Наступает мезозой - Андрей Столяров

Кабан вытер рот после стакана и густо выдохнул.

– Алихан в курсе? – сразу же спросил Бумба, прожевывающий кружок сервелата.

– Алихан в курсе и одобряет, – сказал Кабан.

– А кромешники?

– Тоже. Суханы-то уже всем надоели.

Тогда Бумба резко проглотил сервелат:

– Толково придумано.

– Да, толково, – Забилла, морщась, как от тухлятины, повел носом. – Ну, наедем, а если они нас перемахают, тогда чего?

– Ничего, – сказал Бумба. – Их там, что думаешь, будет пятьдесят человек?

– Ну, не пятьдесят, но все-таки народу порядочно…

– А не пятьдесят, так справимся, – ответствовал Бумба. Набуровил себе стакан. – Вот только, чтобы вот он со своими гаврошами все сделал правильно.

– Сделает, – сказал Кабан и неторопливо повернулся к Мальку. – Сделаешь?

– А чего ж?

– Но чтоб все было на высоком идейно-политическом уровне.

Он пошевелил валиками голых бровей.

Малек снова кивнул и в третий раз облизал губы.

Боль была такая, что Вовчик не понимал, откуда она берется. День сейчас или ночь, и почему, если ночь, светит солнце. Или это не солнце, а какая-то синеватая фара? Он мигнул, и боль в затылке сразу же отдалась неожиданным всплеском.

– Вот этот, вроде, ещё шевелится, – сказал кто-то.

– А шевелится – вмажь ему, – посоветовал резкий, как будто несмазанный голос.

Последовал короткий сильный удар, за ним – второй. И затем – тоненько и плаксиво:

– Дяденька, дяденька, я больше не буду!…

– Слово народу даешь?

– Честное пионерское!

– Ладно, вали отсюда. Чтобы – в четыре секунды!…

Послышалось торопливое шарканье ног по асфальту. Краем глаза Вовчик заметил тень, движущуюся вдоль заборчика.

– Что-то ты, блин, добрый сегодня, – сказал резкий голос.

– Ничего, – благодушно сказал второй. – Пусть пока поживет…

– Хорошо, а с этим что будем делать?

– Так ведь договаривались, – сказал кто-то третий, напоминающий интонациями Малька.

– Договаривались-договаривались… О чем, блин, мы с тобой договаривались?

– Ну, об этом. Как видите, я свое задание выполнил.

Это, кажется, был и в самом деле Малек. Вовчик, хоть и с трудом, но различал его чуть колеблющуюся, водяную фигуру. Все вообще колебалось, будто сделано было из чего-то жидкого. Вечер, сообразил Вовчик, увидев прилепленную к бетону тусклую лампочку. Значит, это было не солнце и вовсе не фара машины. Он опять натужно мигнул, и по затылку вновь прокатилась волна тугой боли. Видимо, веки и то, что в затылке, были соединены тонкими ниточками. Тем не менее, последовательность событий начала понемногу всплывать у него в памяти. Вот они осторожно просочились на Энергетиков, и вот Кабан укрыл главные силы на пустыре. Вот вперед выступил Малек со своим отрядом, и вот он начал бомбить торговые павильоны у сквера. Вот появились суханы, и вот Малек отступил именно туда, куда договаривались. Вот суханы обрадовались, и вот они погнали необстрелянную молодежь к сарайчикам. Вот Кабан выпрямился и издал рык, похожий на рык голодного динозавра. Вот они вчетвером тоже выпрямились и ринулись на ошалевших суханов. И вот здесь произошло что-то, чего Вовчик так до конца и не понял. Кажется, сбоку от них внезапно возникли две или три крепких фигуры. Может быть, даже их было и несколько больше. Вовчик успел разглядеть лишь оскаленную, с твердыми скулами, почти звериную морду. И вот только он было нацелился врезать как следует по этой морде – впрочем, недоумевая уже, откуда, блин, на хрен, эта морда явилась, – как точно граната разорвалась у него под черепом; мир вдруг перевернулся и обрушился на него всей своей земной твердью… Как же это так, блин, елы-палы? Получается, блин, что это не они преподнесли суханам сюрприз. Получается, что суханы, блин, ждали их и заранее подготовились. Елы-палы, Малек, вот, блин, откуда потекли сведения…

Вовчик осторожно переместил взгляд налево. В поле зрения вдвинулась часть пустыря, ограниченная деревянным забором, темные кусты бурьяна, сваленные друг на друга бетонные блоки и как раз перед ними – группа хмырей, по-видимому, в спортивных костюмах. Все это – ещё колеблющееся, размытое, будто наползающими слезами. Один из хмырей тем временем разглагольствовал, жуя, как резинку, каждое слово:

– Выполнил ты, конечно, блин, выполнил, ничё не скажешь. А раз выполнил, то на хрена ты нам теперь, блин, нужен?

– Так я пошел, значит, – сразу же, с торопливой радостью в голосе сказал Малек.

– Стой! Ты куда?

– Ну, сам же сказал, что я вам больше не нужен.

– Вот потому-то, блин, и не следует тебя отпускать…

– Ладно, Дзюба, не пугай ребенка, – сказал благодушный голос.

– А чё такого?

– Хватит базарить, менты скоро приедут.

– Ну, эти менты, блин, пока ещё соберутся.

– Тс-с-с… Сухан!… – быстро и, кажется, испуганно шикнули на них обоих.

Вовчик увидел, как из-за угла заборчика неторопливо вышел высокий и, видимо, очень худой человек. Двигался он так, будто земля под ним немного проваливалась. Вот – повернулся, и стало видно, что лицо у него бледно-мучное. Чернота стояла в глазницах и вывороченных кверху круглых свиных ноздрях. Сухан медленно приблизился к группе хмырей и, будто робот, повернул туда-сюда голову:

– Где?

– Вот!… Вот!… Вот!… – заторопились сразу несколько голосов.

Тогда Сухан неловко переступил с ноги на ногу, сильно сгорбился, став похожим на загогулину уличного фонаря, и вдруг резким движением раскинул ладони по обе стороны тела. Между ними, пошатываясь, как пьяный, неуверенно выпрямился Кабан. Его осветили фонариком, и стали видны такие же черные, залитые мраком глазницы.

Кабан пару раз с явным усилием опустил и поднял веки. Открылся земляной рот:

– Не пойму, я что – живой или мертвый?

– Мертвый-мертвый. Но так даже лучше, – неторопливо ответил Сухан. – Мертвый, конечно. Живым ты уже никогда не будешь.

Он протянул руку и будто бы воткнул пальцы в грудь Кабану. Немного повозил ими, словно прилаживаясь внутри грудной клетки. Чуть присел, напрягаясь и далеко разведя локти, и вдруг выдернул что-то – мокрое, темное, слабо трепещущее на ладони. Посмотрел на него пару секунд, словно оценивая, и сжал пальцы так, что выдавилась сквозь них мерзкая жижа.

– Ну вот, кончено. Теперь мы с тобой будем друзьями.

– А-а-а!… – внезапно закричал Малек, стискивая лицо ладонями.

К нему кинулись, заламывая и прижимая к земле бьющееся в припадке тело.

– А-а-а!… Пустите меня!… Покойники!… Стра-а-а-шно!…

Крик ударил в затылок и натянул ослабшие было нити. Боль, тут же снова плеснувшая в голову, стала невыносимой. Деться от неё было некуда. Вовчик закрыл глаза и провалился в пугающую темноту.