Школьная бойня - Николай Иванович Леонов

Следователя Валуева в кабинете Лев Иванович не застал. Вздохнув, он с сожалением подумал, что теперь ему самому придется мучиться в душном кабинете и разбираться с кипой информации по делу об афере с картиной. К тому же нужно было еще узнать, в разработке кого из оперов оно находится. И только он собрался позвонить начальнику Богородского управления, чтобы узнать, к кому обратиться, как увидел Валуева собственной персоной. Евгений Александрович – грузный и большой – плыл по коридору, надвигаясь на Гурова, как нефтяной танкер на прогулочную яхту. Увидав Гурова, следователь нахмурился и строго спросил:

– По мою душу, Лев Иванович? Давно тебя в наших краях видно не было.

– К тебе, Евгений, к кому же еще. Соскучился и решил навестить старого товарища.

– Как же – навестить, – добродушно проворчал Валуев, открывая дверь кабинета и пропуская Гурова в помещение. – Ты, Гуров, никогда просто так нас не навещаешь. Когда ты тут последний раз мелькал? Года полтора назад? По делу Макеева приходил, помнится.

– Был такой грех, приходил, – согласился Лев Иванович. – Но ты ведь, Женя, знаешь: я даже если и по делу прихожу, так все равно со своим самоваром. Так что давай с тобой кофе выпьем, а заодно и потолкуем. Я по дороге замечательный кофе купил. Редкостный сорт!

– Я только что с обеда вернулся, – пропыхтел грузный Валуев, с трудом втискиваясь за рабочий стол. – Но кофе, если хороший, выпью. Где чайник стоит, ты еще помнишь?

– Помню, сейчас приготовим.

Гуров прошел в угол кабинета и включил в розетку допотопный металлический чайник, предварительно налив в него воду из бутылки, которая стояла тут же на полу возле тумбочки.

Пока чайник закипал, старые знакомые поговорили о делах семейных, справившись друг у друга о здоровье супруг, а также и о погоде, посетовав на жаркое московское лето.

– Так что там у тебя за нужда? Рассказывай, – дал Валуев добро на начало деловой беседы, когда Лев Иванович поставил перед ним и перед собой по большой чашке кофе.

Сам Гуров кофе не жаловал, но зато знал, что следователь Валуев этот напиток очень любит и пьет даже в такую адскую жару, как сегодня. Но Евгений Александрович не любил пить кофе в одиночестве, и Лев Иванович, ведая об этой его особенности, налил чашку и себе – чисто за компанию.

– Мне позарез нужно узнать подробности одного происшествия, случившегося в марте. Того самого, где аферисты за фальшивую картину Петрова-Водкина вытянули полмиллиона с гражданина… Вот надо же, вылетела из головы фамилия! – посетовал Гуров и хитро посмотрел на следователя.

– Геркулесова Адама Петровича, – ответил Валуев и погрозил Льву Ивановичу пальцем: – И нечего меня тут проверять!

– Ну и память у тебя, Евгений! – рассмеялся полковник. – Всегда завидовал тебе по этому поводу. Ты небось все свои дела помнишь наизусть, как таблицу умножения.

– А как же, – степенно кивнул Валуев и, отхлебнув горячий кофе, вытер большим клетчатым платком бегущий по большому лбу пот. – С самого первого дела и помню. Все подробности – кто, куда, кому, что и за что…

– Вот поэтому я к тебе и пришел – чтобы, значит, самому не читать, а от тебя все подробности узнать, – довольный своей находчивостью, проговорил Гуров. – Ну и, кроме того, пообщаться с хорошим и умным человеком, сам понимаешь, всегда приятно.

– Ой, Гуров, хитришь! – Валуев, довольный его словами, снова погрозил Льву Ивановичу толстым пальцем.

– Ничуть, все как есть, так и говорю. А посему внимательно тебя слушаю.

– Да подробностей-то в этом деле не так уж и много, – отпив кофе, стал рассказывать следователь. – Потерпевший пришел к нам писать заявление двенадцатого марта, а случилась с ним эта оказия десятью днями раньше – то есть второго числа. Один коллекционер… Я пока не буду говорить кто – надо тебе, так потом сам в бумагах все прочтешь. Так вот, он попросил своего дальнего родственника – Геркулесова Адама Петровича – помочь ему найти для него какую-нибудь раритетную картину для коллекции. Сам этот коллекционер живет сейчас за границей, в Париже. А кто-то из знакомых в России подсказал ему, что в наших московских лавчонках с разным старым барахлом, если в нем покопаться, можно найти очень ценные вещи.

– Это точно, есть такое, – подтвердил Гуров.

– Так вот. Он, этот Адам Петрович, старался как мог, потому как богатый заграничный родственник пообещал ему неплохой процент за его старания. Второго марта гражданин Геркулесов зашел в одну лавчонку, расположенную на Второй Мясниковской улице. Там он увидел женщину в темном бархатном костюме – приталенном жакете и юбке чуть ли не до самых пяток. Как заметил потом потерпевший – такой моды сегодня нет. Это я тебе его слова дословно привел, как понимаешь. Женщина была в шапочке-таблетке с вуалеткой и в перчатках по локоть. Она о чем-то тихо разговаривала с хозяином лавочки, но о чем именно, Геркулесов не услышал. В общем, когда она отошла от продавца, но, прошу заметить, не вышла из магазинчика, потерпевший начал объяснять продавцу, что он, собственно говоря, ищет в таких вот, как у него, магазинчиках. И что ему, мол, нужна какая-нибудь старая картина, желательно оригинал. Кто художник – без разницы, но чтобы обязательно не копия и притом картина должна быть написана не позже начала двадцатого века. Но хозяин только качал головой и говорил, что такого богатства у него в магазинчике не бывает. Адам Петрович в расстройстве вышел на улицу и стал размышлять, куда бы ему еще обратиться в поисках картины, и тут к нему подошла та самая дама в черном и сказала, что случайно слышала его разговор с хозяином лавки…

– Ох уж, эти случайности! – не выдержал Лев Иванович. – Ну как народ не может понять, что такие вещи случайными не бывают!

– Это мы с тобой, Гуров, такие умные и всезнающие. Нам и положено такими быть по статусу. А обыватель – он чаще всего наивный и доверчиво-глуповатый. Так что не возмущайся, а слушай дальше.

– Я весь внимание, – Лев Иванович сделал серьезную мину.

Валуев покачал головой, отхлебнул кофе и продолжил:

– Дама представилась Геркулесову вдовой одного новорусского коллекционера, который собирал всякие вещи, относящиеся к эпохе конца девятнадцатого и начала двадцатого века. В том числе и картины.

– И как фамилия вдовы? – задал уточняющий вопрос Гуров.

– Полынина Полина Валериановна. Так, во всяком случае, женщина представилась Геркулесову. Вдова заявила, что она распродает коллекцию мужа, потому как ей нужны деньги – она-де собралась уезжать жить в Торонто к сыну, а коллекцию за границу вывезти никак нельзя. Так вот, у нее есть как раз то, что нужно Геркулесову и его родственнику – ранняя и мало кому известная картина Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина, которую он написал, путешествуя по Северной Африке, еще в тысяча девятьсот седьмом году. Услышав такую информацию, наш потерпевший загорелся желанием купить столь редкостный раритет. Женщина сказала, что картина у нее с собой, открыла багажник «Хонды» и показала картину будущему покупателю. А чтобы он не сомневался в подлинности полотна, предложила оценить его у независимого эксперта. Она сказала, что видела в лавочке у хозяина визитку местного оценщика, и просила Геркулесова подождать ее возле машины, а сама вошла в магазинчик и через пару минут вышла оттуда уже с визиткой.

– А что, визитку она и вправду взяла у хозяина магазина? – спросил Гуров с сомнением в голосе.

– Правильно сомневаешься, – сказал Валуев. – Похоже, что карточка была заготовлена заранее, а дамочка только сделала вид, что взяла ее у хозяина лавчонки. Липовая визиточка оказалась.

– Она сохранилась?

– Нет, этот