Убийство – дело житейское - Натали Рафф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пазевской показалось, будто ей плеснули в лицо холодной водой. Она медленно опустилась в кресло, и впервые в жизни с любопытством взглянула на племянницу. Марина с младенчества и до окончания школы, то есть все то время, что находилась поблизости, не вызывала, как личность, у нее никакого интереса.
– Девочка, как девочка, – думала она о ней, – бесцветная, тощая, угловатая, с узкими светлыми глазками и мелкими чертами лица. В общем, полное отсутствие какой-либо индивидуальности. И вот сейчас, несколькими выразительно произнесенными фразами, она совершила переворот в душе Пазевской.
– Она не такая уж серая мышка, как я предполагала, – решила Лина и, взяв в руки телевизионную программу, исподтишка стала всматриваться в молодую женщину. Марина в узеньких “бермудах”, облегающих стройные ноги, в застегнутой на одну пуговицу клетчатой рубашечке, едва скрывающей крошечную грудь, с модно остриженной светлой головкой казалась проворным мальчишкой, завораживающим своим гибким изяществом. Взгляд ее узких, чуть раскосых глаз цвета спелого ореха, опушенных темно-каштановыми ресницами, казался немного рассеянным. Однако, изредка устремляясь на собеседника, он пронзал его столь жестко и прямо, что отпугнул бы, если бы его стрелы не смягчала любезная улыбка, не сходящая с нежно-розовых, красивых губ.
– Современная, очень современная особа. Холодна, как мрамор и чрезвычайно опасна. Себя в обиду не даст, сделала вывод Эвелина Родионовна и тяжело вздохнула. – К сожалению, мои девочки другой породы. Они тоже имеют и характер, и волю. Но у них все идет от сердца. А для Марины жизнь – занимательное приключение, этакий боевичок, в котором постоянно надо быть начеку, а потому всегда и везде находиться в боевой готовности.
– Ты не одобряешь Таню? – внезапно спросила Лина у племянницы.
– Не одобряю, тетя. По-моему, она сваляла дурака. И по-крупному! Вместо того чтобы вешаться, ей надо было сделать вид, будто она ничего не знает. Изобразить инженю, а самой сфотографировать Мишу с этой малолетней шлюхой. Вот тогда бы ей и карты в руки! Рийдены последние штаны бы продали, лишь бы от нее откупиться! И не пришлось бы тебе тетя, плести всю эту паутину и работать в качестве их домработницы, чтобы добиться обыкновенного развода. Сказала бы Таня мне хоть слово. Стас все бы обстряпал так, что комар носа не подточил. Это надо же, в петлю! Да еще эту старую мышь целый месяц обслуживала, горшки за ней таскала! А эта дрянь ей всю квартиру изгадила!
– А, что бы ты сделала, Марья?
– Ну, придумала, что-нибудь. Взяла сиделку, а сама под благовидным предлогом слиняла бы на месяц к тебе. Да ты и сама во многом виновата, тетя! Тебе бы вместо того, чтобы интеллигентничать, надо было почаще сюда наезжать. Может, у Тани и мозги были бы почище. А то вечно, появишься на неделю со своим Женей, остановитесь в гостинице, и бежишь к дочери в тот момент, когда отсутствует ее драгоценный Мишенька!
– Но ты-то с родителями виделась еще реже! Таня хоть регулярно приезжала ко мне, а ты своим только звонишь.
– Мои предки по самую макушку напичканы предрассудками. Да разве с ними я могу обсуждать свои проблемы? Ну, сказала бы я – мой муж игрок и развратник, и что? Они непременно предложили бы мне развестись, все гордо бросить и вернуться…Ну уж нет! Не на ту напал! Он развлекается, к его услугам положение, деньги, женщины…А я? Бежать голой назад, в провинцию? Я его отлично на место поставила. Стас его щелкнул здесь с двумя телками. Застукал на групповухе… После этого мой “благо-верный” бежал отсюда, как побитая собачонка.
– Мариночка, он же мог тебя изуродовать!
– Нет, тетя. Он же знает, что я не сама делала снимки. Значит, у меня есть сообщники и свидетели. Кстати, Стасик тогда нащелкал сразу две пленки. Одну я отдала мужу после развода, когда он мне эту квартиру оставил. О второй он не знает, но, видимо, догадывается – поэтому обходит меня за версту.
– Похоже, ты, Мариночка, довольна жизнью?
– Очень довольна… Знаешь, Лина, у победы удивительное послевкусие. Уже два года просыпаясь по утрам, я себе говорю: – Я здорова, я свободна, я не нуждаюсь, а потому я счастлива. Счастлива здесь и сейчас.
– А ты выйдешь замуж за Стасика?
Не успела Марина ответить, как открылась дверь, и появились Градов и Загорина. Вид у них был далеко не такой измученный, как предполагала Пазевская.
– Через пять минут мы будем за столом. Похлопочи, Мариночка! – спокойно сказал Стасик, снимая пальто с Ани.
– Вот так-то, тетя! Ты тут нервничаешь, а у них ситуация под контролем. Ну и кто из нас прав?
… Все ели сосредоточенно, перекидываясь ничего не значащими фразами, и только когда хозяйка разлила всем по чашечке кофе, Анна Николаевна высказалась.
– Ты, Лина, перевернула всю мою жизнь. Мы знакомы всего несколько недель, а от прежней Загориной не осталось почти ничего. Изменилась даже оболочка. Все, включая этого мерзавца Миликова, замечают эти перемены. Возможно, они не в лучшую сторону. Но я тебе за них благодарна. Кстати, когда будешь на том свете, тебе твое ерничанье зачтется. Благодаря ему этой ночью спасли одного глупого и несчастного мальчишку…Сейчас все объясню.
Вчера у театра ты меня окончательно вывела из себя. Мало того, что выставила в собственных глазах глупой бабой, не понимающей, как у нее увели мужика, но еще и профнепригодной. Указала на Коняеву, потом на ее благоверного и сказала, что Ми-Ми и для такой смог найти подходящего спутника жизни. Я то знаю, что это невозможно, она же моя бывшая пациентка. Я не плохой психиатр, а потому увидев, как она берет под руку мужа, поняла, ее этот союз устраивает. Устраивает по всем параметрам, и за ним стоит не только расчет. Для меня это был смертельный удар. Я всегда считала себя не слишком привлекательной, так что утрата мужа была для меня лишь подтверждением моей правоты. Но, вот так, одной фразой уничтожить меня, как диагноста…Это было выше моих сил. Не буду
