История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства - Мирча Элиаде

К архаическим ритуальным действиям — дикая музыка, исступленные танцы, татуировка, галлюциногенные травы — эллинистические мистерии обращаются с тем, чтобы усилить близость божества или даже достичь с ним unio mystica [мистическое единение]. В мистериях Аттиса пост, налагавшийся на неофита, заключался, главным образом, в воздержании от хлеба,[554] так как бог есть "колос, сжатый зеленым". Первая трапеза в обряде посвящения сводилась, в целом, к переживанию сакраментального значения хлеба и вина — опыт, едва ли доступный городским жителям. Что же касается самооскопления жрецов-галлов и верующих в состоянии экстатического транса, то это было залогом их совершенного целомудрия, иначе говоря, полной преданности богине.[555] Подобный опыт с трудом поддается анализу. Помимо более или менее бессознательных импульсов, которые движут неофитом, надо иметь в виду тягу к ритуальной андрогинности, желание увеличить свой запас "священной силы" через необычное, вызывающее увечье или даже желание чувствовать себя изгоем в традиционно устроенном обществе — через полное imitatio dei [подражание богу]. В конечном счете, культ Аттиса и Кибелы возвращал религиозную ценность тайне пола, физическим страданиям и крови. Транс освобождал верных из-под власти норм и условностей; в некотором смысле, это было открытие свободы.

Тенденция к восстановлению древних практик уравновешивалась усилием «возвысить» божественную пару Аттис-Кибела и переосмыслить их культы. Здесь мы снова имеем дело с явлением, характерным для религиозных синкретических течений того времени, — с желанием восстановить обычаи далекого прошлого и, одновременно, превознести самые недавние установления. Аллегорическое толкование, которое усердно применяли богословы и философы первых веков христианской эры, отождествляло Аттиса с самой первоосновой творения и диалектической цепочкой жизнь-смерть-воскресение. Парадоксальным образом Аттис был, в конце концов, уподоблен солнцу и стал центром солярной теологии, столь популярной на закате язычества. Первоначальный смысл посвящения — мистическое уподобление богу — обогатилось новым смыслом. Римская надпись 376 г. провозглашает "возрожденным для вечности" того, кто совершил тауроболиум и криоболиум.[556] Вероятно, тут мы имеем дело с христианским влиянием. Однако обещание воскресения или возрождения очевидно в мифо-ритуальном сценарии дня Hilaria. Возможно, столкнувшись с успехом христианской миссии, теологи мистерий с настойчивостью стали подчеркивать идею бессмертия — следствия искупления, совершенного Аттисом. Как бы то ни было, нет сомнений в том, что римские императоры, в особенности последние Антонины, усердно содействовали распространению фригийского культа в надежде пресечь расцвет христианства.

§ 208. Исида и египетские мистерии

Египетские мистерии отличаются от других религиозных явлений подобного рода тем, что нам известно их происхождение и этапы распространения в Азии и Европе. В начале II в. до н. э. Птолемей Сотер решил укрепить свою царскую власть, введя культ божества, которое бы признавалось как верховное и греками, и римлянами. Так он возвел Сераписа (Сараписа) в ранг верховного общенародного божества. Согласно преданию, сообщаемому Плутархом ("De Iside", 28),[557] Птолемей увидел статую бога во сне. Прибл. в 286 (или в 278) г. статуя была привезена из Синопа и поставлена в только что возведенном храме в Александрии. Этимология имени Серапис и его родина до сих пор остаются предметом споров. Обычно «Серапис» производят от "Осерапис",т. е. "Осирис-Апис".[558] Птоломей Сотер поручил разработать культ двум богословам-эрудитам: египетскому жрецу Манефону и греку Тимофею. Первый, автор многих трудов, в том числе по истории Египта, был хорошо знаком с греческой культурой; второй, принадлежавший к знаменитой семье Евмолпидов Элевсинских, был посвящен в несколько мистерий.

Успех новому культу был обеспечен благодаря значительному авторитету Исиды и Осириса. Как мы видели (§ 33), богословы Новой Империи разработали грандиозный религиозный синтез, соединив Осириса и Ра; два великих божества, считавшиеся взаимодополняющими, в конце концов, слились в одно. Популярность Осириса не перестала расти, так как он единственный из египетских богов, будучи убит, победил смерть и был «оживлен» заботами Исиды и Гора. В Абидосе и в других местах ритуальные сценарии, представляющие разные эпизоды из этой легенды, исполнялись перед храмами. Геродот присутствовал на подобных церемониях в Саисе; он уподоблял их греческим мистериям и по этой причине воздерживался от их описания (II, 61).[559] Не подлежит сомнению, что тайные ритуалы Осириса, совершавшиеся внутри храмов, относились к будущей жизни.[560] Однако было бы слишком смело толковать эти тайные обряды как настоящие церемонии посвящения, совершаемые во благо отдельного человека ради его «спасения». С другой стороны, трудно представить себе, чтобы такой ученый богослов, как Манефон, не привнес в мистерии Исиды более древние религиозные традиции. Например, можно было бы показать, что ареталогин Исиды не являются недавним нововведением; напротив, они воспроизводят архаические ритуальные формулы, связанные с монархической идеологией.[561] Кроме того, и мы вскоре увидим это, мистерии Исиды продолжают некоторые древнеегипетские ритуалы.

Для нашей цели нет смысла излагать хронологию и перипетии распространения культа за пределами Египта. Попав, прежде всего, в Малую Азию и Грецию, он проникает во II в. до н. э. в Италию, а в начале I в. — в Рим. Египетский культ становится таким популярным, что римляне несколько раз непримиримо восстают против решений Сената разрушить храмы. Как и другие мистерии эпохи эллинизма и Империи, мистерии Исиды и Сераписа включали в себя общественные празднества, ежедневный культ и тайные обряды, составляющие инициацию в собственном смысле слова. Нам известны в общих чертах две первые обрядовые системы. Что же касается инициации, то XI книга «Метаморфоз» Апулея по праву считается самым ценным свидетельством о мистериях во всей античной литературе.

Два больших общественных праздника воспроизводили эпизоды из мифа об Осирисе и Исиде. Первый — Navigium, или "Корабль Исиды" — открывал весеннюю навигацию, Второй — Inventio [нахождение, обретение] Осириса — проходил с 29 октября по 1 ноября. Три дня поста, плача и пантомимических действий, изображавшие поиски убитого и расчлененного Осириса и погребальные обряды, совершаемые Исидой (ср. § 29), сменялись радостью и ликованием верных, когда им возвещали, что тело бога наконец-то найдено, воссоздано и оживлено.[562] Каждый день на рассвете и после полудня двери святилища открывались, и зрители могли созерцать статуи богов и присутствовать на службе, отправляемой жрецами.

Согласно Апулею, в день, заранее определенный богиней, верховный жрец окропляет водой неофита и сообщает ему шепотом "некоторые наставления, благости которых недостоин человеческий голос". Затем перед всеми присутствующими наказывает ему воздерживаться в течение десяти дней от мясной пищи и вина. Вечером того же дня толпы верующих подносят ему разнообразные дары, после чего жрец ведет его, облаченного в льняную тунику, в самую сокровенную часть храма. "Может быть, ты страстно захочешь знать, усердный читатель, что там говорилось, что делалось? Я бы сказал тебе, если бы позволено было говорить, ты бы узнал, если бы слышать было позволено […]. Впрочем, если ты объят благочестивой жаждой познания, не буду тебя дальше томить. Итак, внимай и верь, ибо это — истина. Достиг я рубежей смерти, переступил порог Прозерпины и вспять вернулся, пройдя через все ступени. В полночь видел я солнце в сияющем блеске, предстал перед богами подземными и небесными и вблизи поклонился им" ("Метаморфозы" XI, 23).

Речь идет, бесспорно, о переживании смерти и воскресения, специфическое содержание которого, однако, нам неизвестно. Неофит нисходит в преисподнюю и возвращается, минуя четыре космические стихии; он видит сияющее среди ночи солнце (этот образ можно соотнести с Осирисом-Ра, обходящим ночью подземный мир); затем он предстает перед другими богами, созерцает их и поклоняется им вблизи. В загадочной последней фразе пытались обнаружить намеки на прохождение неофита через разные залы — украшенные статуями богов и изображающие подземный мир — и его внезапный выход в ярко освещенную комнату. Другие ученые говорили о парапсихологических опытах или гипнозе. По сути дела, ясно одно: в конце концов, мист ощущал себя самим Осирисом-Ра или Гором. Ибо утром, облаченный в двенадцать ритуальных одежд, символизирующих двенадцать зодиакальных стояний, мист в венке из пальмовых листьев поднимался на возвышение посреди храма. Так, "разукрашенный наподобие Солнца, застыв, как статуя", он представал взорам народа перед статуей Исиды. Для героя «Метаморфоз» это был "день его возрождения в недрах мистерий". Посвящение завершалось на третий день ритуальным пиршеством. Но спустя год, все так же по указанию богини, неофит вводился в "ночные таинства высшего бога" (XI, 28) — ритуал, связанный, вероятно, с Inventio Осириса. Наконец, богиня снова является ему и повелевает в третий раз пройти некое посвящение; однако об этих последних посвятительных испытаниях Апулей умалчивает.