Школьная бойня - Николай Иванович Леонов

С этими словами Лев Иванович вышел за дверь. Крячко улыбнулся ему вслед и покачал головой. Теплые дружеские чувства, которые он испытывал все эти годы к своему напарнику, согревали его в счастливые моменты жизни и поддерживали в трудные минуты, снова нахлынули на него, и он, устало, но удовлетворенно вздохнув, отправился следом за Гуровым. То есть, конечно, не следом, а домой.

10

На работу на следующий день Лев Иванович пришел рано – по утренней прохладе. Решил все же закончить свою эпопею с приведением документации в порядок. Лето вообще не было его любимым временем года, он больше любил осень или весну, когда погода не была такой изнуряюще жаркой или наоборот – надоедливо-холодной. Поэтому всю кабинетную работу в летний период Гуров предпочитал делать рано утром.

Время за писаниной летело быстро, и когда Лев Иванович оторвался от бумаг и посмотрел на часы, было уже без четверти девять. Скоро должен был подойти Большов, но у Гурова оставалось еще время собраться с мыслями и отдохнуть от бумажной волокиты. Он встал, потянулся, и чтобы размяться, сделал несколько взмахов руками и походил по кабинету. Потом подошел к окну и задумчиво стал смотреть на улицу. Народу и машин по ту сторону окна было уже много. Суета проснувшегося города постепенно нарастала.

Гуров снова посмотрел на часы и вздохнул. Потерпевший опаздывал. «Подожду еще минут десять, – решил Лев Иванович, – и буду звонить этому горе-меценату. Надо ведь как-то вперед двигаться». Он с неохотой отошел от окна и сел за стол. В дверь постучали, и дежурный впустил в кабинет невысокого плотного человечка лет тридцати пяти, одетого в джинсы и летнюю льняную светлую сорочку. С ним вошел еще один посетитель – худой и длинный как жердь мужчина возрастом постарше и в костюме серого цвета, который был ему явно широковат и в плечах, и в талии. Гуров сразу мысленно назвал его про себя «костюмом», а маленького и шустрого посетителя окрестил «живчиком».

Тот, что был помоложе, резво подошел к столу Гурова и, протянув вставшему ему навстречу полковнику руку, громко представился:

– Большов Анатолий Семенович. – Потом человечек повернулся к «костюму» и представил и его: – А это мой прораб Васильков Валерий Андреевич. Он тоже присутствовал при… – Большов осекся, не зная, как правильно назвать историю с псевдоосвящением фундамента.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался с Гуровым и за себя, и за работодателя Васильков.

– Здравствуйте, – немного растерянно ответил Лев Иванович, пожимая руку обоим посетителям. Он как-то не рассчитывал, что потерпевший приведет с собой еще одного свидетеля. Но с другой стороны, это было и к лучшему – Гурову не нужно будет дополнительно бегать и искать еще кого-то для уточнения деталей жульнического обряда и описания внешности самих аферистов.

– Садитесь, – предложил Гуров, указав Большову на стул рядом со столом. – Ничего, если я попрошу вас, Валерий Андреевич, подождать в коридоре? Мне удобнее будет сначала переговорить с Анатолием Семеновичем с глазу на глаз, а потом я вас позову. Хорошо? – Гуров посмотрел на Василькова.

Васильков растерянно и вопросительно перевел взгляд на начальника. Большов, не глядя на него, махнул рукой – мол, делай, как говорят. Прораб вышел, а Гуров опять сел за стол и, отодвинув от себя все ненужные ему на сей момент бумаги и ручку, с интересом посмотрел на молча оглядывающего кабинет Большова.

– Анатолий Семенович, – обратился Гуров к потерпевшему. – Давайте начнем с самого, так сказать, начала. Расскажите мне о том, что произошло. Только не торопясь и подробно. Постарайтесь вспомнить все мелкие детали. Как держался посетитель, что говорил, что делал.

– Знаете, я как-то не очень такие вещи запоминаю, – положив ногу на ногу, ответил Большов, посмотрев на Гурова. – У меня для таких вещей есть секретарь. Она обычно записывает всех посетителей и встречи…

– Нет, вы меня не совсем поняли, – терпеливо произнес Лев Иванович. Большов ему совсем не нравился – ни манерой одеваться, ни манерой общаться. Но работа Гурова в том и заключалась, чтобы помогать даже тем, кто ему не нравился, и это был факт, от которого никуда не денешься. – Мне не нужно знать, во сколько к вам пришел этот… как его… отец Селиваний. Мне нужно знать, как он выглядит, как говорит, в общем, об особенностях…

– Да, понял я, понял, – перебил Гурова Большов и поморщился. – Я ведь и говорю, что не запоминаю всех этаких мелочей. Я привык мыслить масштабно. У меня, понимаете ли, образ мыслей такой – масштабный. А для разных мелочей я к вам своего прораба и привел. Он вам все эти мелочи и опишет. У него работа такая – мелочи подмечать и устранять. Так что вы простите… забыл как ваше имя-отчество…

– Лев Иванович, – подсказал Гуров.

– Да, Лев Иванович. Так вот, вы меня о главном спрашивайте, а не о мелочах.

Глядя на Большова, Гуров понял, что выудить у этого умеющего мыслить только масштабно человечка нужные для следствия сведения ему будет весьма трудно. Поэтому вздохнув, он морально подготовил себя к изнурительной и занудной битве и сказал:

– Ну хорошо. Скажите мне тогда, Анатолий Семенович, кто мог знать, что вы будете освящать свой, скажем так, объект и что вы намеревались, кроме того, отдать, вернее, пожертвовать, – сделал на этом слове акцент Гуров, – церкви большую сумму денег?

– Что я буду освящать, знали и рабочие на стройке, и прораб, и управляющий… Да все знали! – воскликнул Большов. – Я об этом многим говорил. Ну и, естественно, с отцом Викентием разговаривал. Он, кстати, является родным братом Артема Васильевича Веселухи – управляющего строительной компанией, которая занимается строительством моего центра.

– Да, я в курсе, – кивнул Гуров. – Ну а из посторонних кто-нибудь об этом знал?

– Так я и говорю – полгорода знало. Рабочим ведь на рот замок не повесишь.

– Ну да, ну да, – снова согласился с Большовым Гуров. – А кто знал, что вы еще и жертвовать собираетесь? Тоже все? – Лев Иванович сделал жест рукой, показывая круг.

– Нет, – решительно помотал головой Большов. – Об этом я только один и знал. Я просто как-то в одночасье решил, что нужно пожертвовать, и все тут. А говорить никому не говорил. Даже жене. Ни к чему ей было знать об этом. Деньги зарабатываю я, а не она, а потому как хочу, так ими и распоряжаюсь.

– И что, вы даже отцу Викентию и его брату не говорили о своем решении пожертвовать деньги?

Анатолий Семенович задумался, а потом хлопнул себя по колену и обрадованно воскликнул:

– Вспомнил! Говорил я – Веселухе! И брату его говорил при телефонном разговоре. Точно, говорил! Слушайте! – Большов внезапно сделал большие глаза и, наклонившись к Гурову, зашептал: – А что, если это он, Веселуха, и его братец все это и провернули? Ну, этот обман. Прислали какого-то левого батюшку, посулив тому малую толику, а остальные деньги между собой поделили. Мне же сказали, что ни сном ни духом о деньгах не ведают.

Большов даже оторопел от такой своей догадки и взволнованно привстал со стула, но потом снова сел и, опять заговорщицки наклонившись к Льву Ивановичу, затараторил:

– То-то мне этот батюшка сразу подозрительным показался! Вот смотрю я на него, и кажется он мне подозрительно похожим на кого-то знакомого. Вроде бы и борода у него, как и положено батюшкам, имелась, и крест большой на животе… А вот не был похож он на попа, то есть на священнослужителя – и все тут!

– А на кого похож? – подыгрывая Большову, Гуров