Эм + Эш. Книга 1 - Елена Алексеевна Шолохова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти строки дурацкие никак не шли из головы и выжигали внутри мёртвую пустоту. А ведь я сразу знал, что ничем хорошим это больное увлечение не закончится. Как чувствовал. Отрава проклятая. Не хочу, не хочу думать о ней.
Мне нужно было срочно, немедленно, отвлечься хотя бы на несколько часов, иначе я бы попросту реально свихнулся. Нужно просто пережить как-нибудь эти первые несколько часов, а потом… потом всё равно станет немного легче, а если и не станет, то хотя бы уже попривыкну и не будет так ломать и корёжить.
Я позвонил Белому. Позвал его к себе.
— Можешь взять травки? Деньги я отдам.
— Не вопрос, — с готовностью отозвался Белый.
Через сорок минут они с Гулевским уже сидели у меня в комнате и растабачивали план. Плевать, что отец мне потом весь мозг исклюёт — некурящий, он влёт учует запах. И пусть. Это такая фигня по сравнению с… нет, не думать! Главное, сейчас забыться поскорее.
Накуривались мы под психоделический рок «Пикника», а затем, чтобы уж по полной оторваться, врубили «Sex Pistols» на всю мощь. На этот раз я не осторожничал, затягивался глубоко, жадно, часто, лишь бы скорее подействовало. И ведь подействовало. Потихоньку боль внутри начала отпускать. А вскоре и вовсе сделалось весело, а в голове легко-легко.
— Дракон там, поди, огненные шары мечет, — хохотнул Белый, кивая на стену.
— Ничего, — ухмыльнулся Гуля. — Пусть хоть раз нормальный музон послушает. А то поди кроме Кобзона и Лещенко не знает никого.
— Да там его дочери комната, — вырвалось у меня нечаянно.
— Эмилии? А ты откуда знаешь? — живо заинтересовались оба.
— В гостях был.
— У Дракона?!
— Да у кого Дракона? У неё был, пока её предки на работе.
— Нифига ты шустрый! Когда?
— Сегодня.
— И как у них?
— Сойдёт, — вяло пожал я плечами.
— И что вы делали?
— Трахались, — честно сказал я.
— Да ну! Ты гонишь, — захохотали пацаны. — Да не может такого быть! Нет, ты серьёзно? С Эмилией Майер? Да ну нафиг! Ответь! Ну ты красавчик!
Я ведь прекрасно знал, что Белый — ещё то трепло, да и у Гули тёпленькая водичка под языком не держится. Знал, вернее, вполне мог предположить, что завтра, скорее всего, об этом узнает полшколы. И всё равно… Даже сам не знаю, почему разболтал: то ли от злости, то ли тормоза от плана сорвало. Ведь не собирался же, даже мысли такой не допускал, как бы плохо к ней ни относился. Просто как-то само вырвалось, бездумно, безотчётно и… неприкосновенный образ королевы рассыпался. Пацанов эта новость взбудоражила не на шутку:
— Колись, как ты её уболтал?
— Да никак я её не убалтывал. Как-то само… — пробормотал я, сквозь тяжёлый, вязкий дурман осознавая, как внутри зреет нехорошее, гнетущее чувство. Блин, зачем я это говорю?
— Нифига она даёт! А строила из себя недотрогу. А она хоть девочка была?
— Угу.
— Ну и как она?
— Нормально, — по инерции ещё отвечал я, пока скорее чувствуя, чем понимая, что я наделал.
— Так вы теперь вместе?
— Нет.
Они заржали.
— Эх! Блиииин, — протянул Белый, — лучше б я её тогда на дискотеке потискал. Глядишь, не ты, а я бы ей вдул.
Меня вдруг обуяла злость. Даже заехать по физии Белому очень захотелось. Нафига я им рассказал? На-фи-га?! Какой чёрт меня вообще дёрнул за язык? Идиот…
— Если у неё такая б***я натура, то… — не унимался Белый, и я не выдержал:
— Ты за базаром-то следи! А то щас добазаришься…
— А чо?
— А ничо! — толкнул его я.
— Тише-тише. Эш, ты чего вдруг так распсиховался? — втиснулся меж нами Гуля. — Давай-ка лучше ещё шмальни…
Но тут пришёл отец, хотя даже девяти не было, и разогнал нашу тёплую компанию. Это и хорошо, потому что, чувствую, ещё бы немного и мы с Белым крепко сцепились бы, так меня он взбесил.
* * *Наутро отец сам встал ни свет ни заря и меня растолкал на час раньше, специально, чтобы прочистить мне мозги: «Ты обещал! Ты слово дал! Выходит, тебе верить нельзя. Ты не мужик, а тряпка. И глупец. Собственную жизнь под откос пускаешь…». И далее по списку.
В общем, наслушался я добрых слов и поплёлся в школу. Напоследок отец, видать, оценив мой искренне мрачный вид, посулил на каникулах поездку в Черногорию: «С мамой поедите, я уже путёвки выбил».
Мне было так муторно, что вообще не волновало, куда и какие путёвки он выбил.
Как я и боялся, в школе уже все знали про нас с Майер и обсуждали, по ходу, на каждом шагу. Не успел я подняться в класс, как началось:
— Это правда?
— Ты трахнул драконовскую дочку?
— И как она?
— Эш, ну ты красавчик! Герой!
Все ржали, всех это заводило. Наверное только мне одному было невесело. Нет, ещё Борьке Горяшину. Он смотрел так, будто очень хочет убить меня. Потом к нам в кабинет влетела Ирка, подошла к моей парте, растолкала пацанов, которые стояли рядом, и, пыша гневом, процедила:
— Значит, правду болтают насчёт тебя и Майер?
Она пнула мою сумку, что лежала на полу у парты, и развернувшись, выскочила прочь. Пацаны заржали ей вслед.
— Блин, Белый, чума так не распространялась, как ты языком работаешь, — раздражённо сказал я.
— А что такого? — хохотнул он. — Страна должна знать своих героев.
Ажиотаж продолжался, пока в класс не вкатилась Винни-пушка, Ираида Константиновна, химичка. Маленькая, кругленькая, шебутная, она разом пресекла болтовню и принялась грузить нас органическими формулами.
Я увидел Майер сразу после химии. Мы только вышли из кабинета и трёх шагов не прошли, как Белый заголосил:
— Вон она! Вон она!
— Чего ты орешь, — ткнул я его в бок.
