Слепой в зоне - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уходим, уходим…
Хворостецкий попятился назад.
– Стоять! Ни с места! – грозно крикнул тот, кто стрелял, и вразвалочку двинулся с пригорка вниз. Еще четверо растянулись цепью, охватывая полукольцом съемочную группу.
– Ни с места! Руки вверх!
Оператор положил камеру на землю.
– Господи, Господи, что такое!? – шептал он, с ужасом глядя на направленные на него стволы.
– Мы съемочная группа, мы приехали…
– Молчать! – приказал Сазонов. – Я же предупреждал – не приближаться!
Какого хрена ваш автобус поехал сюда?!
– Мы ничего не знали, ничего!
И только сейчас до Хворостецкого дошло, что их водитель, документы, провизия и все отснятые пленки сгорели в темно-синем автобусе. И он, развернувшись, не обращая внимания на крики военных, побежал к искореженному автомобилю. Туда же бросился и Виталий. Их догнали, повалили на землю, связали и, подталкивая в спину автоматами, повели на ферму.
– Какого хрена вы здесь появились, придурки? – ругался полковник Сазонов, игнорируя отчаянные попытки пленников что-то объяснить. Володька Кондаков сидел под березой и курил. Когда он услышал выстрелы, то инстинктивно вскочил на ноги, готовый броситься в близлежащий кустарник. Но тут же сообразил, что ему-то самому пока не угрожает никакая опасность. Он залез на березу и увидел ужасное зрелище: темно-синий, такой шикарный микроавтобус взорвался.
– О, черт подери! – пробормотал Володька, едва не сорвавшись с дерева. – Надо делать ноги! Но сила любопытства удержала его на месте. Он прижался к стволу березы так, чтобы его не было заметно, и принялся наблюдать. Он видел, как военные схватили его новых друзей, видел, как ударили в спину его приятеля Виталия Семагу, когда он споткнулся, как тот упал, как его пинками заставили подняться… "Наверное, никакие это не военные. Хорошо, что я не пошел с ними!
Меня бы точно повязали!" А обломки микроавтобуса продолжали пылать в кювете, черные клубы дыма поднимались все выше и выше.
«Нет, надо уносить ноги. Черт с ними, с этими киношниками! Свяжешься с ними – не развяжешься. Попадешь в какую-нибудь дрянную историю, обязательно милиция начнет тормошить. А ведь это я привел их к ферме! Но ведь они же сами хотели чего-нибудь непонятного. Вот и показал я им тайну зоны. Странно, почему стреляют, автобус взорвали? Что-то здесь не так. Да хотя какое мое дело!..»
Володька Кондаков спрыгнул на землю и бросился в кусты. Но мысль о попавших в беду друзьях терзала Володькину душу… И он, тяжело вздохнув, двинулся в сторону болота.
«Милош Обилич не оставил бы своих басурманам», – нашел объяснение своему альтруизму бомж. Выходить на дорогу он не отважился, рассудив здраво, что если военные не охнув взорвали автобус, то что им стоит пристрелить какого-то жалкого безвестного бродягу.
«Пульнут – и все. Буду валяться, как тот лосенок, в кустах. И никому до меня не будет дела. Муравьи, мухи, черви сожрут, и никто не узнает, что был такой Володька Кондаков, вернее, Владимир Николаевич Кондаков тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года рождения. Да, дела-а, дела-а!»
Побледневший Володька Кондаков на четвереньках, втянув голову в плечи, съежившись, как мог, крался к болоту. Он нашел тот самый сосновый шест, с которым перебирался через топь, и тут сомнения вновь одолели его. Может быть, ну их всех – эту ферму, этих военных, этих киношников? Может, плюнуть на это дело да и смыться куда-нибудь подальше? Укромных мест в зоне много…
Он знал пару островков на болоте, знал проход к ним. Там можно прятаться хоть всю жизнь, никто бы его не нашел. Но тут же в голове Володьки промелькнула другая мысль, спасительная, правильная: "А что если побежать на контрольно-пропускной пункт или в деревню и рассказать обо всем людям, воспользоваться телефоном? Пусть приедет милиция, пусть власти разбираются.
Все-таки военные взорвали автобус, захватили съемочную группу. Да, надо, наверное, бежать, оповестить милицию о том, что здесь происходит. Но, собственно, я ведь сам не знаю, что происходит, – одернул себя Кондаков. – Все-таки надо опять подобраться к ферме и узнать, что к чему. Выяснить, вдруг ничего страшного? Хотя как ничего страшного – взорвали же автобус вместе с водителем!"
– Куда вы нас тащите? Там наш друг, там наш водитель! – кричал Виталий Семага.
Из его разбитого носа текла ярко-красная кровь. Он хотел вытереть ее, но руки были связаны за спиной, и он лишь сумел потереться разбитым носом о плечо.
– Заткнись, козлина, – сказал один из конвоиров, толкнув стволом Виталика между лопаток, – Идешь, так иди, был ваш водитель, да сплыл.
– Мы съемочная группа, мы с телевидения, мы снимаем кино, – в который раз пробовал втолковать военным Хворостецкий и в который раз не услышал в ответ ничего нового:
– Сейчас мы снимем тебе кино! Ездят здесь всякие идиоты! Сидели бы дома, так ведь нет, ползают по зоне, житья от вас никакого!
– Ну, как ты? – спросил Хворостецкий у Ханны, улучив момент.
Немка только замотала головой, и из ее темных глаз потекли крупные слезы.
– Ханна, не беспокойся, все нормально. Сейчас разберемся.
– Я не могу…
– Да-да, сейчас разберемся! – сказал один из военных и захохотал. – Сейчас вы окажетесь в силосной яме. Яма огромная, крыс там видимо-невидимо. – Он повернулся к приятелю, увешанному оружием, как новогодняя елка игрушками:
– А баба ничего!
– Худоватая, – оценил приятель, – но, в принципе, можно трахнуть.
Ханна Гельмгольц побледнела. Что и говорить, подобного крутого поворота съемочного дня не ожидал никто – ни Виталий Семага, ни Юрий Хворостецкий, ни оператор Валерий Бархотин, ни, тем более, Ханна Гельмгольц.
Их затолкали в одно из подсобных помещений и только после этого Ханне развязали руки.
– Садитесь, друзья, раз уж приехали, – сказал полковник Сазонов, и его левый глаз начал дергаться. Убийства он не планировал и все, что случилось, случилось непредвиденно.
– Наша машина! Наша техника!
– Заткнись! – прикрикнул на Хворостецкого полковник, – Документы есть с собой?
– Да, у меня в нагрудном кармане, – ответил Хворостецкий.
– Возьми документы.
Вася Магометов подошел к Хворостецкому, запустил руку во внутренний карман его светлой куртки и вытащил бумажник. Он вытряхнул содержимое бумажника на стол и расхохотался: из портмоне выпало несколько презервативов в блестящих упаковках.
– А это зачем? От радиации защищаться?
Хворостецкий тоже засмеялся, но его смех был нервный. Полковник Сазонов развернул членский билет Хворостецкого.
– О, член Союза кинематографистов! Интересно, интересно… Рад, знакомству, – полковник, сказав это, гак и не представился и уж, ясное дело, не предъявил документов.
Хворостецкий опять попробовал добиться справедливости:
– Развяжите мне руки! Вы что, не понимаете, мы все выполняем ответственное задание редакции! У нас совместный международный фильм. В автобусе были документы от немецкого посольства.
– Да мне насрать на вашу редакцию и на вас, а тем более – на немецкое посольство. Вася, и ты, Андрей, – полковник посмотрел на рослого небритого парня, – выведите их и спустите в силосную яму. Пусть там посидят и чтоб не рыпались, не орали. Ясно? И быстро…
Один из военных с выбитым зубом крутил в руках видеокамеру.
– Полковник, смотрите, какая красивая вещь, – Что тут красивого? Камера как камера.
Военный поднял камеру, положил на плечо, направил ее на полковника, затем на Хворостецкого, Семагу и Бархотина. Он кривлялся, изображая из себя оператора, совершенно не подозревая, что камера до сих пор включена.
– Ладно, хватит баловаться. Поставь ее под стол. А если хочешь – разбей.
– Жалко, полковник, – подчиненный Сазонова засунул камеру под стол.
– Принесло же их на нашу голову, мать их… В яму их, к чертям!
Всех четверых вскоре подвели к силосной яме, опустили в нее лестницу и, абсолютно не обращая внимания на крики и возмущение, на то, что Семага обещал жаловаться и сделать достоянием гласности произвол военных, буквально столкнули их в яму. Единственный человек, с которым обошлись менее грубо, была Ханна Гельмгольц, ей позволили спуститься по лестнице. Затем лестницу вытащили.
– Сидите здесь как можно тише и не рыпайтесь. Когда будет надо, мы вас выпустим, – сказал Вася Магометов и бегом побежал в ферму.
Полковник Сазонов сидел за столом, поглядывая в выбитое окошко, и анализировал ситуацию. Саперы поработали хорошо, но мина взорвалась не к месту, погиб водитель микроавтобуса.
«Да хрен с ним! Скорее бы все это закончилось!» Ни полковник Сазонов, ни его люди не имели ни малейшего представления, сколько еще времени им придется торчать на этой ферме. Возможно, все прошло бы тихо и спокойно, если бы не появление съемочной группы. Само собой, киношников пока никто не станет искать.
