Статьи и письма 1934–1943 - Симона Вейль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И так же обстоит дело в науке и искусстве; тогда как продукция второклассная – или с блеском, или посредственно исполненная – является расширением себя, то продукция первоклассная, творчество в истинном смысле слова, есть отречение от себя. Эту истину обычно не понимают, ибо слава смешивает и без разбора освещает своими лучами как творения первого разряда, так и наиболее яркие из второго, часто даже отдавая им предпочтение перед первыми.
Милосердие к ближнему, будучи составляемо творческим вниманием, аналогично гениальности.
Творческое внимание состоит в том, чтобы реально прилагать внимание к тому, что не существует. Человеческая природа не существует в безымянной плоти, безжизненно лежащей на обочине дороги. Самарянин, который остановился и посмотрел, – приложил тем самым внимание к этой отсутствующей человеческой природе, и его последующие дела свидетельствуют, что он поступал с подлинным вниманием57.
Вера, говорит апостол Павел, есть видение вещей невидимых58. В этом моменте внимания вера присутствует так же, как и любовь.
Таким же образом человек, который находится в полном подчинении другому, не существует. Раб не существует – ни в глазах господина, ни в своих собственных глазах. Черные рабы в Америке, когда им случалось поранить ногу или руку, говорили: «Наплевать, это нога хозяина, это рука хозяина». Тот, кто полностью лишен тех ценностей, – каковы бы они ни были, – в которых закреплено общественное уважение, – не существует. Испанская народная песенка говорит об этом замечательно правдивыми словами: «Если кто хочет сделаться невидимкой, для того нет ничего лучше, как стать бедняком». Но любовь видит и невидимое.
Бог только помыслил то, что не существовало, и через Его помышление оно получило бытие. В каждый момент мы существуем только потому, что Бог согласен помыслить наше существование, хотя в реальности мы не существуем. Хоть и правда, что мы представляем себе творение по-человечески и, следовательно, неистинно, но этот грубый образ скрывает под собой истину. Бог один имеет власть реально мыслить то, что не-есть. Только Бог, присутствующий в нас, может реально мыслить человеческое качество в несчастных и смотреть на них истинно, иным взглядом, чем когда их рассматривают как вещи; Он может истинно слышать их голос, как слышат слова. И тогда они начинают понимать, что у них есть голос; иначе у них не было бы случая это осознать.
Насколько нам трудно истинно услышать несчастного, настолько ему трудно подумать, что его услышали только из сострадания.
Любовь к ближнему – это любовь, которая нисходит от Бога к человеку. Она предшествует той, которая возводит человека к Богу. Бог спешит сойти к несчастным. Как только чья-либо душа располагается к сочувствию им, – будь она самой последней, самой жалкой, самой безобразной, – Бог устремляется в нее, потому что Он может через нее видеть, слышать несчастных. Только со временем она приобретает осознание этого присутствия. Но пусть душа даже и не найдет названия для него – Бог присутствует везде, где несчастных любят ради их самих.
Бог не присутствует, даже если Его призывают, там, где несчастные – лишь только повод сделать «доброе дело», – даже если их «любят» с этой целью. Ибо тогда они остаются в своей естественной роли, в роли бездушной материи, в роли вещей. Их любят безлично. А им следует нести, в их безжизненном, безымянном состоянии, личную любовь.
Вот почему выражения вроде «любить ближнего в Боге», «ради Бога» суть выражения лживые и двусмысленные. У человека вообще не так много силы внимания, чтобы быть способным смотреть на этот кусок плоти, неподвижной и нагой, лежащей на обочине дороги. Это не тот момент, чтобы «обратить мысль к Богу». Как бывают моменты, когда следует мыслить о Боге, забывая все создания без исключения, так бывают моменты, когда, глядя на творение, не следует мыслить явным образом о Создателе. В эти моменты присутствие Бога в нас имеет своим условием тайну столь глубокую, как если бы она была тайной для нас самих. Бывают моменты, когда думать о Боге – отделяет нас от Него. Стыдливость есть условие брачного союза.
При истинной любви не мы «любим несчастных в Боге»; это Бог в нас любит несчастных. Когда же в несчастье находимся мы сами, Бог в нас любит тех, кто желает нам добра. Сострадание и благодарность нисходят от Бога; и, когда ими обмениваются во взгляде друг на друга, Бог присутствует в точке, где встречаются взгляды. Один и другой любят друг друга – от Бога, через Бога, но не ради любви к Богу; они любят друг друга ради любви одного к другому. Это что-то невозможное. Потому оно и осуществляется только Богом.
Тот, кто дает хлеб голодному ради любви к Богу, не получит благодарности от Христа. Он уже получил свою награду в самом этом помышлении. Христос благодарит тех, которые не знают, кому они дали пищу.
Впрочем, подаяние есть только одна из двух возможных форм любви к несчастному. Возможность – это всегда возможность сделать добро и сделать зло. При особенно неравном соотношении сил находящийся выше может быть справедливым к низшему и когда благотворит ему по справедливости, и когда по справедливости причиняет ему боль. В первом случае речь идет о милостыне, во втором – о наказании.
Праведное наказание, как и праведная милостыня, заключает в себе реальное присутствие Бога и совершает что-то подобное таинству. На это также ясно указывается в Евангелии. Это выражено в словах: «Кто из вас без греха, пусть первым бросит в нее камень»59. Один Христос без греха.
Христос пощадил впадшую в прелюбодеяние женщину. Не подобало в земной жизни казнить Тому, Кому предназначено было умереть на кресте. Но Он не предписал отменить уголовные наказания. Он позволил, чтобы камни продолжали бросать. Каждый раз, когда это делается по справедливости, это происходит потому, что Он бросил первым. И как Он пребывает в несчастном голодном, которого напитал праведный, так Он пребывает и в несчастном осужденном, которого праведный казнит. Он не сказал этого прямо, но убедительно показал самим делом, когда умер вместе с осужденными преступниками. Он явил Себя божественным примером для уголовно наказуемых. Как молодые рабочие, объединенные в «Христианскую рабочую молодежь»60, восторгаются мыслью,