Земля - Валера Дрифтвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов, Арина Стахова приехала сюда всего лишь завести знакомства на будущее, а не вмешиваться и не лезть, куда её не просят.
* * *
Элис Вестмакотт оказывается примечательной личностью. Ровно вдвое старше Рины и вдесятеро красивее, она кажется сошедшей со старинного полотна. Правда, прекрасные женщины на старинных полотнах если и бывали обременены одеждой, то уж точно не такой: свободные джинсы и рубашка с карманами выглядят скорее атрибутами простого механика или работяги. На Рину госпожа Вестмакотт, доктор наук, поглядывает с любопытством, но первое время держится отстранённо, а среди коллег всё больше помалкивает. И Арина про себя задаётся вопросом: насколько сильно прошедшие шесть лет могли обкатать характер и манеры той вспыльчивой и крутой Элис, которую она успела узнать из немногословных рассказов Ййра?
Лишь под вечер третьего дня, когда большая часть сотрудников покидает главный корпус, Элис подходит к гостье. В руках у Элис книга; обложка небрежно обёрнута коричневой плотной бумагой. Госпожа Вестмакотт одаривает Рину сдержанной улыбкой. Рассеянно оглянувшись по сторонам, отгибает краешек коричневой обёртки.
За мгновение до этого Рина уже знает, что увидит – собственный «Страфилев край».
– Чёрт побери, когда-то это были МОИ голубые тапки, – признаётся Элис с сухим смешком.
– Я надеюсь, вы не против, что Савря с ними поиграла, – говорит Арина ровно-доброжелательным голосом.
Элис в ответ делает какой-то странный жест – будто хотела махнуть рукой: мол, пустяки! – но в последний момент решила, что это было бы чересчур экспрессивно.
– По пятницам, – сообщает Элис, – я обычно ужинаю после работы в кафе «У Джо». Это недалеко. Там подают жареную картошку и рыбу в пивном кляре. А ещё там можно посидеть и поболтать, если есть о чём.
Что ж, сегодня как раз пятница.
– Я давно хотела с вами поговорить, – отчего-то Рина начинает говорить тише обычного. – Знаете, Ййр о вас рассказывал.
* * *
– Мне довелось лично знать вашего деда. Правда, совсем недолго. Я тогда приехала на Дикий впервые, только на пробный срок…
Без лишней спешки отдав должное картошке и рыбе, можно приняться и за беседу. Бокал тёмного крепкого пива перед госпожой Вестмакотт уже наполовину пуст, но говорит она так, словно загодя каждую фразу взвесила.
– Знаете, сперва мне казалась забавной его эта его манера… ваш дедушка, стоило ему только заметить какую-нибудь страфиль, каждый раз здоровался. И знаете, они на него не шипели. Они слушали. Иногда, бывало, и курлыкнут – безо всякой враждебности – прежде, чем улететь.
– Дедушка всегда верил, что страфили разумны. И он был прав, – замечает Рина.
Элис, кажется, никак не реагирует на это заявление.
– Там, конечно, случалось разное… Некоторые инциденты моё нынешнее начальство расценило бы не иначе как позорную халатность и полное пренебрежение к безопасности. Иногда мне казалось, что только чудом никто из сотрудников ещё не погиб и не был искалечен, но почти всегда дело обходилось малой кровью. – Элис делает неторопливый глоток из своего бокала, прежде чем продолжить. – Но не мне одной приходило на ум, что Ибрагимовы страфили не очень-то горят желанием причинять нам вред. Как большинство диких созданий, они просто предпочитали, чтобы их оставили в покое… За всё время моей работы на Диком я имела удовольствие наблюдать только одну действительно агрессивную особь.
– Двадцать шестая, белохвостая, – произносит Рина. – Вы назвали её Елизаверой.
На долю секунды Элис приподнимает бровь – может быть, не ожидала, что Рина настолько хорошо осведомлена?
– Старушка Елизавера, – Элис с улыбкой покачивает головой. – Только она одна казалась злобной по-настоящему. Вы, наверное, в курсе, откуда у Ййра на голове рубцы?
Рина кивает.
– Однажды она едва не добралась до самого Ибрагима. Я это видела и до сих пор готова присягнуть: когти Двадцать шестой щёлкнули в полупяди от его лица. Это произошло внезапно. В одно мгновение. Знаете, что тогда сделал ваш дед?
Рина впервые слышит эту историю. И хотя она прекрасно знает, что ведь дедушка остался цел и невредим, сердце у неё пускается вскачь и суставы на секунду делаются совсем ватные.
– Чёрт меня дери, он даже не отпрянул. Елизавера едва не содрала ему лицо с черепа, а Ибрагим только приподнял руки и сказал: «Добрый день, госпожа летунья. Вижу, вы очень сердитесь»… – Элис очень похоже воспроизводит дедушкин росский акцент, у Арины даже мурашки бегут по рукам.
– Елизавера уселась повыше, в древесную развилку, а господин Стахов, не сходя с места, несколько минут нёс всякую околесицу – таким приятным светским тоном, немного нараспев. И она слушала. У меня просто ноги приросли к месту, это не метафора. Позже Ибрагим только сказал, что эта «госпожа летунья» и не думала по-настоящему нападать, а только пугала, потому что сама была испугана и ждала от нас беды. Он сказал: «И она в своём праве. Как и её родичи. Не удивляйтесь её злобе – лучше удивляйтесь мудрому терпению всех прочих крылатых на этом острове…» Если откровенно, тогда я думала, что ваш дед немного…
– Чокнутый, – подсказывает Рина, усмехнувшись.
Элис опускает ресницы, но через малое время взгляд её снова ясен и прям.
– После двух с половиной лет здесь, в Вальде, я начала больше верить его словам.
– Почему?
Элис вздыхает глубоко, сжав губы, и в этом вздохе Рине чудится не печаль, но раскалённая нутряная ярость.
– Потому что это, – лёгкий кивок, предположительно в сторону знаменитых куполов института, – это уже не страфили.
* * *
Никакого пения. Только скрежет или истошный крик.
Молодые самцы во время сезонного буйства гормонов пытаются убивать друг друга – стоит замешкаться, и это им удаётся.
По архивам следует, что те несколько взрослых птерогоми-нид, с которых и начался колоссальный проект Вальдского института, погибли, так и не проявив воли к жизни, но с детёнышами – чем младше, тем лучше – дела обстояли гораздо перспективнее. Подрастая, некоторые юные страфили даже делали неуклюжие попытки сооружать гнёзда – впрочем, попытки были не слишком упорные, и вскоре это сложное поведение попросту исчезло. Под сетчатым куполом, в тёплом климате, при уже оборудованных сотрудниками укрытиях от дождя…
– В первое время, – говорит Элис, – под
