На свободное место (Инспектор Лосев - 3) - Аркадий Адамов

- Убит, - коротко говорю я.

- Убит?! За что?!

- Вот это меня к вам и привело.

- Но я же, так сказать, ничего не знаю... Клянусь, ничего не знаю... испуганно лепечет Шпринц. - Если бы я, так сказать, знал... Поверьте...

- Верю, верю. Откуда вам это знать. Но его самого-то вы же знали? По крайней мере, так же, как он вас, когда рекомендовал на этот пост.

Я указываю на стол.

- Ну, в какой-то мере, с какой-то, так сказать, стороны, конечно, я его знал. Какой может быть разговор, - разводит руки Георгий Иванович, откидываясь на спинку кресла. - Это, конечно, сам по себе факт.

- И некоторых его знакомых в Москве тоже знаете?

- Кого вы, так сказать, имеете в виду? - настораживается Георгий Иванович. - Поясните, так сказать, на факте.

- Ну, ну. Вы же знаете этих людей лучше меня, - примирительно говорю я. - Будет даже неудобно, если я их вам буду называть. У нас же неофициальный разговор.

- Вы тысячу раз правы, тысячу! - восклицает Георгий Иванович, оживляясь и снова прижимая руки к груди. - Знакомые у него там есть... так сказать, были. Это сам по себе безусловный факт. Но, господи боже мой, зачем он туда, к ним поехал? Вы можете мне пояснить? - с мученической гримасой вопрошает Георгий Иванович.

- Полагаю, что повидаться, - говорю я.

- Да, да, - горячо подхватывает Шпринц. - Вы тысячу раз правы, тысячу! У него там есть... был, так сказать, задушевный приятель, это сам во себе факт.

- Деловой приятель, - поправляю я.

- Да, да, деловой, - снова подхватывает было Шпринц, но тут же, словно поперхнувшись, внезапно умолкает.

- Представьте, Георгий Иванович, - сочувственно говорю я. - Вот в том самом дворе, где этот приятель живет, его и убили.

- У Виктора Арсентьевича?! - в полной панике восклицает Шпринц. - Быть того не может! Господи боже мой...

- Почему же не может? Всякие споры, ссоры иногда кончаются бедой.

- Да, да... Морально, так сказать, опущенные люди... Это сам по себе факт... - растерянно лепечет Георгий Иванович, не сводя с меня испуганных водянистых глаз. - Ужас просто, господи боже мой!.. Я же говорю... Им бы только урвать... Только себе...

- Вот и Лев Игнатьевич...

- Не говорите о нем! - с негодованием восклицает Георгий Иванович. Это шакал, уверяю вас!.. Это, так сказать, гиена... Его и сам Виктор Арсентьевич терпеть не может, господи боже мой...

- Но принимает, - на всякий случай вставляю я.

- А что, так сказать, делать остается? Только приятных людей принимать? Морально, конечно, хотелось бы. Но фактически...

- Вы давно его видели?

- Кого, простите?

- Да Виктора Арсентьевича.

- Прошлым летом. Приезжал отдыхать с супругой. Милейший человек. И абсолютно культурный. Это сам по себе тоже факт, уверяю вас.

- И деловой?

- О-о! Я понимаю, так сказать, ваш намек, - с хитрой улыбочкой грозит мне пальцем Георгий Иванович. - Понимаю. Но имейте в виду, его поставки нам вполне официальны. Он лишь выполняет указание руководства, это сам по себе абсолютный факт! - Палец Георгия Ивановича, описав плавную кривую, многозначительно поднимается над его головой.

И тут я вспоминаю рассказ Лиды о каких-то внеплановых поставках пряжи, причем самые большие партии ее шли из Москвы. Уж не от Виктора ли Арсентьевича? Это интересно проверить.

- Вы имеете в виду пряжу? - спрашиваю я.

Шпринц важно кивает.

- Именно, так сказать, ее.

- Но Гвимар Иванович после ухода из магазина разве имел к ней отношение?

- Не имею понятия! - поспешно восклицает Шпринц и выставляет перед собой обе руки, словно защищаясь от кого-то. - Уверяю вас, не имею! Бумаги идут абсолютно официальным путем. Через управление Разноснабсбыта. За высокой подписью, это сам по себе, без сомнения, факт.

- Ну, небось толкачи все-таки требуются? - наивно спрашиваю я.

В самом деле, я не очень-то разбираюсь в этих тонкостях, тут ведь не моя епархия. И, видимо, Георгий Иванович своим обостренным чутьем улавливает это и заметно приободряется. На лице его появляется даже некое покровительственное выражение.

- Всюду нужны толкачи, это сам по себе факт, - солидно кивает он. Куда денешься? Так уж все устроено, к вашему сведению.

- И Ермаков...

- Господи боже мой, при чем тут Гелий? - снова впадает в панику мой собеседник. - У него же, так сказать, другая система. Это абсолютный факт. Даже не говорите про него, боже мой...

- Но Лев Игнатьевич...

Я нарочно сейчас подбрасываю ему эти имена, всякие имена. Пусть он разбирается по-быстрому, в спешке, что я в самом деле знаю и чего нет, где я попадаю в точку, а где пальцем в небо. Пусть разбирается и при этом, конечно, неизбежно будет путаться. В этой путанице, спешке и нервничанье я, возможно, кое-что полезное ухвачу. Даже уже ухватил, черт возьми!

- Вот тут не верьте! - захлебываясь от негодования, почти кричит Георгий Иванович и заклинающе протягивает ко мне короткие ручки. - Не верьте этому человеку, умоляю вас! Обманщик и демагог! Это абсолютный сам по себе факт. Подпустит такое, такие, так сказать, экономические обоснования выведет, что тебе ученый, боже ты мой. А сам... родного отца зарежет! Всех продаст! Ах, господи боже мой, Гвимар... Какая беда, какая беда...

И Шпринц в припадке искреннего отчаяния хватается за голову.

Но я так быстро не могу переключиться на покойного Гвимара Ивановича. "Экономические обоснования"? "Демагог"? Ведь это очень похоже на моего собеседника в кафе, на пресловутого Павла Алексеевича. А Лев Игнатьевич ведь это простая квартирная кража, вульгарная квартирная кража без всякой демагогии и экономических обоснований. Ничего не понимаю! И на всякий случай я подбрасываю Шпринцу еще одно имя.

- А Павел Алексеевич? - спрашиваю я.

- Кто? - удивленно смотрит на меня Шпринц, обрывая свои причитания.

- Павел Алексеевич, - повторяю я.

- Извините, извините. Но такого не знаю, - категорически объявляет Георгий Иванович и, в свою очередь, спрашивает, причем голос у него начинает снова дрожать: - Кто же его, так сказать, убил, вы выяснили?

- Да, - киваю я. - Представьте, ваши же уголовники, из вашего города. И после этого они еще обокрали квартиру Виктора Арсентьевича.

- Не может быть!

- Увы, да.

- Ой, что творится, господи боже мой! - снова начинает причитать Георгий Иванович, хватаясь за голову. - Отказываюсь верить! Отказываюсь, и все! Ну, с Гвимаром я хоть как-нибудь, но понимаю. Лев на что хотите пойдет, если... если, допустим, можно крупно заработать. Но поднять руку на Виктора Арсентьевича, на золотую курочку, так сказать... Не понимаю! Не по-ни-маю!

Шпринц и в самом деле ошарашен этой кражей, поэтому у него вырываются слова, которые он конечно же никогда бы не произнес при других обстоятельствах. И вот оказывается, Виктор Арсентьевич - "золотая курочка"? Вернее, конечно, курочка, которая несет золотые яйца. В виде этой самой пряжи, что ли? Ох, как мне нужен сейчас мой друг Эдик Албанян из нашего московского ОБХСС. Окаемову я не верю, его квалификации, его способностям.

- Лев Игнатьевич действовал не сам, - говорю я. - Он подослал на квартиру Виктора Арсентьевича своих людей, понимаете? Но, возможно, и его самого тоже кое-кто подослал. Вполне возможно, - многозначительно заключаю я.

- А я вам говорю! - азартно возражает Георгий Иванович и машет на меня руками, словно прогоняя из кабинета. - Я говорю, вы с ума сошли! - он все еще не в состоянии прийти в себя от услышанного. - Да, да! Я утверждаю! Идиотом же надо быть, господи боже мой!

- А Лев Игнатьевич, я полагаю, не идиот?

- Ого! Да он нас с вами съест, и мы не заметим. Опомнимся, когда уже переваривать начнет. Вот такой он идиот.

- Да-а, опасный человек. Но что же он не поделил с Гвимаром Ивановичем, как вы полагаете? У них ведь крупная ссора была. Это точно. Но из-за чего?

- Что же вы не понимаете? - саркастически усмехается Шпринц, поправляя съехавшие на кончик носа очки. - Какой-то колоссальный куш, не иначе. Я понятия не имею какой, это сам по себе тоже факт. Откуда мне знать? Я в их дела никогда не совался. И не суюсь. Я свое место знаю. И все! И точка!

- Но разве таким кушем не может быть богатейшая квартира Виктора Арсентьевича, вернее, его покойного тестя, академика? Да там одних картин на...

- Нет, нет и нет! Это сам по себе точнейший факт! - решительно мотает лысой головой Георгий Иванович и тут же снова выставляет перед собой растопыренные руки. - Но имейте в виду, я ничего не знаю! Решительно, вы понимаете? Я, повторяю, в их дела не суюсь. У меня на все официальные документы. Это абсолютный сам по себе факт! И все! И я больше ничего не знаю! Я, извините, хочу спать спокойно, вот так!

Георгий Иванович, видимо, пришел наконец в себя и подумал о собственной безопасности. Давно пора. Как легко, однако, он выходит из равновесия и ударяется в панику. Впрочем, новости на него обрушились, конечно, ошеломляющие. И он, наверное, на минуту только поставил себя на место Купрейчика и тем более Гвимара Ивановича и, естественно, пришел в ужас. Еще бы, есть от чего.