Шпион, который спас мир. Том 2 - Шектер Джеролд

Когда его попросили привести доказательства этого неожиданного сообщения, представитель КГБ резко добавил: «Конечно, он поставил условием свое освобождение, но все равно, он слишком легко предавал свои идеалы. Да и вообще у него не было ни идеалов, ни принципов.

Мы знали немало людей, которые, в отличие от Пеньковского, не предавали с такой легкостью свои идеалы и оставались тверды в своих убеждениях. На самом первом допросе он сразу предложил план разоблачения британской и американской разведок. Он дал советской контрразведке всю информацию, которой было, например, достаточно, чтобы уличить сотрудников американской и британской разведок в Москве. Мы на это вообще не обратили внимания, однако разве это не показывает, насколько он был неустойчив?»

— Возможно, он пытался спасти свою жизнь?

— Вот именно, вот именно. Он пытался спасти свою жизнь. Это была попытка продлить свое существование, и он, возможно, даже надеялся на что-то. Бог его знает. Нам известно немало примеров, когда люди содержались в очень тяжелых условиях, однако не продавались контрразведке. Даже ради спасения жизни, — сказал представитель КГБ.

Чтобы еще сильней подчеркнуть свое мнение о характере Пеньковского, он повторил, что Пеньковского «не принуждали, не воздействовали на него физической силой и не заставляли его сделать что-либо. Мы ему сказали, что, если он хочет дать показания, пожалуйста. И он это сделал. Он попросил бумагу и ручку. Целый день он писал свои показания и излагал план разоблачения».

— Он делал это по доброй воле, — добавил младший офицер КГБ, иронизируя над усилиями Пеньковского спасти свою жизнь.

В 1990 году КГБ упорно следовал той же пропагандистской линии, что и во время судебного процесса, только теперь это было дополнено зафиксированной на кинопленке встречей Дженет Чисхолм с Пеньковским. Таинственность, которой окружалось все, что касалось Джорджа Блейка, прояснила последовательность событий, которые привели к аресту Пеньковского.

Перед отъездом из Москвы нам предстояло зайти еще в одно место. В 1990 году Вера Дмитриевна Пеньковская, вдова Пеньковского, по-прежнему проживала в Москве. До выхода на пенсию в 1989 году она работала редактором в одном из издательств. Она отказалась давать интервью, потому что воспоминания о муже были слишком болезненными. По телефону она рассказала, что обе ее дочери сменили фамилию и «живут хорошо. Старшая замужем. Нас не подвергали преследованиям, и мы ничего не боимся, но просто не хотелось бы ворошить прошлое. Конечно, я теперь смотрю на события тех лет другими глазами». Она не объяснила, что подразумевала под этим.

Оставалось совершить запланированную прогулку по Москве Пеньковского. На подъезде дома 5/6 по Пушкинской улице, где когда-то находился тайник, теперь установлен снаружи кодовый замок такого типа, который все шире распространяется в Москве. Ни один человек, не знающий кода, не может войти внутрь и посмотреть, есть ли еще та батарея, за которой был спрятан спичечный коробок. Бетонные фонарные столбы на Кутузовском проспекте, в том числе и тот, на котором Пеньковский должен был сделать пометку в случае начала войны, по-прежнему стоят на своих местах. Элегантный интерьер британского посольства — солидное полированное дерево и персидские ковры — ничуть не изменился; без труда можно мысленно проследить путь, который проделал Пеньковский, направляясь на свидание с Дженет Чисхолм в гардеробную. Можно войти внутрь ветхого жилого дома на Арбате, где Пеньковский и Дженет Чисхолм обменивались посланиями и материалами. Сквер на Цветном бульваре, куда Пеньковский приносил отснятые пленки в коробочке из-под драже, по-прежнему является излюбленным местом прогулок молодых жен иностранцев с детьми, приходящих сюда из расположенного неподалеку, на Садовой-Самотечной, дома для семей журналистов и дипломатов. Офицеры Советской армии, направляющиеся в Министерство обороны или штаб-квартиру ГРУ, по-прежнему пересекают Красную площадь около моста, где Пеньковский впервые встретился с американскими студентами.

Представьте себе Пеньковского не таким, каким он выглядел бы теперь, а таким, каким он был тогда, — обозленным несправедливостью к себе и русскому народу. Он чувствовал, что путь к свержению Хрущева, этого «безрассудного авантюриста», правившего страной, лежит не через насилие или государственный переворот. Можно было расчистить этот путь, осведомив врагов Хрущева о его слабых местах. Пеньковский не мог и представить себе, размышляя при тусклом свете уличного фонаря на Москворецком мосту, в какой степени ему удастся нарушить равновесие страха, удержав чашу весов, склонявшуюся в сторону ядерной войны.

Олег Пеньковский был величайшим из всех советских шпионов, работавших на западные разведки после окончания второй мировой войны. Ни один советский шпион не давал более ценного материала и не оказал более значительного влияния на историю{290}. Он был бесстрашным пророком, который предупредил Запад о хрущевских намерениях обогнать Запад в производстве ядерного оружия. Он передал важные подробные сведения о военной мощи советской системы и о ее слабых сторонах. Он раскрыл Западу фамилии сотрудников огромного советского разведывательного аппарата, методы его работы, имена его агентов, их должности и основные задания.

Информация, которую поставлял Пеньковский Западу, не имеет себе равных. Он изменил восприятие Западом советского ядерного оружия; он помог Свободному Миру понять слабые стороны коммунистической системы. Данные о военной тактике и стратегии, которые он сообщил, подтвердив документально, не утрачивают значения и сейчас, позволяя понять современную советскую доктрину, основные элементы которой не изменились. Фотографии, сделанные Пеньковским, позволили глубоко проанализировать направление развития советского военного мышления в период коренной перестройки политики. США могли наблюдать, как строятся заводы, брать пробы воздуха, фотографировать ракетные пусковые шахты, но не смогли бы прочесть отчеты о дискуссиях по поводу стратегии или постичь советские изобретения, пока Пеньковский не предоставил такие данные. Его сообщения до сих пор являются критерием, по которому аналитики разведки проверяют, не утратили ли они чувство реальности в отношении советской системы{291}.

Пеньковский был готов стать перебежчиком в связи с тем, что полицейское государство обнаружило белогвардейское прошлое его отца. У него не было никаких доказательств, кроме слов матери, что человек, который был его отцом, а потом исчез навсегда, состоял с ней в браке и носил фамилию Пеньковский. Однако, по ее утверждению, его судьба была невидимыми нитями связана с дворянской фамилией, что могло лишь накликать на него беду. Это было не то происхождение, которое могло пойти ему на пользу в Советском государстве.

С момента расстрела Пеньковского в 1963 году времена изменились. Теперь стало святыней место убийства царя Николая II и его семьи в Свердловске. Фотовыставки, посвященные жизни дворянства в дореволюционный период, привлекают толпы ностальгически настроенных посетителей, жаждущих возврата патриархальных добродетелей старого режима. Теперь принадлежность к известному дворянскому роду подразумевает скорее вероятность знатного аристократического происхождения, что является формальным подтверждением того, что ты «враг народа».

Однако, несмотря на гласность, образ Пеньковского там, где его еще помнят, остается все тем же, каким он был создан на судебном процессе в 1963 году. В любом случае с годами он не потускнел. В 1963 году главное внимание сосредоточивалось на его слабохарактерности, жадности и чрезмерном донжуанстве. В течение всего судебного процесса предпринимались попытки принизить его значение как шпиона, приуменьшить важность секретных материалов, украденных им и переданных на Запад. Во время суда Хрущев пытался защитить себя и государственные тайны и в то же время исподволь внушить мысль о повышении бдительности. Однако, как бы ни пытался Хрущев укрепить свои пошатнувшиеся позиции за счет Пеньковского, именно Пеньковский сделал Хрущева уязвимым. Он был смещен с поста в 1964 году.