Железный Путин: взгляд с Запада - Ангус Роксборо

Сергей Гуриев, видный экономист, с которым президент Обама встречался во время первого визита в Москву, считает, что реакция правительства на кризис была «решительной и эффективной». «Российская финансовая система вышла из острого финансового кризиса практически невредимой, безработица осталась под контролем. Правительство предотвратило коллапс банковской системы. Более того, кризис не привел к значительной национализации частных компаний. Под знаменем борьбы с кризисом правительство могло бы национализировать все банки и компании, находящиеся в бедственном финансовом положении, но не сделало этого»3.

Тем не менее рецессия сказалась на тысячах российских банков и компаний. Иностранные инвесторы обратились в бегство, лишив российскую фондовую биржу триллиона долларов.

Путин отказывался признать, что кризис вскрыл структурные изъяны российской экономики. Он винил во всем опрометчивость американцев, видел в случившемся еще одно доказательство несправедливости американской гегемонии. «Все, что происходит сейчас в экономической и финансовой сфере, началось в США. Это настоящий кризис, с которым столкнулись мы все. Действительно грустно то, что мы увидели неспособность принимать адекватные решения. Это уже не безответственность со стороны отдельных лиц, а безответственность всей системы, которая, как нам известно, претендует на (глобальное) лидерство».

Кризис ударил по России иначе, чем по более прочной экономике Запада. Он выявил зависимость страны от экспорта нефти, особенно когда цена снизилась со 145 до 35 долларов за баррель. Кроме того, кризис обнажил плачевное состояние большей части российской промышленной базы, унаследованной еще от советской плановой экономики. В СССР создавались промышленные зоны невиданного на Западе масштаба — так называемые моногорода, где буквально все вертелось вокруг зачастую единственного промышленного предприятия. Если градообразующее предприятие, будь то автомобильный, алюминиевый или сталелитейный завод, прекращало производить продукцию, в состояние коллапса приходила вся его инфраструктура. Советские плановики не предусматривали экономических спадов, и теперь моногорода оказались безнадежно уязвимыми для смены ситуации на Уолл-стрит, даже если уже перешли в частные руки.

Одним из таких моногородов было Пикалёво под Санкт-Петербургом. Город вырос вокруг цементного завода, ныне представляющего собой комплекс из трех взаимосвязанных предприятий, принадлежащих, среди прочих, одному из богатейших людей в России, Олегу Дерипаске. Экономический кризис привел в начале 2009 г. к увольнению без выходного пособия тысяч работников. Столкнувшись с грандиозным социальным кризисом, население взяло инициативу в свои руки. Протестующие перекрыли федеральную трассу, ведущую к Санкт-Петербургу. Транспортная пробка растянулась на 400 км. Как раз в этот день Путин прибыл с визитом в родной город, в том числе и на церемонию введения в действие новенького автосборочного завода Nissan. Кризис в Пикалёво тем временем уже достиг крупных масштабов. На встрече с собственниками предприятий и правительственными чиновниками в Пикалёво 4 июня Путин устроил виновным взбучку. Он распорядился в тот же день рассчитаться с долгами по заработной плате, размер которых превысил 41 млн рублей, и отчитал собственников: «Вы сделали заложниками своих амбиций, непрофессионализма и жадности тысячи людей. Это недопустимо! Если собственники договориться между собой не смогут, то единый комплекс все равно будет восстановлен в том или ином виде. Если вы договориться между собой не сможете, то это будет сделано без вас».

Далее в ходе сцены, которая изумила телезрителей, он потребовал, чтобы собственники, которых он сравнил с тараканами, подписали соглашение, чтобы заводы заработали вновь. «Все подписались? Да? А вы, Дерипаска? Не вижу вашей подписи, идите подпишите!» Миллиардер нехотя подошел, послушно подписал бумагу и нарвался на окрик Путина: «Ручку верните!»

Решение Путина годилось лишь для быстрого достижения временных результатов. В перспективе России предстояло найти способ привести в соответствие рынку даже моногорода.

Город Тольятти на Волге, в 800 км к юго-востоку от Москвы, — крупнейший моногород страны с населением в 700 тысяч человек, где каждый четвертый взрослый работает на АвтоВАЗе. Незадолго до рецессии, в феврале 2008 г., французская компания Renault приобрела 25 % акций АвтоВАЗа за миллиард долларов. Как и другие производители автомобилей всего мира, компания сильно пострадала во время кризиса. Ей не удалось модернизировать производство, сократить раздутый штат. 100 тысяч автомобилей оставались непроданными. И опять премьер-министр посчитал, что благосостояние рабочих надо поставить превыше всего. Заводу не позволили разориться, коллапс градообразующего предприятия имел бы катастрофические последствия для сотен тысяч человек и стал бы угрозой для стабильности во всем государстве. 30 марта 2009 г. Путин посетил завод, похвалил его руководство, сумевшее избежать массовых увольнений (в отличие от Пикалёво) и пообещал правительственную помощь в размере 25 млрд рублей (830 млн долларов) в виде кредитов, наличных и гарантий. Сергей Гуриев назвал экстренное финансирование этого «мастодонта бесполезности» одной из немногих ошибок, допущенных во время кризиса.

Однако Путин прибег и к некоторым жестким дипломатическим мерам, чтобы обеспечить компании долгосрочное выживание. В октябре он предъявил Renault публичный ультиматум с требованием либо помочь в экстренном финансировании завода, либо 25 %-ная доля акций, принадлежащая компании, будет сокращена. «Или они примут участие в дальнейшем финансировании компании, или мы начнем с ними переговоры о наших относительных долях». Затем, 27 ноября, он поспешил в Париж и получил то, чего хотел. Компания Renault пообещала предоставить заводу новые технологии, в обмен на которые правительство должно было выплатить еще 50 млрд рублей.

Для Путина эти два дня в Париже выдались удачными. Помимо успешной сделки с Renault, он осуществлял надзор за подписанием соглашения между «Газпромом» и французским энергетическим гигантом EDF об участии последнего в работах по проекту «Южный поток» — строительству газопровода, предназначенного для транспортировки российского природного газа в Европу в обход «ненадежных» стран транзита, таких как Украина и Беларусь. Еще одна крупная французская энергетическая компания, GDF-Suez, вела с Путиным переговоры о 9 %-ной доле в другом обходном газопроводе, «Северный поток». В создании обоих трубопроводов наметился значительный прогресс: немецкое правительство и энергетические компании поддерживали «Северный поток», а итальянская ENI стала партнером по «Южному потоку». Работа же над альтернативным вариантом ЕС, газопроводом «Набукко», продвигалась сравнительно медленно.

Между тем на неофициальном ужине с французским премьер-министром Путин обсуждал еще более сенсационную сделку — покупку французского многоцелевого десантного корабля Mistral, второго по величине во французском флоте, на котором возможно размещение вертолетов, танков, средств десантирования и 750 десантников. Год спустя решение о продаже двух кораблей Mistral было подтверждено и стало беспрецедентной передачей военно-морских технологий НАТО, а также вызвало серьезное беспокойство у восточноевропейских соседей России.

По-видимому, работа в сфере международной торговли доставляла удовольствие премьер-министру. Но не все проходило гладко. Весной 2009 г. Путин и канцлер Германии Ангела Меркель поддержали предложение о спасении компании Opel — немецкого подразделения разорившегося американского производителя General Motors. Согласно условиям сделки, Сбербанк совместно с канадской компанией Magna должен был приобрести 55 % акций Opel и сохранить десятки тысяч рабочих мест, преимущественно в Германии. Меркель и Путин регулярно встречались, чтобы обсудить и продвинуть сделку. Для Меркель, которую в сентябре ожидали выборы, сделка имела скорее политическое значение, для Путина она была еще одним шансом заполучить для России западные технологии: партнером Сбербанка в этой сделке был автомобильный завод ГАЗ, принадлежавший Олегу Дерипаске, который получал таким образом доступ к новейшим технологиям Opel и мог приступить к производству машин, которые, наконец, изменили бы представление о том, что русские способны выпускать лишь примитивные «лады».

10 сентября компания GM согласилась с условиями сделки. Путин ликовал. «Надеюсь, это один из шагов, которые приведут нас к истинной интеграции в европейскую экономику», — заявил он участникам клуба «Валдай» в своей загородной резиденции. Следующие несколько месяцев за ходом переговоров следил председатель правления Сбербанка Герман Греф, летая в головной офис GM в Детройте и обратно. Был составлен контракт на 5000 страниц. «Затем однажды вечером в начале ноября, — вспоминает Греф, — я присутствовал на совещании у Путина и тем же вечером должен был вылететь в Рюссельсхайм, чтобы на следующее утро подписать контракт. Я вышел с совещания и получил сообщение, что GM решила не продавать Opel!» Поначалу Греф подумал, что это шутка. «Сделка была уже проработана. Мы проделали колоссальную работу, добились поддержки всех европейских правительств!»