиться с любой мыслимой и немыслимой неожиданностью, так? – И обратить ее, – подхватил Гаг, – к чести и славе его высочества герцога и его дома!».

Когда-то брат сказал ему:

«Если ты считаешь себя способным помочь государству… ты должен стать контрразведчиком, тем более, что тебя найти достойным доверия. Делай то, что прикажет тебе партия». Партии не стало – и одновременно не стало брата. Но остались слова: «Бойцовый Кот есть боевая единица в самом себе». И он делал то, что считал нужным в этой ситуации делать. Не забывая: «сволочь – лучше иметь союзником».

Так или иначе, при учете всей неоднозначности его политического позиционирования, в отношении общей идеологической и политико-философской позиции Б. Стругацкого можно сделать в первую очередь следующие выводы:

Первое: сущностно основной чертой ее оказывается уверенность в безальтернативности стремления общества к коммунизму, понимаемого как мир свободного труда. Мечта о нем вечна – и вопрос лишь в путях и сроках ее реализации.

Второе: мир Полдня, коммунизм – это не конец истории, в нем будут свои проблемы, и перед ним встанут проблемы своего возвышения и развития. И проблемы эти для нас могут оказаться неожиданными.

Третье: альтернативой этим проблемам может быть лишь отказ от развития. И тогда либо мир потребления и духовной деградации, либо мир манипулирующей диктатуры, либо мир без цели и идеологии – мир «идеологического вакуума» и исторической деградации.

И этот вывод ставит вопрос и о том, что выход найти можно. Как отмечает, говоря о потенциально рождающемся сегодня новом запросе на новую утопию С. В. Евдокимов: «Современный кризис общественного развития порождает как неуверенность в окружающем мире, так и потребность в его (кризиса) преодолении. В этом смысле перспективы возрождения политического утопизма в той или иной форме кажутся сегодня довольно оптимистичными…»[407]

3.4.3. Футуристика Стругацких и современная Россия

В одном из последних интервью, уже в 2011 году, Борис Стругацкий, дав очень точный анализ ситуации в России. Он предсказал неизбежность возвращения Путина к власти, наивность и бессилие людей, называющих себя оппозицией, назвал приговор М. Ходорковскому и П. Лебедеву таким, каков он должен быть и единственно осмысленным[408], и в ответ на вопрос, к какому бы из своих миров он отнес современную Россию – ответил: «Это Город эпохи Фридриха Гейгера»[409].

Город Фрица Гейгера – это мир эффективной технобюрократической автократии, успешно решивший проблемы катастрофического кризиса, наладивший текущую жизнь людей – и столкнувшийся с проблемой отсутствия смыслов его существования, отсутствием идеологии и целей развития.

Однако этот мир был предсказан Стругацкими за сорок лет до названного интервью.

Картины и притчевые прогнозы, созданные Стругацкими посредством художественно-политического моделирования в рамках их модели политического развития, носят в существе своем политико-философский характер. Создав свою оптимистическую утопию Полдня и показав реалистически, что она не будет в полном смысле слова безоблачной, Стругацкие создали и пессимистический сценарий: серию политических прогнозов альтернативного характера, попытались проанализировать, что может быть альтернативой миру Полдня.

Страна, которая когда то была значительно обширнее, но приведена к катастрофе выродившейся прежней имперской элитой; страна, потерпевшая поражение и пытающаяся сохранить порядок на границах, изнутри пораженная нехваткой врачей, учителей и инфляцией[410].

Веривший в свою страну герой, у которого из благих побуждений его освобождения отняли все, что он ценил в жизни[411].

«Сталкеры», собирающие и продающие то, что осталось от ненадолго посетившей Землю великой цивилизации, торгующие случайно доставшимся им наследством, происхождения которого они не могут понять[412].

Общество, лишенное идеологии, не знающее смысла и целей своего существования и вывод об обреченности общества без идеологии стали предвидением многих проблем последующего, предвидением трагедии, которая постигает общество, отказавшееся от своих ценностей и стратегических целей[413].

Страна, уничтожающая свою культуру, где знание большего, чем необходимо для составления счета за товар, стало предосудительным[414].

Страна, подведенная к катастрофе представителями чужой цивилизации, которые теперь под видом спасения выманивают и увозят к себе ее детей и всех, кто сохраняет способность к рациональному действию[415].

Все это можно рассматривать как художественно-поэтические образы. Можно – как философские притчи.

Однако с позиций знания политических процессов современной России, хотя и можно спорить о степени соответствия этих образов картинам политической жизни современности, приходится признать, что степень узнаваемости этих моделей достаточно велика. В то же время мы знаем, что все эти политические картины были созданы в период с начала 1960-х по середину 1970-х гг.

Как отмечал в своем исследовании С. В. Евдокимов: «Деидеологизация политики и культ политического прагматизма привели к тому, что общество сегодня живет без внятного мировоззренческого представления о перспективах своего развития»[416].

В таком случае приходится признать, что мы имеем дело с некой вариативной прогностической моделью, в рамках которой удалось предугадать возможные варианты угроз и тупиков, которые оказались в последнюю четверть века в той или иной степени реализованы в политической действительности. Осуществленным оказался пессимистический сценарий, об опасности которого предупреждали авторы.