Нейтронный Алхимик. Конфликт - Питер Гамильтон

— Нгеуни — действительно колония первой фазы, — подтвердил «Энон».

Сиринкс машинально ощутила ее положение в пространстве — одиннадцать световых лет. В сочетании с нынешним положением Этентии вектор прыжка получался действительно крайне неточный. Если корабль Такрара действительно в таком состоянии…

— Колония основана совсем недавно, — продолжал «Энон». — Но звездолеты там могут быть.

— Мне следовало бы разобраться с этим, — сообщила Сиринкс Согласию.

— Мы не против. Такрар вернется сюда не раньше, чем через день, если его корабль не выйдет из строя.

— Мы отправимся на Нгеуни и выясним, попал ли он туда.

Она не успела договорить, как энергия хлынула в растровые клетки космоястреба.

Стефани услыхала пронзительный визг металла и последовавший за ним громовой вой сирены и улыбнулась собравшимся за кухонным столом детишкам.

— Похоже, дядя Мойо добыл нам четыре колеса.

Но едва она вышла на крыльцо, улыбка на ее лице увяла. Стоявший у калитки автобус сиял всеми цветами радуги. Корпус его был густо размалеван мультяшного вида цветами по еще более пестрому фону. На бортах мигали неоном огромные надписи «ЛЮБОВЬ», «МИР» и «КАРМА». Сверкающие хромированные диски были самыми тусклыми частями отделки.

Мойо вылез из кабины, излучая отчаянное смущение. Зашипела, открываясь, задняя дверь, и оттуда вышел еще один мужчина — настолько волосатый, что Стефани в жизни не видела ничего подобного.

Детвора уже толпилась вокруг нее, восторженно разглядывая сияюще-пестрое явление.

— Он правда нас довезет до границы?

— А как он у вас светится?

— Стефани, пожалуйста, а можно в него залезть?

Отказать Стефани не могла и с безнадежным видом махнула рукой. Детвора хлынула через лужайку, чтобы потрогать этакое чудо.

— Главное, совершенно не привлекает внимания, — бросила она Мойо. — Ты совсем ума лишился?

Тот виновато ткнул пальцем в своего нового спутника.

— Это Кохрейн, он мне помог с автобусом.

— Так это ваша идея?

— Ну дык! — Кохрейн низко поклонился. — Всегда хотел такую вот тачку.

— Хорошо. Получил — и попрощайся. Потому что мне надо вывезти отсюда детей, и в этом безобразии они не поедут. Переделаем во что-нибудь поприличнее.

— Толку не будет.

— О?

— А он прав, — поддержал волосатого Мойо. — Проскользнуть незамеченными не получится. Ты и сама знаешь. Теперь все чувствуют, что происходит на Мортонридже, в любом месте.

— Но это же не причина ехать на таком… таком… — Не найдя слов, Стефани беспомощно ткнула пальцем в сторону автобуса.

— Это будет типа колесный коан для нечистых духом, — объяснил Кохрейн.

— Господи, спаси и сохрани!

— Нет, точно. Всякий чувак, который его увидит, он столкнется с собственным внутренним бытьем. Это типа зеркало для души, въезжаешь? Мы будем передавать добро на радио «Божья волна» двадцать четыре часа в сутки — это миссия милосердия, — и матери будут плакать по брошенным детям! Мой «Кармический крестоносец» пристыдит всех так, что они сами нас пропустят. Но если типа напрягать людей военщиной, устраивать шпионские страсти и всякое такое — только хорошую карму зря потратишь. А всяким космически неклевым мэнам будет только проще нас напрягать.

— Хм-м. — Какая-то извращенная логика в его словах присутствовала, решила Стефани. Мойо перехватил ее взгляд и пожал плечами, излучая надежду и уютную верность. — Ну ладно, пару миль попробуем так. — Она подозрительно покосилась на Кохрейна. — И что это значит — нас?

Он ухмыльнулся и развел руками. Из ладоней его выросла небольшая радуга, едва не касавшаяся макушки. Дети, смеясь, захлопали в ладоши.

— Дык, чувиха, я же в Вудстоке был. Я три дня помогал править миром. Вам нужна будет сила моего внутреннего покоя. Я друг всем живым тварям… а теперь и сдохшим.

— Ой, черт…

Эрик так и не запустил систему жизнеобеспечения капсулы — он боялся, что лишняя нагрузка вконец выведет из строя последний действующий реактор корабля. В резервных матричных аккумуляторах энергии определенно не хватило бы, чтобы запустить растровые узлы.

Солнце Нгеуни казалось ослепительной синевато-белой точкой впереди. До него оставалась четверть светового года, и звезда была еще недостаточно яркой, чтобы свет ее отбрасывал тени на корпус, но намного превосходила все остальные светила на небесной сфере. Поступавшее с сенсоров изображение совершенно заслоняли навигационные графы — туннель из оранжевых кружков, выводивший «Тигару» в нескольких градусах южнее звезды. После пятого прыжка Эрик все еще не выровнял дельта-V.

К счастью, термоядерный двигатель звездолета способен был выжимать ускорение в семь g, а трюмы были пусты. Это означало, что у Эрика хватит топлива, чтобы сориентировать корабль правильно. Как он будет возвращаться на Голмо, агент еще не придумал.

Бортовой компьютер предупредил, что маневр ориентации почти завершен. «Тигара» мчалась в направлении звезды со скоростью девятнадцать километров в секунду. Эрик снизил ускорение и перенаправил поток энергии из реактора на растровые узлы. Стоило плазме нагреться, как реактор начал датавизировать предупреждения. Сдерживающее магнитное поле, не позволявшее разогретой до десяти миллионов градусов плазме коснуться корпуса реактора, начало опасно колебаться.

Эрик торопливо загрузил в бортовой компьютер аварийный алгоритм сброса, повесив ее на подпрограмму-диагност. Если мощность сдерживающего поля упадет до пяти процентов, реактор будет заглушен, а плазма — стравлена в пространство.

Странное дело, но агент не испытывал напряжения. Потом он сообразил, что внимания требует медицинская программа. Затребовав результаты диагностики, Эрик понял, что медпакеты вымывают из его крови токсины и нейромедиаторы, а заодно и впрыскивают химические транквилизаторы.

Он безрадостно ухмыльнулся, не выпуская загубника из зубов. Именно в тот момент, когда ему особенно нужна быстрая реакция, она подавляется. Нет, решительно все против него. Но даже это не могло потревожить агента в его полунаркотической дреме.

Бортовой компьютер просигналил, что приближается точка прыжка. Начали уходить в свои ниши сенсоры и терморадиаторы. Маршевый двигатель сбросил мощность до нуля. Эрик запустил ионные движки, придавая «Тигаре» минимальное ускорение.

Растровые узлы были заряжены полностью. С некоторым облегчением Эрик снизил мощность реактора. За полсекунды поток плазмы ослаб на девяносто процентов, и сдерживающее поле стиснуло его из последних сил. Дохнущие супернадежные схемы не сработали вовремя. По камере токамака прокатилась осцилляция, разрывая плазменный жгут.

«Тигара» прыгнула.

Она вынырнула из червоточины глубоко в системе Нгеуни — совершенная, безликая сфера. И в следующее мгновение это совершенство грубо нарушилось, когда бешеная плазма пробила оболочку-бублик, а за ней обшивку корабля, пронзая ее мечами горячих ионных струй. Началась цепная реакция вторичных взрывов — детонировали криогенные баки и матричные аккумуляторы.

Корабль разлетелся на куски, превращаясь в радиоактивный газ и оплавленные обломки. Из эпицентра взрыва выплыла капсула жизнеобеспечения. Там, где потоки энергии и мелкие обломки поцарапали слой нультермной пены, серебряную поверхность шара покрывали черные углеродные прожилки.

Едва она покинула расширяющееся, бурлящее газовое облако, заработали аварийные ракеты, останавливая беспорядочное кувыркание капсулы. И включился, передавая на своих частотах пронзительный аварийный сигнал, радиомаяк.

8

Джесупу, как и большинству правительственных предприятий и учреждений на Нюване, хронически не хватало финансов, ресурсов и квалифицированных работников. Основные рудные залежи на астероиде были выработаны уже давно. В обычных условиях вырученные деньги пошли бы на развитие астроинженерной промышленности, но правительство Новой Джорджии изначальные внушительные прибыли использовало, чтобы оплатить более срочные и необходимые для избирателей наземные проекты.

Когда руда кончилась, искалеченный экономически и промышленно Джесуп десятилетиями продолжал существовать. Нарождающиеся корпорации перерождались в бесприбыльные филиалы и мелкие фирмы по производству вооружений. Стареющая инфраструктура держалась на самом краю полного распада. Из трех запланированных биосферных пещер в действие была введена только одна. В толще скал остались огромные пустующие полости, которым, обернись дело иначе, предстояло бы стать центрами бурильных работ.

Квинн впервые ощутил чье-то ускользающее присутствие, проходя одним из бесконечных туннелей, связывавших эти полости. Он остановился так внезапно, что Лоуренс едва не наступил ему на пятки.