Славянская Европа V–VIII веков - Сергей Алексеев

Кагану удалось «натравить» словен на ромеев. Он убедил словенских вождей нанести удар в направлении столицы. Он все еще признавался верховным «воеводой», и само временное замирение с ромеями было согласовано со словенами. Соединенными силами словен руководил Радогост. В связи с этими событиями он упоминается в источниках[843] впервые. Поэтому нельзя с уверенностью сказать, по какую сторону Дуная находился Радогост к началу событий. Вместе с тем не упоминается вообще о переправе словен через Дунай. А значит, большая часть отрядов, участвовавших в нападении, уже находилась в пределах Империи, во Фракии.

Словене, опустошив «большую часть ромейской земли», «будто перелетев, лавиной» подступили к Длинным стенам. Маврикий принял экстренные меры. Усилив гарнизоны Длинных стен, он сам во главе всех наличных сил вышел из Константинополя. Присутствие императора, надо думать, вдохновляло воинов. Но сам он не вступил в битву с врагом, передоверив полевое командование Коментиолу. Под предводительством последнего ромеи вышли за Длинные стены. Словене не готовились к битве и были заняты опустошением окрестных земель. Поэтому Коментиол без особого труда «отогнал» их от Стен.[844]

Словене отступили немного на запад, к реке Эргиний. Здесь они попытались организовать оборону. Но Коментиол шел по пятам и «внезапно появился» перед противником. Произошло решающее сражение, в котором словене потерпели поражение. Коментиол, по словам Феофилакта, «учинил великое избиение варваров». За победу Маврикий даровал своему полководцу высшее военное звание магистра милиции (презента).[845]

Пальчатая фибула. Ипотештинская культура

Дав войскам отдых, осенью Коментиол вновь выступил против словен. К этому времени остатки словенского войска вновь разделились на отряды, небезуспешно действовавшие во Фракии. «Огромные полчища» собрались под главенством Радогоста. Он действовал в отдалении от Длинных стен, в Астике, и не участвовал в битве на реке Эргиний. Опустошение Астики, некогда богатейшей и недоступной «варварам» области Фракии, принесло ему «многочисленных пленных и великолепные трофеи». Проходя с богатой добычей через окрестности Адрианополя, Радогост столкнулся с войском Коментиола. Битва разыгралась ранним утром под стенами крепости Ансин. Коментиол атаковал и с самого начала захватил инициативу. Словене сперва начали отступать, а затем обратились в бегство. Ромейские пленники были освобождены. Преследуя противника, Коментиол выбил Радогоста из Астики.[846] Таким образом, стратиг полностью очистил подступы к Константинополю. Именно тогда сам Радогост покинул пределы Империи и ушел в свои земли к северу от Дуная. С этого времени он лично не участвовал в набегах — но организовывал их.

Торжество ромеев было недолгим. Словене оставались в дунайских провинциях. Каган же, используя их для изматывания скудных ромейских сил, готовил новую войну. Сам Маврикий осознавал зыбкость достигнутых успехов и принимал спешные меры по обороне хотя бы южной Фракии. Уже той же осенью 585 г. стало ясно, насколько нелишни эти приготовления.

Каган использовал в качестве повода для нарушения мира бегство своего шамана-тюрка, переспавшего с женой владыки. Когда Империя — в своих видах, но неблагоразумно, — предоставила беглецу убежище, аварские набеги немедленно возобновились. Невзирая на фактическое начало войны, каган отправил к императору посольство с требованием дани. Реакцию Маврикия нетрудно было предугадать — он не дал ничего и на полгода задержал послов под стражей. Закономерным и в каком-то смысле законным (по букве мирного соглашения) ответом кагана стала большая война, разразившаяся сразу после возвращения послов летом 586 г. Нападение произошло, как и в 583 г., в пору сбора урожая. Хотя на этот раз ромеи лучше были подготовлены, успех сопутствовал вновь их врагам. Авары совершили опустошительный рейд вдоль Дуная и далее в Нижнюю Мезию и Скифию. Они захватили и разорили ряд ромейских укрепленных городов, в том числе Бононию (ныне Видин), Доростол, Маркианополь.[847]

Набег до самой дельты Дуная преследовал цель не только навредить ромеям, но и запугать антов. Судя по тому, что в дальнейшем анты не слишком активно помогали Маврикию, последняя цель была достигнута. Конечно, авары едва ли обошлись в этом деле без помощи словен — тем более что разрушение фракийских крепостей и умиротворение антов были в их интересах. Однако каган не слишком вовлекал словен в военные действия во Фракии. В качестве главной их цели в кампании этого года он определил Фессалонику.

Осада Фессалоники

После возобновления военных действий каган вновь принял общее командование союзными войсками. Он, пишет епископ Иоанн, «призвал к себе все звериное племя славян», дабы направить их в поход против Фессалоники.[848] Основную ударную силу вторжения, несомненно, составляли прямо подвластные каганату племена Потисья и Поморавья. Но и из дунайцев многие откликнулись на призыв — последствия опустошения их страны антами не могли не сказываться. У немалого числа жителей Нижнего Подунавья не осталось крова и средств к существованию, так что они жаждали и богатой добычи, и новых мест для жительства. Наконец, каган прибавил к словенам «некоторых варваров других племен» — то есть авар, подвластных болгар, гепидов. В результате собралось огромное войско в несколько десятков тысяч человек.[849] Следует полагать, что наряду с «вооруженными людьми» в этой рати шли и семьи словенских воинов, которые надеялись осесть в захваченной стране.

Фессалоника, столица Иллирика и второй по значению город Балкан, являлась ненамного менее вожделенной целью, чем Константинополь. Ее взятие парализовало бы ромейское сопротивление на западе полуострова. Каган рассчитывал, что падение Фессалоники, богатого и стратегически важного оплота Империи, сыграет решающую роль в войне. С другой стороны, сами словене давно мечтали об этом богатом городе, расположенном в плодородном краю.

Обстоятельства складывались благоприятно для планов кагана. Он знал, что весной — летом 586 г. по Македонии прокатился мор, и потому в Фессалонике осталось «очень мало воинов». Словенских вождей он вдохновил сообщением об этом, заявив, что они «захватят город в тот же день».[850] Кроме того, нападение, как и в 583 г., было рассчитано на время сбора урожая.

Словене двинулись из Поморавья, по отчасти обезлюдевшей или заселенной их соплеменниками стране. Движение их было стремительным, так что ромеи в Фессалонике узнали о вторжении слишком поздно. Македония была разорена чумой, и многие крепости, прикрывавшие столицу провинции, остались заброшенными. По пути «варвары», нуждавшиеся в пропитании, опустошали страну. До города дошли слухи, «что иссякали реки и источники, у которых они только разбивали лагерь».[851] Припасов у огромного войска, двигавшегося стремительно и единым целым, не распадаясь на мелкие шайки, действительно не хватало. Но, рассчитывая на быстрый захват богатейшего города, словене и их союзники не уделили этому должного внимания.

В ночь на понедельник 23 сентября словене подошли к предместьям Фессалоники. Их не ждали — вести о приближении «варваров» достигли города лишь 22 сентября. На стенах держали небольшие ночные дозоры, но словен ожидали не раньше, чем через четыре дня. Между тем войско приближалось к Фессалонике под покровом ночи бесшумно, и не привлекло внимания немногочисленных дозорных. Фессалонику в ту ночь спасла череда случайностей. Словене сначала скопились под стенами храма-крепости Святой Матроны. Они решили, что это уже сам город. Лишь с наступлением рассвета они поняли, что ошиблись, и бросились на приступ стен Фессалоники. К этому времени как раз ушли дозорные — так что город остался беззащитным. Словене приставили к стенам лестницы.[852]

Украшение конской сбруи. VI–VII вв

Первый залезший «уже перекинул правую ногу на стену», когда какой-то воин, — оставшийся неизвестным, несмотря на объявленную позже награду, — пронзил его копьем и сбросил вниз. Падающее тело увлекло за собой поднимавшихся следом. Никого другого на стене не было. Однако, как только начался штурм, по словам Иоанна, «в городе великое волнение охватило всех разом, так что все без исключения воины поднялись на стены». Словене, «охваченные вдруг безмерным страхом, отступили далеко от стены». По их собственным словам, им представилось там «столько воинов и таких, что по числу и мужеству намного превосходят наше войско». Они решили, что сведения кагана неверны и город подготовлен к обороне лучше, чем ожидалось.[853]