Кустодиев - Аркадий Кудря

«Н-да!» — дочитав статью, озадаченно крякнул Кустодиев. Если бы еще год, еще полгода тому назад кто-нибудь сказал бы ему, что Бенуа способен так глубоко влезть в политику и защищать Ленина и его сторонников от «буржуев», он бы ни за что не поверил.

В мае Кустодиев вместе с Юлией Евстафьевной и Ириной отправился на отдых в Финляндию, в расположенный под Выборгом санаторий Конкала. Помещался санаторий в большом четырехэтажном здании на берегу озера. Вокруг парк с цветниками, растут сосны.

Вскоре после приезда, 20 мая, Кустодиев послал открытку В. В. Лужскому: «Третий день как в Финляндии. Здесь очень хорошо, чудесное лето, прекрасный санаторий. Это в 8 км от Выборга… Много солнца, все распускается. Думаю пробыть здесь все лето, если, конечно, какие-нибудь непредвиденные обстоятельства не заставят поехать обратно: теперь всего можно ожидать…»[364]

За время их отсутствия «кое-что» действительно случилось в Петрограде; бурлила в политическом плане и Финляндия, и все же можно было не жертвовать долгожданным отдыхом. Все четыре месяца, пока Кустодиевы жили в Конкала, Борис Михайлович много работал, писал заказные портреты — графини С. А. Грабовской на фоне соснового парка, дочери московских миллионеров Лопатиной, Аниты Буденгоф — дочери шведского помещика, чье имение находилось недалеко от санатория.

Отдых сочетался с лечением — хвойные ванны, массаж. На досуге Борис Михайлович с интересом просматривает приходящие из Петрограда газеты. А. Бенуа в «Новой жизни» опубликовал статью «Революция в художественном мире», в которой поднял вопросы защиты художественных ценностей, обсуждавшиеся на совещании у Горького, и необходимости осуществления реформ в области культуры. И с тревогой бил в набат: «Вскоре могут произойти вещи непоправимые: русское общество рискует понести незаменимые утраты и растерять накопленные в этой области культурные сокровища»[365].

Печатает «Новая жизнь» и рекламу издательства «Шиповник» о подписке на «Календарь русской революции». Сборник этот планировался к выходу в свет еще в 1906 году, но тогда был конфискован полицией. Иллюстрации для него выполняли вместе с Кустодиевым его коллеги по совестной работе в «Жупеле» и «Адской почте» — И. Билибин, З. Гржебин, М. Добужинский и другие. Реклама издания указывает их имена и сообщает, что будет выпущен и второй том, охватывающий события от 1905 года до наших дней, и что редактирует все издание Вл. Бурцев.

А. Бенуа наконец-то проясняет, почему он пришел в «Новую жизнь». В подкупающем искренностью и задушевностью тона «Письме в провинцию» («…милый друг, я не социалист, я вообще далек от какой-либо политической программы») он пишет, что лучше, чем кто-либо, знает «сколько подлинно прекрасного имеется в той же буржуазной культуре». И все же он пошел к социалистам, ибо они задумываются «о мире, иначе говоря, они действительно исполняют основной закон Христа (хотя огромное большинство из них не верит в Него)…»[366].

В июне же между Горьким и Бенуа возникла дискуссия на страницах газеты: как быть с созданными и создаваемыми в России художественными ценностями, когда в обстановке нестабильности возникла угроза их скупки и вывоза за границу?

М. Горький в статье «Американские миллионы» писал, отталкиваясь от заметки в «Новом времени», о намерении некоего американского анонимного общества потратить 20 миллионов долларов на скупку художественных сокровищ России — изделий из золота, серебра, бронзы и фарфора и, само собой, картин, дабы они не были разграблены вандалами. В связи с этим всемирно известный писатель считал целесообразным временное запрещение вывоза из России предметов искусства и запрещение распродавать частные коллекции, прежде чем их оценят квалифицированные эксперты.

Через неделю А. Бенуа возражал ему в статье «Закрепощение художественных ценностей», поддерживая лишь в том, что подобный запрет, если он будет введен, должен носить временный характер. Художественное произведение, доказывал Бенуа, по самой своей сути — всеобщее достояние, а если вводить законы, какие предлагает Горький, то парижане не имели бы лучших сокровищ Лувра, мюнхенцы — Пинакотеки, лондонцы — Национальной галереи, а мы бы не могли наслаждаться в Эрмитаже «Магдалиной» Тициана, «Данаей» Рембрандта, «Полифемом» Пуссена[367].

«А ведь, пожалуй, оба правы, — обсуждал с женой заинтересовавшие его статьи Кустодиев. — И разбазаривать национальные сокровища негоже, и втуне держать их нельзя — что-то должно и иностранцам перепадать. Истина, как всегда, где-то посередине».

Июльские номера «Речи» донесли вести о вновь прошедших в Петрограде массовых волнениях и о том, что в ходе вооруженных столкновений в городе были убитые и раненые. Писалось, что выступления были организованы большевиками, а Троцкий, Каменев и Зиновьев с трибуны Таврического дворца рисовали картину чуть ли не всеобщего восстания. 4 июля Таврический дворец был окружен вооруженными солдатами, матросами и рабочими, державшими плакаты с требованием передать власть советам рабочих и солдатских депутатов.

Через несколько дней, уверяла «Речь», все успокоилось; большевизм в результате безнадежно скомпрометировал себя и, злорадно констатировала газета, «умер внезапной смертью»[368].

Что-то о происходящем в Петрограде мог бы, вероятно, сообщить Ф. Ф. Нотгафт, находившийся в городе, но Федор Федорович, долгое время проработавший в Сенате, в политических делах был весьма осторожен, в тайну переписки не очень-то верил и потому в очередном письме Кустодиеву скупо обронил: «О политике ни слова, ибо думаю, что газеты ты получаешь и читаешь»[369].

А газеты между тем сообщали, что подписан приказ об аресте Ленина, Каменева, Зиновьева и Троцкого и предали суду всех руководителей «вооруженных преступлений против государственной власти»[370].

События в Петрограде всколыхнули и Финляндию: финский сейм принял законопроект об автономии Финляндии. В ответ на этот шаг Временное правительство объявило о роспуске сейма и о намерении провести выборы нового состава сейма одновременно с выборами в России Учредительного собрания.

Все это оживленно обсуждали отдыхающие в Конкала, а самые осведомленные передавали, что часть депутатов сейма, из социал-демократов, считает решение о роспуске сейма совершенно незаконным: русское правительство, мол, не имеет права вмешиваться во внутренние дела Финляндии. По слухам, в начале августа в Гельсингфорсе прошли массовые демонстрации.