Современный чехословацкий детектив [Антология. 1982 г.] - Эдуард Фикер

— Пан доктор, у вас тут машина. Видите ли… Мне пришло в голову, что я могла бы остаться здесь и на вечер…

— Так это же замечательно! — обрадовался Медек.

Эрих Мурш сощурил глаза, прикидывая, что у Лиды на уме.

— Я бы хотела… Вы не съездите со мной в Мезиборжи… а потом назад… А то я одета… видите как. Вечером будет прохладно.

— Разумеется, милая Лида, но ведь нам велено оставаться тут и быть у них под рукой. Конечно, это неприятно и, вероятно, излишне…

— В конце концов, мы ведь очень быстро вернемся. — И девушка улыбнулась, широко раскрыв синие глаза.

— В конце концов, мы ведь очень быстро вернемся, — пробормотал доктор Яромир Медек.

Подъезд к замку был на удивление скромен. Улочку замыкал ряд туй и каменная стена высотой метра три-четыре, некогда, видимо, составлявшая часть оборонительных укреплений.

Окна первого этажа были забраны решетками, выкрашенными белой краской. Осенью и ранней весной тут наверняка хмуро и сыро, но сейчас, в летний полдень, это место дышало уютом, и капитан Экснер шел не спеша.

Под аркой отдавались голоса компании, шумно справляющей что-то.

Они доносились из окошечка с надписью «Касса», затянутого ситцевой занавеской — по синему полю желтые подсолнухи.

Михал Экснер с интересом заглянул во внутренний двор замка. Он остановился у кассы и, облокотившись на массивную доску под окошечком, рассматривал каменного оленя, вазы на балюстраде и лафет старой пушки.

Он различал три голоса — два мужских и женский. Прежде чем он успел разобрать, о чем говорят, в проулке перед воротами послышался шум мощного мотора.

Капитан вбежал во двор и как раз вовремя отскочил с дороги: черная машина прогромыхала по деревянной мостовой под аркой, нагло перевалилась на известняковые плиты, кощунственно нарушив тишину, обогнула фонтан и остановилась в противоположном углу, перед дверью квартиры Болеслава Рамбоусека.

Михал Экснер нарочно стал за колонной, чтобы не попасть в поле зрения сидевших в машине.

Страж, охранявший дверь квартиры, отдал честь. Тощий мужчина с трубкой во рту, сидевший впереди, рядом с водителем, вылез из машины. Оглядев аркады, он достал спички и попытался раскурить трубку. Милиционер что-то говорил ему, он слушал, кивая. Потом указал трубкой куда-то выше головы Экснера. Милиционер пожал плечами. Мужчина, махнув трубкой, дал понять, что предмет, который заинтересовал его наверху и явно ему не нравился, надо убрать.

Милиционер козырнул и крикнул:

— Эй, наверху!

— Это вы нам? — раздалось в ответ.

— Да, вам. Что вы там делаете?

— Отдыхаем после обеда.

— Кто вы такие?

— Мы работаем здесь, в замке.

Мужчина с трубкой положил руку на плечо милиционера: дескать, все в порядке.

Шофер, выставив локоть в открытое окно, спросил:

— Мне ждать?

Мужчина с трубкой, неустанно оглядывая аркады и временами посматривая на балюстраду, выбил о каблук пепел из недокуренной трубки.

— Не надо, Богоуш. Все могут возвращаться в Прагу. Куда ж это он подевался?

— Может, за грибами пошел, — спокойно ответил водитель Богуслав Вок. — Он же в отпуску.

— Нет, — злорадно возразил мужчина с трубкой. — Уже не в отпуске. Ты не угостишь меня сигаретой?

Богоуш Вок протянул пачку. Надпоручик вынул сигарету, блаженно закурил и вернул пачку шоферу, потом оглянулся на дверь квартиры.

— Ну, как подвигается?

— Отлично, еще минуту…

В этот момент Михал Экснер едва не вскрикнул, потому что кто-то осторожно похлопал его по плечу.

— Тс-с!

Он послушался и, прячась за колонной, медленно обернулся. У него за спиной, приложив палец к губам, стоял усатый, добродушного вида человек. Жестом он указал через плечо — там было открыто окно в канцелярию замка. Письменный стол, на нем бутылка и бокалы с вином, соленое печенье; в высоком кресле — седоватый человек в черном берете, с очень красным лицом (видимо, от жары). У занавески с подсолнухами стояла светловолосая женщина, загорелая, пышная. Смотрела она приветливо.

Экснер вопросительно показал пальцем на окно.

Усатый кивнул.

Женщина у занавески улыбнулась, сверкнув зубами.

Михал Экснер слегка поклонился, благодаря за оказанную честь.

Ни Богоуш Вок, ни надпоручик Влчек ничего не заметили — окно было скрыто колонной.

Капитан Экснер, не колеблясь, влез через окно в канцелярию замка, за ним последовал управляющий этой средневековой резиденции. Он затворил окно и резким движением задернул занавеску из того же ситца, что и на окошечке, выходящем под арку.

— Благодарю, — облегченно вздохнул Михал Экснер. И с несмелой мальчишеской улыбкой посмотрел в глаза пани Калабовой. — Прошу прощения, я доктор Экснер… Чему обязан? Такой милый заговор…

— Калабова, — представилась она. Муж ее, стоя за спиной у Экснера, закашлялся.

Краснолицый мужчина в черном берете наклонился вперед, приподнимаясь в кресле, и подал Экснеру руку.

— Мое имя — Матейка. Чему обязаны? Не чему, а кому! Вот — милой пани Калабовой. — Он попытался улыбнуться, но был уже пьян, и получилась только кривая ухмылка. — Она заметила вас утром. Когда вас арестовали и вели из парка в город. Вы Рамбоусека… Гм… Или вы просто так сбежали от них и боитесь, что вас снова поймают?

— Меня отпустили, — скромно ответил Экснер. — Я оказался в парке совершенно случайно. Рад познакомиться, — сердечно сказал он, пожимая руку хозяину. — Пан Калаб, если не ошибаюсь. Рад познакомиться, пан Матейка. Я… я приехал в отпуск. Говорят, здесь что-то произошло…

Калаб тем временем поставил на стол новый бокал, наполнил его до краев красным вином и молча протянул Экснеру.

— Спасибо. — Капитан Экснер пригубил вино. — Поминки?

Зазвонил телефон, и Калабова подняла трубку.

— Замок-музей Опольна, — произнесла она своим теплым альтом. — Пана доктора Медека? Минутку. Попробую соединить вас с галереей. — Она нажала кнопку и набрала номер. Через открытое окно было слышно, как где-то тщетно звонит телефон. Вера вновь нажала кнопку. — Пан доктор Медек не отвечает. Вероятно, ушел обедать. Да. Говорит Калабова. Телеграмма? Хорошо, пани, я оставлю ему записку.

Она положила трубку, рассеянно огляделась по сторонам.

— Что вы сказали? Поминки? — Она вздохнула. — Что-то в этом роде. Мы все тут очень близки друг другу.

— А кто вы такой, молодой человек? — поинтересовался захмелевший художник.

— Ваше здоровье! — Михал Экснер поднял бокал, глядя на пани Калабову и ее мужа. — Я ботаник. А вы?

— Я странник, — радостно сообщил Войтех Матейка. — Я странствую по этому краю, верно? — Берет у него съехал на сторону, приоткрыв бледную лысину.

— Пан Матейка — художник, — разъяснил Калаб. — Пейзажист.

Матейка раскинул ручки, сияя пьяной улыбкой. Экснер взглянул в его сторону и учтиво приподнял свой бокал.

— Все сегодня как-то странно взволнованы, — многозначительно заметил Экснер.

— Но ведь… — Калабова запнулась. — Ведь здесь убили…

Экснер грустно улыбнулся.

— Я сказал… я сказал, пани Калабова: взволнованы. Не опечалены, не подавлены, а взволнованы.

— Дело в том, что его никто… никто не любил, — проговорил Матейка с ухмылкой, кривясь на вино, колыхавшееся в бокале, который он держал чуть дрожащей рукой на уровне лица.

Калаб смущенно закашлялся.

— О мертвых говорят только хорошее, правда? — Он схватил бутылку и долил всем. — Ваше здоровье!

Отмычка повернулась в замке с отчетливым щелчком.

Мужчина, успешно проделавший эту процедуру, удовлетворенно прищурился, выпрямился, достал мятый носовой платок, обернул им кончик латунной дверной ручки и двумя пальцами — осторожно, почти нежно — нажал. Дверь медленно открылась.

Внутри была еще одна дверь, но она была приотворена. Человек, открывший замок отмычкой, слегка тронул ее пальцем. Слабый сквозняк донес запах масляной краски. В квартире негромко хлопнуло окно.

Надпоручик Влчек — а это был он — раздавил окурок сигареты и отшвырнул его к водосточной канаве.

Потом вошел в квартиру Болеслава Рамбоусека и остановился у порога. Слева стояла круглая вешалка, справа — старый шкаф.

Из маленькой скромной прихожей все помещение открывалось как на ладони. Четыре окна, выходящие на восток. Две кафельные печи в противоположных углах и огромная железная плита, которую топят коксом. У правой стены между кафельной печью и первым окном — старый кухонный стол с мойкой. Холодильник. Над ним — застекленная полка с горшочками, кружками и баночками, в которых, видимо, хранились коренья и приправы. Рядом кухонный шкаф. Возле самого окна обеденный стол, покрытый клеенкой, и три белых стула. Между вторым и третьим окном ветхий диван, около него — торшер, на стене часы, громко отсчитывающие время. Рядом с торшером поперек комнаты поставлен еще один диван, к нему придвинуто кресло. Тут же за диваном широкий, сантиметров тридцать, стеллаж для книг, вернее полки из обструганных еловых досок. Справа от Влчека, за стеллажом (как он потом увидел), стоял еще старый комод, который был заставлен всяческой всячиной — от блестящих плоских камней до фарфоровой статуэтки девы Марии.