Гейша - Фридрих Незнанский

Настроение с утра у меня было очень хорошим. Я проснулся рано утром, совершил небольшую пробежку вокруг дома, немного позанимался с восьмикилограммовыми гантелями, потом принял контрастный душ. Одним словом, я чувствовал себя замечательно.

Правда, стоило мне выйти из ванной, как задребезжал звонок телефона. В трубке раздался голос Грязнова:

– Юра, можешь заехать ко мне? Срочное дело. – И, не дожидаясь ответа добавил: – Жду.

Вячеслав Иванович в своем репертуаре…

И вот через сорок минут я был в МУРе.

– Заходи, – кивнул мне Грязнов, – садись.

Я присел на свободный стул и приготовился слушать.

– Итак, – начал Грязнов, – Лена Бирюкова твоя в полной несознанке, как я понимаю?

– Почему это «моя»? – возмутился я.

– Вячеслав Иванович хотел сказать «твоя подзащитная», – объяснил Савицкий.

– А-а… Ну да. Если это можно назвать «несознанкой». Мы тут прикинули с ней, никаких причин для того, чтобы убивать своего любовника, у нее нет.

Грязнов с Савицким одновременно презрительно фыркнули.

– «Прикинули», – передразнил меня Савицкий, – «с ней». Конечно, она тебе столько причин найдет, по которым ей совершенно невыгодно мочить своего Осепьяна, что ей скорее надо будет орден давать. А вот следователю, который занимается делом об убийстве Сурена Осепьяна, почему-то так не кажется.

Я пожал плечами:

– Ну, разумеется. Его дело – обвинять, а мое – защищать. Почувствуйте разницу.

Савицкий сердито покачал головой.

– Не «обвинять», а разобраться в причинах преступления. Серьезного, между прочим. Умышленного убийства. Вот видите, Вячеслав Иванович, какие они, адвокаты эти, – добавил он, поворачиваясь к Грязнову, – так и норовят передернуть…

– Ну-ну, Володя, – защитил меня Грязнов, – Юра бывший наш коллега. Я его хорошо знаю. Он лишнего никогда не скажет.

Савицкий недоверчиво посмотрел на Грязнова и фыркнул. Как я понял, эти двое знали друг друга давно и хорошо.

– Ну прошу прощения, ошибся. Но знаете, Владимир Николаевич, когда Генрих Розанов попросил меня взять это дело, то сказал, что все уже в принципе решено. Там, – я выразительно поднял указательный палец вверх, – понимаете? Я не думаю, что если кто-то неизвестный уже все решил заранее, то решение это справедливо.

– А чего же ты согласился? – задал провокационный вопрос Грязнов. – Если подозревал, что тут нечисто?

– Каюсь, деньги нужны были. А Розанов, конечно, условие поставил. С другой стороны, ну поручил бы он это дело кому-то другому, тому же Славину, например. Что бы от этого изменилось? Ничего. И кроме того, я же не знал обстоятельств дела, когда Розанов мне его подсовывал…

– Ясно. Ну а теперь ты с обстоятельствами знаком?

– Вполне.

– Хорошо, – Савицкий положил перед собой объемистую папку, – вот следственные материалы дела об убийстве Осепьяна.

– Можно ознакомиться? – Я потянулся к папке.

– Ручонки-то шаловливые при себе держи, – закрыл руками папку Савицкий, – придет время, закончится следствие – ознакомишься. И подзащитную свою тоже ознакомишь. Только имей в виду, теперь я занимаюсь этим делом.

– Как так? – удивился я.

– А вот так. После того как стало ясно, что Осепьян был одной из заинтересованных сторон в торговле радиоактивными материалами, руководство приняло решение соединить дело, которое веду я, с делом об убийстве Осепьяна.

– Власенков-Косой раскололся, – вставил Грязнов, – он назвал и Осепьяна, и каких-то неизвестных туркмен, с которыми бандитский авторитет Свищ имел дело.

– Да, – продолжил Савицкий, – конечно, если бы не папаша твоей подзащитной и врач вытрезвителя, хрен бы мы на этого Власенкова вышли.

– Ну и что? При чем тут моя подзащитная?

– А при том. Слушай сюда. Сурен Осепьян имел каналы, по которым доставал радиоактивные материалы. Через подставных лиц к нему стекалось то, к счастью немногое, что удавалось украсть с атомных станций и обогатительных комбинатов. Охрана там пока еще надежная. Но некоторым, типа Мухтолова, удается упереть время от времени что-то радиоактивное. Он не раз уже воровал контейнеры, которые попадали к Осепьяну. Поэтому ему и доверяли функции курьера. Кстати, в нашем случае это оказалось самое настоящее боевое вещество. Значит, Мухтолов этот направлялся к одному из людей Осепьяна, чтобы сдать ему товар. Но по пути его замели в вытрезвитель, хотя он и не был пьян. И контейнер пропал. Разумеется, о том, когда приедет Мухтолов, что привезет с собой и какое количество, было известно заранее. Об этом знал сам Осепьян.

Осепьян даже успел найти покупателя. Им оказался Свищ. А Свищ собирался продать контейнер туркменам. Понимаешь?

Я кивнул.

– Если бы не пропажа контейнера и неожиданное убийство Осепьяна, все и на этот раз прошло по многократно обкатанной схеме. Но контейнер пропал, и Осепьяна убили. Ну контейнер-то ладно, пропал он случайно, с кем не бывает. А вот с Осепьяном сложнее, убит он совершенно не случайно, а я бы даже сказал, совершенно преднамеренно. И самым вероятным претендентом на роль убийцы остается, как ни крути, твоя подзащитная – эта Лена Бирюкова.

– Ну вот, – опешил я, – из чего же сей вывод следует?

– Очень просто, Юра. Осепьян был очень опытным человеком. И, разумеется, всегда принимал меры предосторожности. Самый лучший способ обезопасить себя от возможных наездов со стороны партнеров – это сделать так, чтобы они в тебе нуждались. Чтобы цепочка без твоей персоны разорвалась и перестала функционировать. Понимаешь? Так и было на этот раз. Свищу убрать Осепьяна равноценно собственной погибели. Туркмены разберутся с ним по-своему и не посмотрят, что он один из самых крутых московских авторитетов. Туркмены сами с Осепьяном знакомы не были – об этом заботился Свищ. Теперь – с другой стороны. Партнеры Осепьяна – это его родственники. Мы тут провели проверку, и выяснилось, что вся семейка держалась на Осепьяне как карточный домик на одной-единственной карте, которую если вытащишь – все рухнет. Он позаботился о том, чтобы каждый, я подчеркиваю, каждый член его семьи полностью зависел от него. Так что они должны были пылинки сдувать с Сурена Осепьяна.

– Но и у Лены не было никаких причин убивать Осепьяна! – вставил я.

– Погоди. Слушай дальше. Вот заключение баллистический экспертизы. Сурен Осепьян убит из пистолета системы Стечкина. Установлено, что пистолет Осепьяна был как раз этой системы. Более того, выстрелы сделаны из его собственного пистолета.

– Убийца бросил пистолет на одеяло Лены, – возразил я. – Она его схватила и…

Савицкий улыбнулся:

– Какой же суд этому поверит? Свидетелей-то сколько того, что Бирюкова стояла над постелью Осепьяна с пистолетом в руках?

– Вся семья, – признал я.

– Но в отличие от семьи у Бирюковой не было никаких причин сдувать пылинки со своего любовника. Наоборот, он мог ей, например, надоесть. Или обидеть. Или еще что-нибудь.

Я покачал головой:

– Это все пока что чистой воды домыслы. А как насчет фактов, Владимир Николаевич?

Савицкий открыл папку и достал из нее пару листов бумаги.

– Вот данные, полученные из «Лионского кредита». Знаешь, банк есть такой, один из крупнейших в мире?

Я кивнул.

– Три месяца назад Сурен Осепьян сделал вклад. На имя Елены Бирюковой. Очень, я бы сказал, неплохие деньги – сто двадцать тысяч долларов. Вот, поинтересуйся.

– Ну и что из этого?

– А то, что условия вклада были таковы: она может получить эти деньги только через пять лет. Единственное исключение – смерть Сурена Осепьяна. Тогда она может распоряжаться вкладом свободно. Понимаешь?

Я молчал. Добавить было нечего. Значит, Лена подло водила меня за нос, пытаясь вызвать жалость к несчастной судьбе провинциальной девчонки, по воле случая вынужденной стать гейшей при столичном толстосуме. Еще и дневники свои подсовывала… А застрелила своего патрона из-за денег… Непонятно только, на что она рассчитывала?..

– Ну что, как тебе мотив убийства?

Я развел руками:

– А вы убеждены, что она знала об этом вкладе?

– Нет. Но ничего не говорит и о том, что она о нем не знала. В любом случае мотив убийства налицо. Это – корысть! И заметь, Юра, Лена Бирюкова на сегодняшний день единственный человек, который действительно был заинтересован в смерти Осепьяна. Как это на первый взгляд ни покажется странным.

– А не было ли у него других партнеров, которые могли быть заинтересованы в этом?

Савицкий снова покачал головой:

– Мы со Славой подробно проанализировали деятельность Осепьяна. Всех, с кем он имел дело, знали только родственники. И если уж и понадобилось бы убрать, то скорее убили бы их.

– Понятно…

Действительно, поверить в то, что Лена не знала о том, что Осепьян сделал на ее имя вклад в банке, да еще на таких условиях, мог только самый отъявленный идеалист.

– Но все-таки, Владимир Николаевич, – попытался возразить я, – почему Розанов так напирал на то, что все уже решено?