Дорога Короля - Мартин Гринберг

«И воды подземные…»

Проснувшись в темноте и со страхом ощущая, что старый и прочный дом священника раскачивается, точно Ноев ковчег в бурном море, Эрнест нашарил на столике у кровати спички. В замке имелся электрогенератор, но домик священника, как и встарь, освещался свечами и керосиновыми лампами. Когда слабый огонек разогнал тьму, Эрнест тихо и удивленно воскликнул: «Элис!», ибо она как раз закрывала за собой дверь.

В легкой ночной рубашке, босиком она в несколько прыжков пересекла пространство от двери до кровати. Она явно отлично знала, какая из досок пола может скрипнуть у нее под ногой, и старательно этого избегала.

— Я вообще-то не собиралась приходить к тебе, — промолвила она задумчиво, словно сама себе удивляясь. — Во всяком случае, пока что. Во всяком случае, не раньше завтрашнего дня — когда все будет уже позади… Но я ничего не могла с собой поделать! Разве ты не чувствуешь, Эрнест, как что-то меняется вокруг нас?

Спичка, догорев, обожгла ему пальцы. Легким движением Элис помешала ему зажечь еще одну и заставила положить коробок на столик. Он промахнулся и услышал, как загремели спички, упав на пол. И еще что-то упало на пол с легким шорохом, и Элис оказалась с ним рядом в постели, а ее руки и ноги переплелись с его руками и ногами…

— Нет, ты скажи, ты чувствуешь это движение, эти перемены? — снова настойчиво спросила она.

— Да! Мне кажется, будто меняется весь мир!

— Может быть. Но меняется он не к худшему! Во всяком случае, сейчас не к худшему… О, мой любимый, вернувшийся из ада! Добро пожаловать снова домой!

Руки Элис расстегивали его пижаму, и через несколько мгновений все вдруг исчезло — остались только вкус и аромат любви, ощущение ее силы и приносимой ею радости.

— А если… — сказал он позднее в темноту.

Сразу же поняв, о чем он, она прервала его:

— Ну и что? Надеюсь, ты собираешься на мне жениться?

— Конечно. Но даже и в этом случае…

Она велела ему молчать, прижав к его губам палец.

— Запомни, дорогой: в этой части света все еще властвуют старые законы. Разве кто-нибудь из знакомых тебе здешних жителей порицал, например, миссис Гибсон?

— Только моя тетя.

— А тебе кто-нибудь рассказывал, через сколько месяцев после свадьбы миссис Гибсон родила своего первенца?

— Э-э-э… нет!

— Мальчик, видимо, был зачат в конце 1907 года. Они не справляли свадьбу, пока мистер Гибсон не получил повестку, хотя давным-давно были помолвлены. Второй ребенок родился после того, как Гибсон побывал в отпуске. А насчет третьего ты знаешь. И люди считают это совершенно естественным. Да, ты прав, кто-то может и дурно подумать о нас с тобой. Только не я. И не они.

— Ну а я-то никогда не смогу плохо о тебе подумать! Никогда! — И он скрепил свое обещание страстным поцелуем.

— Даже если я сейчас украдкой уберусь прочь?

— Элис, дорогая…

— Нельзя же, чтобы меня обнаружили здесь утром слуги! Вне зависимости от того, насколько терпим мой дедушка. Нет, ты уж меня, пожалуйста, отпусти. — И она выскользнула из постели, быстро накинув свой пеньюар. — У нас впереди целая жизнь, милый, давай же не будем попусту торопить события.

— Ты права, — вздохнул он. — Жаль, что у меня нет и половины твоего здравомыслия!

— А мне жаль, что у меня нет и половины того самообладания, какое ты проявил тогда на пожаре! Между прочим, будь у нас все это, мы с тобой могли бы составить отличную пожарную команду! — И она наклонилась, чтобы на прощание поцеловать его в лоб. — Господи, что это!

Откуда-то издалека до них донесся чей-то вопль — слабый, но какой-то жутко пронзительный, точно плач проклятой души.

Эрнест тут же сел в постели и принялся размышлять вслух:

— Больше всего, пожалуй, похоже на визг заколотой свиньи… Мистер Эймс предлагал свою свинью… Но неужели традиция предписывает приносить ее в жертву среди ночи?

— Я ничего подобного никогда не слышала! Однако этот вопль наверняка перебудил половину округи! Мне нужно немедленно уходить!

И Элис убежала.

В первые несколько минут Эрнест решил ни в коем случае не обращать на этот шум внимания. Он снова улегся в постель и стал вспоминать те лучшие в мире доказательства любви, которые только что получил. Но его сладкие грезы вскоре были прерваны шумом внизу. Теперь явно не спал уже весь дом. После того как он проявил себя в ночь пожара настоящим героем, отлеживаться теперь было просто негоже. Он торопливо одевался, когда в дверь постучал Тинклер.

— Уже иду! — покорно откликнулся Эрнест.

Спустившись в прихожую, он обнаружил там Элис — опять в брюках и грубом свитере, но все же неописуемо прекрасную.

«Как она прекрасна! — мысленно восторгался Эрнест. — И не только внешне: самое прекрасное в этой девушке — это ее душа… Нет, она была девушкой. А теперь она настоящая женщина!»

И сделал из этого неожиданный вывод: интересно, кто-нибудь еще это заметил?

Похоже, заметили все.

На этот раз всем распоряжался не он, а Элис. И у нее это получалось просто отлично! Она успокоила миссис Кейл и послала ее передать деду, что тот может спокойно продолжать спать. Она отыскала фонарь, зажгла его и двинулась во главе всей процессии к Старому роднику у перекрестка, где накануне как раз укрепили третье панно и где уже собирались жители деревни, тоже вооруженные фонарями. Среди них был и Гаффер Тэттон. Старик был полностью и вполне аккуратно одет, и Элис, заметив удивление Эрнеста, шепнула ему:

— Гаффер живет в доме напротив. Совершенно один. Честно говоря, я не думаю, что он так уж часто снимает одежду.

Эрнест не выдержал и улыбнулся. Что ж, это многое объясняло!

Но он-то с чего чувствует себя таким счастливым? Да еще так отважно держит за руку свою подругу, не обращая внимания на остальных жителей деревни? Да, с ним явно происходило нечто непонятное, он словно оказался во власти некой могучей силы, совершенно недоступной его пониманию. И при этом он, точно ребенок, глаз не сводил с Элис, ожидая ее указаний.

Но она никаких указаний ему не давала, да и никто другой тоже. Наконец они достигли подножия холма и увидели то, на что во все глаза смотрели те, кто успел прийти сюда раньше. Панно у колодца осталось нетронутым. Однако прямо перед ним, в том самом месте, о котором Эрнесту рассказывал Гаффер Тэттон, где трава росла прямо на перепревшей листве, скопившейся на тонком слое черепицы, некогда обрамлявшей колодец, зияла огромная черная дыра.

И возле этого провала валялся деревянный молоток.

Начиная догадываться, что здесь произошло, Эрнест тихо спросил: