Нейтронный Алхимик. Конфликт - Питер Гамильтон

— О, боже мой. Нет. Только не ты, — он покосился на дверь, оценивая свои шансы.

— Не пытайтесь бежать, сударь, — сурово проронил Флетчер. — Я сделаю все, что должен, дабы защитить этих дам.

— Ох, Флетчер, — простонала Луиза. — Мы почти добрались.

— Его механизм разоблачил мою природу. Иначе я поступить не мог.

Женевьева подскочила к Флетчеру и крепко обняла его за пояс. Он легонько погладил ее по макушке.

— Ну и что нам теперь делать? — спросила Луиза.

— Еще и вы? — взвыл Эндрон.

— Я не одержимая! — возмущенно воскликнула Луиза.

— Тогда что…

— Флетчер защищал нас от одержимых. Вы же не думаете, что я сама могла от них отбиться?

— Но он один из них!

— Один из кого, сударь? Многие мужчины — разбойники и убийцы. Относится ли это к каждому?

— Это не аргумент. Ты одержимый. Ты враг.

— И все же, сударь, себя я вашим супостатом не почитаю. Единственное мое преступление, мнится мне, в том, что я умер.

— И вернулся! Ты украл тело этого человека! А твои сородичи хотят поступить так со мной, да и со всеми остальными!

— Чего же ждете вы? Не столь я отважен, чтобы устоять перед искушением избавить себя от мук бездны. Быть может, сударь мой, почитаете вы мою слабость моим истинным проступком. Ежели так, признаю — в позоре этом я виновен. И все же знайте, что на бегство подобное пошел бы я и дважды, и трижды, хотя и признаю его безнравственнейшим воровством.

— Он спас нас! — горячо заговорила Женевьева. — Квинн Декстер хотел со мной и с Луизой страшные вещи делать! А Флетчер его остановил. Никто не мог. Он не плохой человек, не говорите так! И я вам не дам с ним ничего делать! Я не хочу, чтобы он возвратился в бездну! — Она еще крепче стиснула Флетчера в объятиях.

— Ладно, — признал Эндрон. — Может, ты и не такой, как типы из Организации Капоне или с Лалонда. Но я не могу тебе позволить бродить здесь. Это мой дом, черт возьми! Может, это мерзко и несправедливо, что ты страдал в бездне. Но ты одержатель. Этого ничем не изменишь. Мы противники, это заложено в нашей природе.

— Тогда, сударь, перед вами стоит жестокая дилемма. Ибо я поклялся сих дам препроводить к их цели.

— Погоди, — прервала его Луиза и обратилась к Эндрону: — Ничего не изменилось. Мы по-прежнему желаем покинуть Фобос, и вы знаете, что Флетчер не угрожает ни вам, ни вашему народу. Вы сами так сказали.

Эндрон покосился на лежащего без сознания Фауракса.

— Я не могу, — прошептал он в отчаянии.

— Если Флетчер откроет ваши тела для томящихся в бездне, кто знает, что за люди придут в них, — не унималась Луиза. — Не думаю, что они будут так же сдержанны, если можно судить по тем, которых видела я. Из-за вас Фобос падет перед одержимыми. Вы этого хотите?

— А вы как думаете? Вы меня загнали в угол.

— Ничуть. У нас есть очень простой выход, у всех нас.

— Какой?

— Да помогите нам! Допишите паспорт Флетчера, а самого Фауракса запихните в ноль-тау-капсулу до нашего отлета. И вы будете точно знать, что мы улетели, а астероид в безопасности.

— Это безумие. Я вам не верю, да и с вашей стороны будет глупо довериться мне.

— Не совсем так, — поправила его Луиза. — Если даже вы скажете, что согласны, Флетчер будет знать, правда ли это. А когда мы улетим, вы уже не сможете передумать, потому что вам трудно будет объяснить свое участие полиции.

— Вы читаете мысли? — Смятение Эндрона все углублялось.

— Воистину, мне ведомо будет любое замышленное вами черное предательство.

— И что вы собираетесь делать, когда доберетесь до Транквиллити?

— Отыскать моего жениха. Других планов у меня пока нет.

Эндрон снова глянул на Фауракса.

— Кажется, у меня нет большого выбора. Если вы уберете свое подавляющее поле, я вызову грузовой механоид, чтобы оттащить Фауракса на «Далекое королевство». На борту я могу пользоваться ноль-тау капсулами без ограничений. Один бог знает, как я это объясню, когда все кончится. Пожалуй, меня просто выкинут из шлюза.

— Вы спасаете свой мир, — утешила его Луиза. — Вы будете героем.

— Почему-то сомневаюсь.

Пещера в коралловом утесе была глубокой, так что Дариат мог развести костер, не опасаясь быть замеченным. Сегодня он избрал убежищем пляж у края оконечности. Уж хотя бы здесь они с Татьяной могут себя чувствовать в безопасности или нет? Мостов через кольцевое море не было, и, чтобы последовать за ними, Бонни должна будет или взять лодку, или поехать на метро (как бы последнее ни было маловероятно). А это значило, что так или иначе они будут предупреждены загодя.

Способность охотницы находить свои жертвы прежде, чем ее замечали Рубра или сам Дариат, просто потрясала. Даже самого Рубру она, казалось, тревожила всерьез. Дариат не мог понять, как она вообще на них вышла. Но это случилось. С тех пор, как он встретился с Татьяной, не было и дня, чтобы Бонни не пришла по их следу.

Единственной догадкой, которую мог высказать Дариат, было то, что дополнительное чувство Бонни было намного сильнее, чем у других одержимых, позволяя ей узнавать мысли всех живущих в обиталище. Если так, то оно действовало на невероятных расстояниях. Сам Дариат не ощущал ничего уже за километр, а десять метров сплошного коралла блокировали его чувства напрочь.

Татьяна закончила потрошить пару пойманных ею форелей, завернула их в фольгу и сунула в прокопанную под костром дыру.

— Через полчаса будут готовы, — объявила она.

Дариат невыразительно усмехнулся, припомнив костры, которые разводили они с Анастасией, еду, которую она готовила ему. Тогда пикник на воздухе был для него понятием чуждым. Выросший на саморазогревающихся пакетах, он всегда поражался, какие изысканные блюда может она приготовить в такой примитивной обстановке.

— Она говорила что-нибудь обо мне? — спросил он.

— Не слишком много. Я мало виделась с ней с тех пор, как она стала возлюбленной Тоале. И кроме того, я к тому времени и сама стала интересоваться мальчиками. — Она хрипло рассмеялась.

Дариату трудно было найти в Татьяне что-либо общее с Анастасией, помимо физического сходства. Невозможно было представить, чтобы его прекрасная возлюбленная превратилась с годами в такую вот легкомысленно-веселую, шумную женщину. Анастасия сохранила бы присущие ей спокойное достоинство, лукавый юмор, щедрость духа.

Ему тяжело было испытывать к Татьяне сочувствие и еще тяжелее — терпеть ее выходки, особенно учитывая обстоятельства. Но он старался, зная, что, покинув ее сейчас, он станет недостоин своей любви, предаст ее.

Будь проклят Рубра! Он знал это с самого начала.

— Я был бы признателен, если бы ты вспомнила.

— Ладно. Пожалуй, уж столько-то я тебе должна. — Она поудобнее устроилась на мелком песке. Браслеты ее тихонько позвякивали. — Она говорила, что ее новый парень — это ты — совсем другой. Что Анстид измывался над тобой со дня твоего рождения, но под болью и одиночеством она видит тебя настоящего. Ей казалось, что она может освободить тебя от его власти. Странно — она правда в это верила. Словно ты был раненым птенцом, которого она подобрала. По-моему, она так и не поняла своей ошибки. До самого конца. Потому она так и поступила.

— Я был ей верен. Всегда.

— Вижу. Тридцать лет собираться… — Она присвистнула.

— Я убью Анстида. Теперь у меня хватит на это сил.

Татьяна от души расхохоталась, складки ее широкого бумажного платьица задрожали.

— О, да, теперь я вижу, на что она купилась! Столько искренности и злопамятства! Крепким же ядом напитал свои стрелы Купидон в день вашей встречи.

— Не насмехайся.

Улыбка сошла с ее лица, и Дариат вдруг заново увидел в ней сходство с Анастасией. В глазах ее горела та же страсть.

— Я никогда не посмеялась бы над своей сестрой, Дариат. Я жалею ее, ибо Тарруг сыграл над ней злую шутку. Она была слишком молода, чтобы встретить тебя, слишком. Будь у нее в запасе еще пара лет, чтобы набраться мудрости, она бы поняла, что тебя уже не спасти. Но она была молода… и глупа, как все мы в эти годы. Она не могла не принять этого вызова — сотворить добро, принести в твою тюрьму немного света. Когда доживаешь до моих лет, то безнадежные случаи обходишь далеко стороной.

— Я не потерян ни для Чири, ни для Тоале. Я убью Анстида. И это благодаря Анастасии. Она освободила меня из-под его власти.

— Ох-хо-хо! Только послушайте! Кончай твердить зазубренное, Дариат, учись сердцем. То, что она сообщила тебе имена наших господ, не значит, что ты их понял. Ты не убьешь Анстида. Рубра — не повелитель царств, он всего лишь взбесившееся воспоминание. Конечно, безумие делает его злобным и мстительным, а это аспекты Анстида, но он лишь жалкое подобие. Оттого, что ты взорвешь одно обиталище, в мире не исчезнет ненависть. Это ты хоть понимаешь?