Битва галактик - Михаил Сурин

   Рогозин внимательно посмотрел на него.

   -- Это касается того дела, за которое мы боремся, -- уточнил Александр Евгеньевич.

   -- Рассказывайте, -- произнёс сенатор.

   -- В одной из дальних звёздных систем была обнаружена планета, на которой могла быть жизнь. Исследовательское судно "Шагрил-ла" совершило полёт к ней с целью подтверждения существования жизни и определения возможности колонизации. По возвращении корабля все данные были заморожены.

   -- И вас это удивляет? -- Рогозин сделал глоток и поставил фужер на стол.

   -- Меня удивляет то, что хоть и сняли режим секретности с многих данных (да что там говорить - почти всех!), некоторые субъекты по-прежнему плодят тайны. Смотритель пограничной станции рассказал мне, что после посадки на планету, на корабле и лагере исследователей всякая чертовщина началась - призраки, полтергейст, исчезновения. Четверо погибших в стычке с местными. Местным, впрочем, быстро дали название - ригмейцы, а планете дали имя Ригмеа по аналогии со словом из какого-то гвинейского наречия. Словом, боясь погибнуть, наши разведчики довольно быстро убрались восвояси. А вся информация о путешествии и данные исследований были засекречены.

   -- А кто рассказал об этом смотрителю станции, если данные были засекречены?

   -- Ему поведал об этом чей-то длинный язык, -- объяснил Жнец. -- Тайны тайнами, а "сарафанное радио" пока никто не отменял.

   -- Это интересно, -- задумался Рогозин. -- Я приму к сведению...

   -- Я думаю, к этому приложил руку непосредственно министр внутренних дел Гвидо Аллеро. Сразу после моего выступления в Амфитеатре Лоз две недели назад он подошёл ко мне и заговорил о ригмейцах. Не знаю зачем.

   -- То есть едва вы сошли с трибуны, как он подошёл к вам? Я не понимаю мотивов его действий. Зачем нужно было раскрывать государственную тайну именно вам?

   Жнец пожал плечами.

   -- Я думаю, это нужно спрашивать у него.

   Рогозин допил сок и поставил фужер на стол.

   -- Всё! Выдвигаемся, -- он хлопнул в ладоши. -- Наша братия уже заждалась нас.

   Жнец посмотрел на часы и убедился, что время пришло. До начала заседания осталось менее пятнадцати минут.

   -- Пошли, -- кивнул он.

   Минуя длинные коридоры, они вышли в соседнее крыло здания и спустились в вестибюль. Людей здесь уже было меньше - толпа сочувствующих граждан и журналисты. Загораживаясь от вспышек фотокамер, Рогозин и капитан Жнец прошли через них, оставшись равнодушными к их вопросам, возгласам и пожеланиям.

   Двери в зал заседаний были распахнуты. Жнец осмотрелся. Да, он был действительно огромен. Видимо, Федерация три годовых бюджета вложила в его богатое убранство. Зал был овальным, окружённый колоннадой в ионическом ордере, под широким прозрачным куполом. Меж колонн были протянуты полотна с гербами каждой из планет, вышитыми золотыми нитями. Позади Президиума Сената висело огромное красное полотно с гербом Федерации - золотой дракон, держащий в лапе шестопёр, на испанском щите, разделённом на четыре части разных цветов: серебро, лазурь, червлёнь и пурпур. Над щитом -золотой шлем анфас с решётчатым забралом, короной палисандо и намётом в виде растительного орнамента. Позади щита была изображена белая горностаевая мантия с сенью и девизом "Beatus, qui retribuet tibi retributionem tuam, quam retribuisti nobis", начертанном на ней. Депутатские ряды спускались внизамфитеатром. Где-то там, впереди должно быть кресло Рогозина. Сам Виктор Алексеевич выделил место для Жнеца на балконе Галереи Приглашённых, расположенной над залом.

   -- Эта рация предупредит вас о необходимости начала активных действий, -- проинструктировал его Рогозин, передавая крошечное устройство, похожее больше на мобильный телефон. -- И давайте договоримся, никакой самодеятельности с вашей стороны. Я должен быть готов ко всему.

   -- Вы сказали, "рация предупредит", -- спросил Жнец, -- а кто будет говорить в ней?

   -- Я, -- кивнул Рогозин и направился меж рядов к своему месту.

   Так-так, всё ясно. Даже сейчас сенатор хочет контролировать ситуацию, спустив капитана с поводка в нужный ему момент. Жнецу не нравилось, что Рогозин, угрожая сдать военной полиции информацию о его дочери, вздумал управлять им. Да и кому, собственно, понравится? Снова пообещав себе преподать наглому сенатору урок, капитан Жнец направился искать своё место.

   Александр Евгеньевич вышел из зала заседаний, свернул в длинный коридор.Пришлось поплутать, прежде чем он нашёл лестницу, ведущую на второй этаж. В коридоре у Галереи Приглашённых толпились люди - помощники сенаторов, журналисты с камерами, критики, предприниматели, известные блоггеры, клирики... словом все те заинтересованные лица, на кого сегодняшнее решение Сената могло оказать определённое влияние. Жнец поздоровался с некоторыми из тех, кого мог знать, и, протиснувшись через толпу, вышел на балкон. Да, быть может, Рогозин был прав, выбрав это место для полковника. Отсюда открывался великолепный обзор. Военачальнику даже показалось, что этой армией сенаторов внизу можно управлять, передвигая их, как шахматы на клетчатой доске, тем более что расположение сенаторских мест давало такое ощущение. Пройдя вдоль рядов кресел, Жнец занял своёместо на балконе в первом ряду.

   Сенаторские ряды были разделены на так называемые "камеры". В каждой Камерезаседали сенаторы от одной планеты Федерации, той, чьи интересы они представляли. Поэтому в каждой камере заседало по четыреста человек - по одному от каждой провинции. Таким образом, итоги голосований определялись не количеством членов в одной партии, как было до отмены партийной системы, а интересами жителей конкретной планеты. Принятие решений по конкретным предложениям нельзя было предсказать, потому что было неизвестно, как проголосует каждая камера в целом. Создатели данной системы считали этот факт основным преимуществом перед многопартийностью.Однако, несмотря на то, что триста лет назад консулы Федерации Человечества объявили об отмене партийной системы и введении избираемости сенаторов на основании территориальной принадлежности, де-факто первая всё же продолжала существовать в камеральном выражении.Как бы законодатели ни старались вытравить из корпуса идеологические настроения, до конца им это сделать не удалось. В Сенате можно было выделить правых лоялистов, левых оппозиционеров и центристов, склоняющихся во мнении то к первым, то ко вторым. При этом споры между группировками могли возникнуть внутри камеры, что лишь добавляло депутатским прениям остроты, а исходу голосования - непредсказуемости.

   Сидя на первом ряду Галереи Приглашённых, Жнец наблюдал сверху за этим амфитеатром, гудевшим, как пчелиный улей. Сенаторы рассаживались по своим местам, что-то горячо обсуждали, размахивали руками.