Записки под партами - Ники Сью

интересуется он, а мне хочется сказать "нет", просто чтобы побыть с ним еще немного. Моя симпатия к Матвееву выросла в пределах геометрической прогрессии, она больше не помещается в сердце, она распирает и тянется наружу в ожидании ответной реакции.

— Угу, — киваю головой и выхожу из машины. Закрываю за собой дверь и не решаюсь ступить дальше. Хочу обернуться и спросить еще так много, но понимаю, это слишком глупо и слишком нагло с моей стороны. Поэтому, наверное, и не слышу, как Даниил выходит следом и успевает обойти машину.

Когда он вырастает передо мной, земля уходит из-под ног. Такой высокий. А ведь я столько раз была напротив и только сейчас обратила внимание, что дышу ему в грудь.

— Тась, — сладко звучит из его уст мое имя, и если бы я была мороженым, точно бы превратилась в белую лужицу. Матвеев вдруг дотрагивается до пальцев моей правой руки и меня пробивает разряд тока от тепла, от эмоций и его прикосновения.

— Дань, — зову его по имени. Не знаю, что приятней: слышать свое или произносить его.

— Если мачеха тебя обидит, — мягко и так по-свойски шепчет он. А я голову боюсь поднять, хотя чертовски жажду посмотреть в его небесно-голубые глаза. Но смущение берет вверх, ведь тот факт, что мы сейчас соприкоснулись пальцами рук, уже доставляет нереальное блаженство.

— Приедешь меня спать на бэтмобиле? — Игриво откидываю шуточки, чтобы разрядить атмосферу.

— Нет, слишком заметно, — говорит Даня словами Брюса Уэйна, уж я точно знаю это. Пересмотрела ни один раз данную франшизу, потому что Бэтмен с детства мой любимый супер герой.

— Ну, тогда возьми Ламборджини. Это… менее заметно… — отвечаю я серьезно и спокойно, словно Альфред, а затем мы оба смеемся. Так ненавязчиво и так мимолетно. Сейчас я понимаю, что счастье действительно заключается в миге. Всего лишь скромная минута, скромная секунда, а ты ощущаешь, будто паришь высоко над землей, будто за спиной выросли крылья.

— Кстати, — наши руки разрывают телесный контакт, и мне хочется восстановить его, но в реальности я лишь молча поднимаю голову. — У меня до сих пор нет твоего номера, — сообщает Даня, и я понимаю, что он прав. За столько дней мы и не подумали ни разу об этом, просто были рядом, просто ловили момент.

— И правда, — соглашаюсь и вытаскиваю телефон, чтобы записать цифры. Мы обмениваемся контактами и, наконец, прощаемся. Расставаться отказывается неприятно и грустно. Я то и дело оглядываюсь, хотя понимаю, как это странно выглядит. Матвеев стоит на улице и провожает меня взглядом до тех пор, пока я не заворачиваю за угол. И когда его лицо окончательно пропадает из виду, мне требуется больших усилий, чтобы не сорваться и не побежать обратно. Слезы к глазам подступают, и я не могу объяснить, что происходит, что творит мое сердце. Только когда не вижу Даню, когда не чувствую его рядом, начинаю осознавать, как сильно меня к нему тянет, как безумно хочется получить обратную симпатию в любом ее размере.

Захожу в подъезд, и страх накрывает с головой. Даже ноги становятся ватными. Нет, не в мачехе дело. Я боюсь, что моя волшебная сказка закончилась. Я боюсь, что больше не нужна Матвееву, боюсь, что не окажусь снова его эпицентром. Вытираю слезы, которые настойчиво скатываются с глаз, делаю глубокий вдох и медленными шагами поднимаюсь по ступенькам. Впервые в жизни не хочу возвращаться домой.

Мачеха открывает не сразу. Мы встречаемся взглядами, и я вижу, сколько недовольства и презрения выливается в мою сторону.

— Хорошо отдохнула? — Цедит сквозь зубы тетя Люба, кривя губами. Она мрачная и до ужаса бледная, будто болеет серьезным заболеванием.

— Отлично, — без всяких эмоций сообщаю я и вхожу внутрь. Скидываю куртку, а мачеха стоит возле, скрестив руки на груди. Сверлит меня убийственным взглядом, кто ее не знает, решил бы, что она волновалась за дочурку.

— Ноги, небось, раздвигала? — Словно плевок прилетает мне в спину. Всегда думала, что тетя Люба обо мне не лучшего мнения, но настолько низко я в ее глазах еще не была. Смешно даже. В другой раз я бы расстроилась, но не сегодня. Сейчас чувствую себя иначе, будто и правда, крылья за спиной выросли.

— Вас не касается, — отрезаю ей, хотя в иной раз вероятно бы промолчала. Собираюсь уже пройти в комнату, как мачеха хватает меня за локоть и резко тянет на себя.

— Отцу расскажу, получишь ты, дрянь малолетняя, — цедит злостно сквозь зубы тетя Люба, а в глазах молнии из гнева готовы убить меня на месте. Но в этот раз я не теряюсь. Вспоминаю слова Дани про Бэтмена и откуда-то берутся силы, желание дать отпор. Впервые в жизни я могу и хочу постоять за себя.

— Ну и я расскажу, как вы меня на улицу выставили 31 декабря, а еще, — добавляю уже с улыбкой на лице, — у меня свидетели есть. Так что в ваших же интересах держать язык за зубами, мамочка, — последнее слово выделяю интонационно, а затем дергаюсь, чтобы вырваться из хватки женщины. Она открывает рот, видимо от удивления. Вижу, как правая бровь нервно дергается, вижу, как поджилки бегают, а самое главное, вижу, что ответить ей мне нечего.

Разворачиваюсь и ухожу в комнату. Сегодня моя война увенчалась победой. Первой победой за долгие годы. И как оказывается это приятно, даже гордость берет.

Оставшийся день проходит в тишине в моем случае. Мачеха не трогает меня, зато активно пилит Янку, которая оказывается, не ночевала прошлой ночью дома. Она орет на нее, бьет полотенцем и даже хочет отвести к гинекологу, чтобы убедиться в чистоте дочери. Мне даже становится жаль сестру, все же с мамашей ей не повезло. Яна в конце истерик в очередной раз убегает из дома. Хлопает публично дверью и заявляет, что не вернется. Однако все знают, это не так. Сестра всегда возвращается, потому что зависима от матери и ее денег.

Вечером, когда дома, наконец, образуется тишина, я тянусь к телефону. Рука хочет написать сообщение Дане. Но решимости во мне не больше, чем заряда в мобильном. От этого и грустно, и горестно одновременно. И в ту минуту, когда экран загорается, я практически спрыгиваю на пол, потому что не могу удержать восторг, захвативший сердце.