Адъютант его превосходительства - И. Болгарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звонили вначале осторожно, потом посильней. Юра открыл окно, перегнулся через подоконник – возле калитки стоял какой-то мальчишка в драном пиджачке и коротких брюках.
Юра метнулся к двери и тут же вспомнил предупреждение чекистов никому не открывать. «Какие пустяки, – подумал Юра. – Ведь это же всего-навсего мальчишка». И он быстро выбежал во двор, открыл калитку. Мальчишка встал на порожке.
– Тебя как зовут? – спросил он, присвистнув для вящей убедительности.
– Ну, Юра. А что? – недоуменно ответил Юра.
– А фамилия? – продолжал допрашивать мальчишка, рассматривая Юру исподлобья.
Юра усмехнулся:
– Зачем тебе?
– Раз говорю – надо. Дело есть. Может, тебя касаемо. – Гость, опершись о косяк калитки плечом, принял независимый вид.
– Львов моя фамилия.
– Вот ты как раз мне и нужен! Получай! – Парнишка протянул Юре свернутый трубочкой листок бумаги, повернулся и тут же исчез вмиг, вроде и не было его.
Юра осторожно развернул листок. Там было написано:
«Твой папа прислал письмо. Получишь записку – сразу же приходи в Дарницу. Никому ничего не говори. Жду. Андрей Иванович».
Письмо от папы! Значит, наконец от папы! Это-главное! Все остальное не имеет значения! Ура! Юрино сердце радостно забилось. Он лихорадочно метнулся наверх, быстро накинул курточку и выскочил из парадного.
Вот кладбище вагонов и паровозов… Знакомый домик, в котором он бывал не раз. Юра повернул деревянную щеколду, толкнул заскрипевшую на петлях калитку. Нетерпеливо, не чуя под собой ног, вбежал на крыльцо, постучал.
– Входи! – послышался кашляющий голос.
Юра вошел в комнату. Там стоял Бинский. Был он весь какой-то взъерошенный и злой, руки у него нервно тряслись, и он сунул их в карманы. Таким его Юра никогда раньше не видел.
– Кто-нибудь знает, что ты сюда пошел? – сразу спросил он, стараясь не глядеть в глаза мальчику.
– Нет, никто, – недоумевающе ответил Юра и только хотел спросить у Бинского о письме, как скрипнула дверь и в комнату вошел Лысый – Прохоров. Не замечая Юры, словно его и не было здесь, он вопросительно взглянул на Бинского, тот в ответ качнул головой.
– Вроде все в порядке. – И тоже отвел глаза в сторону. Затем Викентий опять спросил Юру: – Где записка?
Юра уловил в голосе Бинского что-то враждебное.
– Вот она. – Юра вынул из кармана курточки измятую записку.
Лысый молча взял записку, сунул ее в карман, остановился напротив Юры, широко расставив ноги.
– Ты садись, кадет. У нас с тобой разговор серьезный. – И он показал Юре на стул.
– Где папино письмо? – спросил Юра с нарастающей неприязнью к этому наглому человеку с впалыми глазами, к этой пропахнувшей мышами комнате.
– Подожди ты с письмом! – отмахнулся Бинский. – Скажи лучше, о чем с тобой чекисты говорили? – И он в упор уставился в Юрины глаза, ловя малейшее изменение взгляда.
– Ни о чем не говорили. Спрашивали только, за что меня в чулан посадили, – отчужденно ответил Юра.
– Ну а ты что? – Все ближе, ближе надвигались на Юру белые и холодные, похожие на стекла бинокля глаза Бинского.
– Я им ничего не сказал, – тихо сказал Юра.
– Рассказывай подробнее, – приказал Лысый. И тоже придвинулся к Юре.
«Чего они от меня хотят?» – со страхом додумал мальчик.
– Все. – Юра подумал немного. – Да, еще про Загладина говорили. Вы мне неправду про самогон сказали. То вовсе не самогон был.
– Ты им сказал об этом? – У Лысого испуганно взметнулись брови.
– Нет, конечно. Но я догадался. Зачем вы это сделали? – Юра в негодовании сжал свои кулачонки. – Ведь там, на складах, пшеница была! Люди голодают, а там пшеница…
– А о том, к кому ты ходил с поручениями Викентия Павловича, спрашивали? – недобро перебил его Бинский.
– Да нет же!.. Дайте мне папино письмо! – взмолился Юра, начиная понимать, что письма ему не дадут.
Бинский коротко взглянул на Лысого, тот нервно пожал плечами.
– Не спрашивали, так спросят. Не сказал, так скажет, – холодным отчужденным голосом обронил Лысый. – К великому сожалению, вся его беда в том, что он слишком много знает, да-да!
«О чем это они?» – подумал Юра. И вдруг окончательно понял: никакого папиного письма у них нет. Просто его заманили сюда, чтобы выпытать, что им нужно.
– Нет у вас никакого письма! Вы все врете! Да, да, врете! – вдруг с отчаянной решимостью вознегодовал Юра. – Вы такие же гадкие, как тот бандит, который к вам ходит! Вы… – Дальше он не смог продолжать: к горлу подступил ком, на глаза набежали слезы.
Бинский долго и задумчиво смотрел на Юру широко открытыми тусклыми, немигающими глазами. Потом сомкнул веки и тихо произнес:
– Вы правы, штабс-капитан, он опасен.
Юра повернулся к Лысому и увидел, что тот тоже как-то странно, как загипнотизированный, смотрит на него круглыми белыми глазами. И скорее почувствовал, нежели понял: сейчас должно произойти что-то ужасное, неотвратимое. Ему почудилось, что он стоит в темном, липком пятне, пытается сдвинуться с места и никак не может. Ноги налились противной, вязкой тяжестью, приросли к полу. Он затравленно посмотрел снизу вверх на Бинского, цепляясь за мысль: «Ведь он хорошо знает Викентия Павловича… Чаем меня поил!..» И в это мгновение цепкие, костлявые пальцы Лысого схватили Юру сзади за горло.
Юра сильно дернулся и почти вырвался, в ушах у него загудело, и поплыли перед глазами огненные круги.
– Ну, не так же! Не та-ак! – донесся до Юры истеричный голос Бинского. Он обеими руками схватил Юру за волосы, заломил назад голову. И тогда пальцы Лысого еще сильнее сдавили горло. Юра стал задыхаться и терять сознание…
Последнее, что он увидел уже как во сне, – это как с грохотом распахнулась дверь и знакомый, с хрипотцой, голос крикнул:
– Брось мальчонку! Руки вверх, гады!
На пороге комнаты стоял Фролов с наганом в руке, а сзади него – Семен Алексеевич.
Бинский рванулся к узкой боковой двери, резко захлопнул ее за собой. А Лысый, прикрываясь Юрой, несколько раз выстрелил в чекистов.
Фролов внезапно покачнулся, схватившись за левое плечо. А Лысый, воспользовавшись этим, с силой оттолкнул Юру и бросился вверх по лестнице, ведущей на второй этаж.
Вслед ему прогремело почти одновременно два выстрела. Лысый остановился на лестнице, руки у него обвисли, и он обронил пистолет. Несколько мгновений постоял, точно к чему-то прислушиваясь, затем тело его подломилось, и, рухнув на лестницу, он – покатился по ней вниз.
Фролов, морщась от боли, спрятал в кобуру наган. На защитной его гимнастерке медленно расплывалось темное пятно.
– Ну… как? Сильно они тебя… помяли? – нашел он силы спросить Юру и тяжело опустился на стул.
