Имперская гвардия: Омнибус - Стив Лайонс

— Ты, что ли, салага? — задал ему вопрос насмешливый голос. — Один из тех гроксят, которых нам прислали на убой в десантном модуле? Вот смотри, думаю, это твое…

Подняв голову, Ларн обнаружил, что рядом с ним стоит безобразный карлик-варданец с бритой головой и полным ртом неровных гнилых зубов. В каждой руке он держал по лазгану, в одном из которых юноша, к великому своему стыду, должен был признать собственное оружие — именно его он ранее потерял в бою.

— Лови, салажонок! — воскликнул коротышка, кидая ему лазган, и, ехидно усмехнувшись, снова обнажил ряд кривых зубов. — В следующий раз, когда захочешь убить гретча, попробуй этим!

Глава седьмая

13:39 по центральному времени Брушерока

ПОЛЕВОЙ ГОСПИТАЛЬ

УРОКИ АБСУРДА, ЧАСТИ 1 И 2

ДРУЗЬЯ И ГЕРОИ В ОЖИДАНИИ НАЗНАЧЕНИЯ

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В 902-й ВАРДАНСКИЙ!

КАПРАЛ ВЛАДЕК И РАСПРЕДЕЛЕНИЕ РЕСУРСОВ

ЗНАКОМСТВО С СЕРЖАНТОМ ЧЕЛКАРОМ И ЕЩЕ ОДНА ПРОБЛЕМА ДАВИРА

Те несколько мгновений, которые были у него, чтобы передохнуть, пока санитары не принесли нового пациента, старший хирург Март Вольпенц не переставал себе удивляться. Как же привычен он стал к надрывному человеческому крику! Ведь стены полевого апотекариума буквально тряслись от нескончаемых воплей. Он слышал, как люди вокруг него кричали, визжали, молили о помощи, бормотали проклятия и шептали полузабытые ими молитвы. Уже не в первый раз за сегодняшний день, помня о своем призвании врачевать боль других, старший хирург растерянно оглянулся, окидывая взглядом помещение, где он работал, и вновь пришел в отчаяние.

То, что происходило в тускло освещенной операционной полевого госпиталя, человеку менее привычному могло бы показаться мрачной сценой ада. Вдоль одной стены, сплошь уставленной стальными нарами, уложенные по четыре, один над другим, прямо на походных носилках, лежали сотни истерзанных солдат. Вдоль другой с дюжину измотанных хирургов работали не покладая рук, чтобы поскорее оказать помощь самым тяжелым раненым, лежавшим сейчас на операционных столах, кровь с которых уже давно залила весь пол и перепачкала стены госпиталя. Однако на каждого, кому уже помогли, приходилось не менее десятка других, которые в удушливой атмосфере, где царили запах крови, гниения и смерти, в страдании, которому не было конца и края, со страхом ожидали своей очереди, оглашая операционную нестройной многоголосицей стонов и тщетными призывами о помощи.

— Ранение в живот, — сказал ассистент Джалиль, прервав ход невеселых мыслей старшего хирурга. — Ему дали морфия, — прибавил он, сверяясь с записью на бирке, которая болталась на лодыжке раненого, в то время как санитары-носильщики укладывали очередное неподвижное тело на их операционный стол. — Двойную дозу.

Взяв в руки ножницы, Джалиль снял солдатский жетон, после чего, чтобы добраться до раны под одеждой, осторожно разрезал гимнастерку, всю в пятнах от засохшей крови, потом, достав из ведерка под операционным столом влажную тряпку, очистил края раны от темных сгустков.

— Похоже, глубокая… — сказал он. — Судя по характеру раны, я бы сказал, от выстрела орка. Кровь темная… Кажется, пробита печень.

— Дай ему эфир сомнолентус, — сказал Вольпенц и, взяв скальпель, который лежал у него под рукой на подносе с медицинскими инструментами, шагнул к краю операционного стола. — Стандартную дозу.

— У нас ничего не осталось, — напомнил Керлен, другой его ассистент. — Все, что было, мы израсходовали на последнего раненого.

— А как насчет других анестетиков? — спросил Вольпенц. — Например, закиси азота?

— Тоже кончились, — отозвался Джалиль. — Если он вдруг очнется, нам придется его просто крепко держать.

— Но плазма-то крови у нас по крайней мере осталась?! — вскипел Вольпенц. — Если мне придется копаться у него внутри, чтобы найти рану в печени, он истечет тут кровью, как заколотая свинья!

— Нет ни капли, — беспомощно развел руками Джалиль. — Помните сосущую рану грудной стенки минут двадцать назад? Тогда ушла последняя.

— А сколько крови натекло у него в мешок, Джалиль? — спросил Вольпенц.

Нырнув с головой под операционный стол, ассистент проверил содержимое прозрачного мешка, который предназначался для того, чтобы туда с краев стола по отводным желобкам стекала кровь пациента.

— Где-то с пол-литра, — доложил он, вытаскивая из-под стола мешок. — Может, три четверти…

— Отлично, — сказал Вольпенц. — Заменим этот мешок новым и используем его содержимое для искусственной подпитки.

— Ты что, хочешь перелить ему его же собственную кровь? — удивился Джалиль. — Да здесь ее не хватит, чтобы поддержать жизнь в собаке, не то что в человеке.

— У нас нет другого выхода, — отрезал Вольпенц, склонившись над столом и уже протягивая мускулистую руку, чтобы сделать первый надрез. — Он умрет, если мы не займемся его раной. Так, теперь внимание, джентльмены! Мы должны будем делать все это быстро, пока он не умер от потери крови.

Сделав надрез, Вольпенц уверенными движениями отогнул кожу вокруг раны и сразу поставил зажимы, чтобы удержать ее открытой. Затем, пока стоящий рядом Джалиль куском ткани промокал бьющую из полости раны кровь, Вольпенц спешно пытался обнаружить источник кровотечения. Все напрасно. В ране было так много крови, что ему ничего не было видно.

— Признаки жизни все слабее, — заметил Керлен, прощупывая пульс на шее раненого. — Мы его теряем!

— Подними ему ноги, Джалиль. Так к его сердцу поступит больше крови, — велел Вольпенц. — Мне нужно еще лишь несколько секунд… Вот! Кажется, нашел! Разрыв главной артерии, подводящей кровь к печени!

Погрузив руки в полость раны, Вольпенц быстро поставил зажим на кровоточащую артерию, но, как оказалось, для того только, чтобы увидеть, как рушатся его надежды. Полость тут же опять начала заполняться кровью.

— Проклятье! Должно быть, еще один разрыв! Как он там, Керлен?

— Пульс больше не прощупывается, сэр. Может, попробуем его вручную реанимировать?

— Нет, — возразил Вольпенц и в отчаянии бросил окровавленный скальпель на поднос с инструментами, — теперь это уже ни к чему. Он истек кровью. Вероятно, пуля раздробила ему кость, и осколки перфорировали печень в дюжине мест. Освободите стол. Здесь мы бессильны.

Взяв уже использованный кусок ткани, Вольпенц вытер им руки и сделал шаг от стола. Пока Керлен подзывал санитаров, чтобы они унесли тело, взгляд хирурга ненадолго задержался на лице мертвого гвардейца. «Интересно, сколько ему было лет? — подумал Вольпенц. — Выглядит, будто ему за сорок, хотя здесь это ровно ничего не значит. Брушерок имеет свойство старить людей. Вполне возможно, что ему было только слегка за тридцать, а быть может, даже и тридцати не было». Затем, когда санитары уже поднимали со стола мертвое тело, Вольпенц заметил на боку трупа застарелый шрам. «У него уже было прежде ранение, — подумал он. — И его заштопали… Интересно, моя это работа или чья-то еще? Впрочем, какое это теперь имеет значение? Кто бы его ни спас прежде, в этот раз ему ничто не могло помочь».

Тяжело вздохнув, он обернулся, чтобы еще раз окинуть взглядом операционную, и вновь осознал, как мало может сделать для умирающих, страдающих людей, которых изо дня в день доставляют сюда, в полевой госпиталь. «Не война и даже не орки убьют большинство из них, — думал хирург. — Катастрофический дефицит! Нам не хватает анестетиков, антибиотиков, плазмы, даже самого необходимого медицинского оборудования. Кажется, буквально всего, за исключением боли, смерти и абсурда… Да, здесь, в Брушероке, в них уж точно никогда не было недостатка».

Затем, уже отбросив кусок ткани, который взял, чтобы вытереть руки, он вдруг заметил, что на нем что-то написано. Приглядевшись, Вольпенц рассмотрел отпечатанное на ткани имя. Репзик. Очень скоро он понял, что это лоскут от гимнастерки погибшего гвардейца — один из тех кусков, которые отрезал Джалиль, чтобы получить доступ к ране. «Репзик, — подумал Вольпенц. — Вот, значит, как его звали». Однако почти так же скоро он понял, что теперь это совсем не имеет значения.

С каким бы именем этот человек сюда ни попал, оно для него больше уже ничего не значило.

Недалеко от траншей, в полумраке орудийного окопа, сложенные по трое, лежали тела всех убитых за последние полтора часа людей. С босыми ногами, без обмундирования, кто с намотанной на голову тряпкой, кто с открытым морозу окоченевшим лицом — все они были свалены друг на друга, как приготовленные в печь поленья. «Как дрова!» — подумал Ларн, глядя на мертвые тела людей, которые вместе с ним совершили путешествие с Джумаэля IV. Людей, которых он знал и любил. Людей, которые пересекли невообразимые просторы космоса лишь для того, чтобы по чьей-то ошибке сложить свои головы здесь, на неизвестной им планете, на неизвестной войне. О его товарищах по оружию теперь будет напоминать лишь столбик, не больше межевого знака, который поставят где-то среди суровых, опаленных войной равнин. И ради чего? Ларну это казалось самым бессмысленным из всех ужасов, которым он уже стал свидетелем на этой удаленной планете. Урок вопиющей бессмыслицы!