Книгоедство - Александр Етоев

До Америки сейчас много ближе, чем до Армении.

А в Аштараке, должно быть, мало что изменилось. Музыка воды не меняется. Меняемся только мы

Н

Бывают в жизни фантастические сюжеты, и происходят они обычно с классиками, причем чаще всего после безвременной кончины последних. Один из таких мистических парадоксов произошел с памятником классику советской литературы писателю Петру Андреевичу Павленко (1899-1951), установленному еще при жизни писателя во Владивостоке. Дело в том, что за годы стояния в сквере на одной из площадей города памятник развернулся почти на 30 градусов к западу и стал на 5 сантиметров выше Это странно вдвойне, потому что слава писателя, которой он при жизни обладал в полной мере, стала с годами ослабевать, если не сказать горче – просто сошла на нет, – и, по идее, памятнику следовало бы укоротиться, он же, наоборот, подрос. И по поводу поворота к западу – логичнее был бы поворот памятника к востоку, ведь главное сочинение писателя, фантастический роман «На востоке», именно востоку и посвящен – будущему советского востока, и шире – всего Востока, одному из возможных будущих.

Великие события, о которых повествует роман, разворачиваются на границе СССР и Манчжурии, временной охват с мая 1932 года по март 1933, когда японские интервенты напали на Советский Союз и нанесли удар по Владивостоку Прелюдией к роману послужили «Полемические варианты», изданные в 1934 году приложением к книге Гельдерса «Воздушная война 1936 года», суть которой сводится к следующему: победа в будущей войне достается тому, чья бомбардировочная авиация многочисленнее и мощнее Павленко, полемизируя с немцем, упрекает последнего в незнании или же игнорировании теории классовой борьбы Война, по учению классиков марксизма и ленинизма, развязанная империалистической державой немедленно повлечет за собой социальную революцию, которая сразу же войну и погасит, свергнув одновременно и развязавшую эту войну несправедливую власть

В романе «На востоке» японцы в одночасье отброшены от границ армадами советских бомбардировщиков, а восставшее трудовое население завоеванных Японией областей ударяет по врагу на местах. Результат очевиден – уже на второй день войны наши самолеты бомбят Токио, а подключившаяся к делу пехота добивает противника на земле

И как гимн победе читается последняя, пятая часть романа Здесь рассказывается о строительстве Сен-Катаямы, города дружбы трудящихся всех народов Востока, сбросивших с себя иго японских завоевателей

Город уже копошился среди тайги. Деревянные бараки и двухэтажные коттеджи вели шесть длинных улиц В центре города стоял деревянный Дом бойца, но кино и театр еще только значились. Японоведы из Москвы готовились читать лекции в шалашах и палатках… Четыре улицы были японскими, пятая – корейской, шестая – китайской… Улицы города упирались в цветники, огороды, свинарники, кузницы, сетевязальни Из владивостокского политехникума волокли коллекции рыб, почв и руд Профессор Звягин показывал в бараке ловлю ивасей электрической сетью…

А через какое-то время, когда «водоемы уже построены»:

Ольга назначила первую встречу со студентами назавтра в девять утра

– Не пойдет, – сказал Цой. – В девять история классовой борьбы.

– В десять?

– В десять – стратегия и тактика вооруженного восстания.

– Ну, назовите свой час.

– Ноль часов тридцать минут, – ответил Цой. – Другого времени нет Будут четыре группы по сорок человек с четырьмя переводчиками

Когда ночью она подходила к лекционному шалашу, Цой скомандовал «смирно» на четырех языках.

– Товарищ лектор! Слушатели рыбного техникума в составе 261 человека готовы к занятиям

Она развернула таблицы и диаграммы.

Какую-то часть жизни я прожил в Ленинграде на улице имени великого русского полярного морехода Георгия Яковлевича Седова, который два года, с 1912 по 1914, возглавлял экспедицию к Северному полюсу на «Святом мученике Фоке». Много раньше, лет примерно в 10-12, я прочел роман Жюля Верна о капитане Гаттерасе, ценой невероятных трудностей и лишений поднявшемся выше восемьдесят второго градуса северной широты и достигшем Северного полюса Надеюсь, два этих факта дают мне право написать несколько строчек еще об одном отважном покорителе Севера – норвежце Фритьофе Нансене.

При жизни этого человека называли современным викингом Еще будучи юношей, он совершил свою первую северную экспедицию – лыжный переход через материковые льды Гренландии. Кстати, обманчивое название «Гренландия» – «Зеленая страна» – придумано было специально для того, чтобы заманивать туда легковерных людей. Ну вроде как рай на севере, загадочная Ультима Туле, где круглый год лето, на деревьях растут пироги с повидлом и повсюду из зеленой земли бьют веселые фонтанчики алкоголя Автор выдумки – Эрик Рыжий, в конце X века н. э открывший этот ледяной остров.

Нансен к числу людей легковерных, конечно, не относился, и цель его похода была не связана с мечтами о земном рае. Он был, во-первых, человек подвига и, во-вторых, – человек науки. Каждую свою полярную экспедицию он тщательно описал и запротоколировал, и эти труды исследователя давно стали памятниками его отваги Особенно последняя книга – «На “Фраме” через полярное море», – дающая детальное описание экспедиции 1893-96 гг.

Жизнь таких людей, как Фритьоф Нансен, по сути оправдывает существование самого человечества. Во всяком случае, вселяет надежду, что не все в мире замыкаются исключительно на себя, а есть такие, кто видит новые горизонты и стремится к ним несмотря на трудности и преграды.

Если составить список самых смешных книг, изданных в нашей стране за последние двадцать лет, и еще один, только самых грустных, то большинство имен авторов войдет и в тот и в другой

С. Довлатов, Вен Ерофеев, Юз Алешковский, Вл Войнович, Вяч. Пьецух, Б. Вахтин, Евг Попов…

Сюда же непременно попадет и Л. Петрушевская со своими «Настоящими сказками».

«Нельзя смеяться над больными» – говорит народная мудрость

«Можно, – отвечает книга Л. Петрушевской, – если больна душа. Если она, как души тех горожан из сказки Евгения Шварца, которых искалечил дракон, – безрукая, безногая, глухонемая, цепная, прожженная или мертвая»

Л. Петрушевская и Евг. Шварц.

Имя нашего великого сказочника вспоминается не случайно, когда читаешь книгу Л. Петрушевской И вовсе не потому, что формально она продолжает традицию современной сказки. И тем более не по той причине, что вещи и Шварца, и Петрушевской блестяще написаны.

Дело в другом.

А именно – в отношениях авторов и своих героев: какой любовью они их любят, какой ненавистью они их ненавидят

В сказке всё на виду. «Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь», – писал Шварц в прологе к «Обыкновенному чуду».

Читая «Настоящие сказки» и сравнивая их со сказками Евгения Шварца, видишь, насколько разными голосами говорят авторы.

Шварц – учитель и врач; он учит «как» – лечить душу, убить дракона.

Петрушевская ничему не учит Она просто ставит диагноз И уж дело самих больных – лечиться им или жить как есть, с прожженной или дырявой душой.

Это принцип того направления в современной прозе, к которому принадлежит Петрушевская. Она намеренно стоит вне – вне идеологии, вне борьбы: показывает, но не учит

Сказки ее действительно «настоящие», то есть о настоящем, полны деталей, очень реалистичны, взяты из самой жизни, из темных ее глубин

В них присутствует инфернальный ужас – вещь для сказки вообще характерная, особенно для сказки народной. В свое время это замечательно подметил А. Платонов и передал в своем «Волшебном кольце».

Если приглядеться внимательно, действуют в ее сказках не люди. Это кукольный театр, и все его персонажи – куклы. Они играют в людей, наряжаются в людские одежды, льется клюквенный сок, который заменяет им кровь, они совершают подлости, которые считают за подвиги, расталкивают других локтями, любят и предают любовь Словом, действуют примерно как люди Жестокая сторона жизни для большинства из них привычка и норма Уязвимость, хрупкость и беззащитность – слова для них почти иностранные.

Но вся эта нарочитая невсамделишность создает атмосферу правды, удивительной достоверности и заставляет думать

Люди-куклы у Петрушевской – это материализация наших с вами нынешних страхов: страха перед неистребимым хамством, грубой силой, нищенским бытом, жестокостью, бессердечием, неотвратимостью смерти.

Герои этих сказок обречены, затянуты смертельным водоворотом. И лишь волшебное слово автора искусственно, безо всякой логики выносит их на счастливый берег.

Но мы-то знаем, что зло не побеждено, оно просто прикрыто тряпкой с надписью «счастливый конец»; и оттуда, из-за тряпичной ширмы слышатся визг и хохот и довольный голос дракона: «Вранье, вранье Мои люди очень страшные. Таких больше нигде не найдешь. Моя работа. Я их кроил»