Первокурсник - Моника Мерфи

это проходите, – продолжает он с грустью. – Сначала Диего и Джоселин. У них вообще была неразбериха. Потом Джейк и Ханна. Тоже проблемы, приятного мало. А теперь и вы с Хайден?

– Может, ничего такого, – повторяю я, но прокручиваю его слова в голове.

– Ага. Успокаивай себя, – говорит Калеб с явным сомнением в голосе.

Черт, он прав. Я – идиот. Не хочу быть тем, кто думает, что все в порядке, хотя это не так. Я через такое уже проходил.

– И, наконец, вы с Софи, – осторожно говорит Калеб. Я поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. – Она сломала тебя. Ты ведешь себя так, будто тебя ничего не трогает, и все замалчиваешь, но я все видел. Мы все видели. Она разбила тебе сердце, а ты отмахивался, будто ничего не произошло. Ты даже с нами никогда это не обсуждал.

– А что было говорить? – я пожимаю плечами. Не хочу думать о Софи. И обсуждать ее уж точно не в настроении.

– Если не говорить о всяком дерьме, то оно накапливается как снежный ком. Разве это здоровая ситуация?

– А ты-то что знаешь о здоровых отношениях? – бросаю я ему.

– У меня есть пример родителей. Они вместе больше двадцати лет, – объясняет он, – и никогда ничего плохого друг другу не делали. Они любят и поддерживают друг друга.

– Тогда почему ты такой непутевый? Каждый вечер гуляешь с разными девушками, хотя одна из них у тебя под боком и хочет быть с тобой. Хм, хотя таких даже две, – говорю я, думая о Бэйли и Грейси.

В глазах Калеба мелькает какая-то эмоция.

– Я не готов связать себя узами брака. Отношения на всю жизнь – это, конечно, здорово, но я еще так молод. И устроен иначе, чем все вы. Я не остепенюсь, пока мне не стукнет сорок.

– Сорок, – хмыкаю я, – я тебя умоляю.

– Сейчас мы говорим не обо мне, – отвечает Калеб. Он показывает на меня. – А о тебе. Что думаешь делать с Хайден?

– Не знаю, – искренне признаюсь я. Может, стоит подождать, когда она подойдет ко мне сама. И скажет, что я ей больше неинтересен и она готова двигаться дальше. Как все они.

Мои родители. Моя первая девушка. А теперь Хайден. Они все одинаковые. Все бросают меня. Я могу положиться только на друзей и на ребят из команды. Вот и все.

Только они для меня что-то значат.

Может, я несправедлив и стоит дать Хайден шанс объясниться, но ничего не могу с собой поделать. Люди оставляют меня. Ничего хорошего от них ждать не приходится. С возрастом я все чаще выбираю сопротивление, а не безвольную депрессию, которая наступает после отказа. Так лучше. Это делает меня плохим человеком? Может быть, но по-другому я не могу.

– Не позволяй ей взять над тобой верх, – советует Калеб. – Ты прошел через это с Софи. Ты не сказал ей ни одного чертова слова поперек, и, конечно, она ушла. А когда она уходила, ты не протестовал, не умолял ее остаться, ни-че-го.

– Она бы все равно не осталась, – сухо замечаю я. – Она уже приняла решение поступить в ту школу. Родители поддержали ее. Это была возможность, которую она не могла упустить. Я не собирался стоять у нее на пути.

– Ты знаешь, что она сказала Ханне перед отъездом? – спрашивает друг. Он закрывает рот рукой, как только у него вырываются эти слова. – Я не должен был этого говорить.

– Ну теперь придется. – Я распрямляюсь, меня переполняет любопытство. Я хочу и заслуживаю знать.

Калеб вздыхает, опускает голову и говорит, обращаясь к столу:

– Она была готова к отношениям на расстоянии. И правда этого хотела. Она любила тебя, но сказала Ханне, что, как только рассказала о переезде, ты как будто полностью закрылся.

Что ж, это правда. Я замкнулся в себе. Я обычно так делаю, когда от меня кто-то уходит. Зачем показывать свои чувства, если другим на меня наплевать?

– Если бы ты проявил хоть искорку заинтересованности, она бы задумалась. У вас бы получилось. Отношения на расстоянии то еще дерьмо, но она этого хотела. Она любила тебя, дубина, а ты отпустил ее, – с укором говорит Калеб.

– Она не любила меня… – начинаю я, но Калеб качает головой, и я замолкаю.

– Любила. Она из раза в раз говорила Ханне об этом.

– А Ханна рассказала тебе?

Ханна считала нас недалекими и в общем была права. Так и было. Хотя про себя не совсем согласен. Это я постоянно говорил Джейку обратить на нее внимание. Я не такой, как эти придурки. Не привык хвастаться и выделываться. Я делаю, что нужно, и двигаюсь дальше.

– Мне Джейк сказал. Он о тебе беспокоился. Мы все беспокоились.

Я недовольно смотрю на Калеба. Бесит, какими логичными звучат его доводы, хотя обычно логикой он не отличается. Это, как правило, свойственно мне.

– И когда ты так резко успел стать таким мудрым?

Калеб смеется:

– О, я совсем не мудрый. Я просто слушаю. И открыт к тому, что мне говорят люди. Я не буду обрубать все связи и морочиться, когда мне кажется, что я им больше не нужен. Это работает в обе стороны, Тони. Знаю, что у тебя есть установки, связанные с твоими дерьмовыми родителями. Ты хочешь чувствовать себя нужным, но люди в твоей жизни тоже этого хотят. – Я замолкаю, уставившись на него. – И твои друзья чувствуют то же самое. Ты нам небезразличен. И не закрывайся, когда я говорю что-то, чего ты не хочешь слышать, – мягко продолжает он.

Я выдыхаю:

– И что мне делать с Хайден?

И почему я вообще спрашиваю об этом Калеба?

– Поговори с ней. Расспроси.

Это как раз то, чего я не хочу делать.

– То есть открыто поговорить с ней?

– Именно, – Калеб воодушевленно кивает. – Посмотри, будет ли она это отрицать. Если да – то ты пригрел змею.

– Она не будет. Точно нет, когда она видела свидетеля. И не думаю, что Хайден будет врать мне.

– Тогда да, спроси открыто. И будь понапористее. Покажи, что тебе не все равно. Не позволь ей растоптать тебя, а потом уйти. Борись за нее. Как Диего боролся за Джоселин.

– Это совсем другое. – Я откидываюсь на спинку стула и вспоминаю, как сложно это всем далось. Никогда не хотел бы испытать нечто подобное. Нелегко было наблюдать за их борьбой. Не могу представить себя на их месте. Они через многое прошли.

Но для настоящей любви нет преград. Они боролись, потому что любили друг друга. Они знали, что