Черный Ангел - Вячеслав Шалыгин

За годы, проведенные в Зоне, Лунев видел немало Выбросов. Своеобразная «перезагрузка» происходила регулярно, раз в неделю, и хотя сама по себе длилась недолго, из жизни людей по ее милости выпадали ровно сутки.

Обычно Выброс происходил как по часам, ровно в пять утра. Сначала над центром Зоны скрещивались в сабельной схватке миллионы молний, в свете которых было видно, как резко вскипают вращающиеся по кругу черные облака, а над землей, превращая дождь в шторм, проносился сильнейший ураган. А затем следовал мощный подземный толчок, и над землей прокатывалось нечто вроде упругой ударной волны, а по водоемам шли высоченные волны. И все это безобразие стремительно расходилось от центра к периферии.

Тот, кто улавливал в этом «прологе» сходство с ударной волной мощного взрыва, был недалек от истины. Однако сметала эта волна на своем пути далеко не все. Только то, что было принесено в Зону извне. Потому-то и стояли как ни в чем не бывало леса и уцелевшие после первой катастрофы дома, строения и конструкции. В Зоне вообще, если что-то рушилось, то или по воле пришедших с Большой земли людей, или под нажимом слишком близко возникшей гравитационной аномалии.

Например, лет пять назад во время разборки группировок был взорван кинотеатр «Прометей» в Припяти. На его месте осталась лишь гигантская яма. А три года назад превратилась в груду металлолома величественная железная стена – антенна «загоризонтной» РЛС в Чернобыле-2, когда прямо у ее основания Зона «закрутила» мощную «Воронку». И примерно так же, всего час назад, по милости «Черного Ангела» рухнул последний подъемный кран рядом с мрачными коробками недостроенной третьей очереди ЧАЭС.

Так что ударная волна, несмотря на всю ярость, была не самым худшим эпизодом Выброса. Вслед за штормом приходила пси-волна. Безотчетный страх, вызванный телепатическим ударом Зоны, был силен даже на окраине, и чтобы его преодолеть, требовалось приложить немало моральных усилий. А тут еще приходили возмущения особого вида, гравитационные, и несколькими секундами позже Зона играла финал – ее центр озаряла ярчайшая вспышка, подтверждающая сходство Выброса с ядерным взрывом.

Свет вспышки был настолько силен, что ночь превращалась в день даже за много километров от центра Зоны. И без того небогатый красками серо-бурый пейзаж, становился в момент вспышки черно-белым, а у предметов и людей исчезали тени.

Ослепительный белый свет проникал, казалось, повсюду. Он протискивался в каждую щелочку, пробивался сквозь любые светофильтры, и даже проходил сквозь трехсантиметровые доски, как сквозь папиросную бумагу.

В правдивости последнего утверждения Лунев убедился когда-то лично. Выброс застал его группу неподалеку от старой базы наемников на озере Белом. Группа не успела спуститься в убежище и уцелела только благодаря тому, что поблизости оказался сарай, построенный задолго до всех катастроф. Доски в том сарае были крепкими и подогнаны были плотно, но свет вспышки все равно озарил внутренности укрытия. Старому и троим его товарищам пришлось просидеть более шести часов с опущенными светофильтрами и зажмуренными глазами. И все равно еще некоторое время после того, как вспышка угасла, глаза отказывались видеть хоть что-то, кроме контуров и солнечных зайчиков.

Именно в том сарае впервые прозвучало словосочетание, ставшее впоследствии расхожим определением шестичасового периода «отката» после Выброса. Кто-то из наемников обозвал это время «Мертвым полднем». Лунев был с таким определением полностью согласен. Даже далеко от центра, на окраине Приграничья, в свете белой вспышки лица людей выглядели мертвенно-бледными, а глаза прозрачными, как хрусталь. Поначалу это пугало, но потом все привыкли. Так же, как и к пси-ударам, ураганам, мелководным цунами и оглушительному грохоту взрываемых молниями облаков.

Привыканию помогло и то, что местные подпольные ученые-конструкторы довольно скоро придумали дополнительные светофильтры и шумоподавители для стандартных шлемов и особые стекла-хамелеоны для фильтрующих масок, а также сверхпрочные дождевики из современной ткани и те самые «амулеты», которыми вместо артефактов или «бипсизона» пользовались все наемники.

Реально в Мертвый полдень мешали не свет, пси-волна или ветер, а подземные толчки. Их магнитуда даже на окраине достигала трех баллов. Земля от такого сотрясения не вставала дыбом, и дома не рушились, но спотыкались на ровном месте даже старожилы Зоны и Приграничья.

Лунев поддержал споткнувшуюся в сотый раз Татьяну и оглянулся. Ощущение дежавю было отчетливым и стойким. Даже мысли в голову приходили настолько стандартные, что Андрею становилось слегка не по себе. Все, что он видел сейчас и о чем думал, было ему знакомо. Единственное отличие от «клинического случая» заключалось в том, что Лунев точно знал, где и когда видел то, что сейчас якобы узнавал. Это случилось в конце октября на этой же базе, на этом же аэродроме.

Андрей вот так же стоял перед ангаром, держал под руку женщину, а за спиной у него сопел майор Бражников. Только в тот раз покинувшие Зону за минуту до Выброса счастливчики прилетели на вертушке, рискованно посланной за ними генералом Остапенко к черту на рога. Теперь же группу привез БТР, высланный все тем же генералом к причалу у Зеленого мыса. Но, как и в первый раз, транспорт прибыл очень даже вовремя. БТР вывез ходоков из зоны затопления буквально за минуту до того, как причал смыло пятиметровой волной.

Как и положено в Мертвый полдень, Андрей видел только контуры, и они на самом деле очень даже отличались от тех, что были в октябре, но его все равно не покидало ощущение возвращения в ту, давно канувшую в Лету реальность. Скорее всего, не столько обстановка, сколько сходство обстоятельств подталкивали думать примерно о том же, о чем Андрей думал в октябре.

«Да, скорее всего, так оно и есть. Но за одним существенным исключением. И в октябре, и буквально сутки назад я был убежден, что люди для Зоны даже не муравьи, а вообще никто. Ничтожные бактерии, которых она не замечает и если заметит, легко сотрет одним движением какой-нибудь аномальной „дезинфицирующей тряпки“. Даже двенадцать часов назад я был в этом уверен. А теперь вдруг выяснилось, что мы не такие уж ничтожества! И Зона все-таки уязвима, а мы все-таки можем повлиять на ход событий в этом странном местечке, если применим свое главное оружие – невежество! С ним Зону не победить и не подчинить, даже не навредить ей напрямую. Но поучаствовать, грубо говоря, подгадить, это запросто. Впрочем, как обычно. Все в полном соответствии с человеческой натурой. Возвращаясь к размышлениям о логике… ну, и где она? И у „ангелов“, и у всех остальных, включая меня. Преступная небрежность и циничная тупость – вот что такое в нашем понимании логичные и целесообразные модели поведения в Зоне. Наше сознание зашторено чем-то вроде этой вот завесы из ярчайшего света Мертвого полдня. Может быть, поняв, что Зона все-таки не сверхъестественное явление, а нечто уязвимое, то есть живое, мы, наконец, изменим свое отношение к ней? Дай-то бог. Хотя… вряд ли. Генетика неподкупна. Рожденный вне Зоны никогда не станет ее частицей. Мутантом – запросто, а вот человеком, знающим все ее тайны, никогда».

В ангаре, неподалеку от посадочной площадки, тоже мало что изменилось. Во время прошлого посещения здесь стояло на два вертолета больше, но, учитывая недавние события, сокращение авиапарка было объяснимо.

И генерал Остапенко вел себя, как обычно, разве что никому не представлялся. Все, кроме Механика, знали его давно, но особой радости от встречи с начальством на лицах у вернувшихся ходоков не отпечаталось, как и у наемника.

Генерал жестом приказал конвою увести пленного, а остальным предложил пройти в небольшую, выгороженную прозрачными пластиковыми панелями «дежурку». Стены комнатки обеспечивали более-менее приличную шумоизоляцию, и разговаривать здесь можно было, не повышая голоса. К тому же каждому досталось по пластмассовому креслицу. После суток на ногах эта мелочь была приятной. А когда сопровождающий Остапенко подполковник торжественно водрузил на стол термос и начал разливать по чашкам кофе, жизнь почти наладилась. Лунев потянул носом и прикрыл глаза. Кофе, судя по запаху, был растворимый, но неплохой. Теперь Андрей в этом разбирался не хуже, чем в оружии.

– Рад видеть всех живыми, здоровыми, – генерал задержал взгляд на Луневе, – и бодрыми. Относительно.

Это адресовалось уже Татьяне.

– А уж мы-то как рады. – Лунев, не дожидаясь приглашения к столу, взял чашку, и сделал глоток. – Отличный кофе, адъютант!

Подполковник исподтишка показал сталкеру кулак. Андрей оценил чувство юмора военного и отсалютовал ему чашкой.

– Полковник Бибик вкратце рассказал о ваших подвигах, – продолжил Остапенко. – Впечатляет. Майору Бражникову и полковнику Бибику благодарность от лица командования, Луневу спасибо в материальном выражении, как и договаривались, а вам, сударыня… С вами мы поговорим отдельно.