Цвет ночи (СИ) - Грин Алла

Я не успела осознать, в какой момент мы потянулись друг к другу, когда и как наши губы соприкоснулись. Я просто вдруг ощутила его губы на своих. Словно нами руководило нечто извне, неведомый порыв. Мы действовали будто машинально. Он поцеловал меня, но этот поцелуй совершенно не был похож на тот, который состоялся у меня дома, на кухне, почти в прошлой жизни. Сейчас он был тёплым, мягким, осторожным, долгим, и помогающий нам по-другому, безмолвно выражать чувства, которые мы имели. Взаимные эмоции родства, благодарности, привязанности, сопереживания и поддержки. Волнения друг за друга.

Это было то, чего я хотела. И, кажется, этого хотел и он.

А затем мы вдруг оба, словно запутавшись в своих мыслях, в своих страхах, в своих чувствах, прижались друг к другу ещё сильнее, вопреки всему, желая большей близости, большего, чем имели от своей привязанности сейчас, от своей безусловной, не поддающейся определению, любви. Мне было жарко от его драконьего тепла, и ещё чего-то… Но не от стыда. А от притяжения, которое захватило меня, трепетного желания, разливающегося у меня внутри: стремления слиться с ним, быть рядом с ним, быть одним целым, говорить не на языке слов. А по-другому. И он отвечал мне взаимностью. Его тело было напряжено, воздух вокруг нас искрился, его магия озаряла комнату — он утратил контроль, позволил себе больше, чем собирался.

Прошло ещё несколько мгновений, прежде, чем он опомнился.

Отстранившись от меня, глубоко вдохнув и с тяжестью выдохнув, он прошептал как будто каясь:

— Ава, прости… Я не должен был.

Осознавая. Вдумавшись. Придя в себя. Отодвигаясь. Видимо, сожалея о том, что сделал.

Но я лишь тихо и уверенно прошептала:

— Всё нормально, дракон. Всё нормально.

Я заметила, что мои руки останавливают его, чуть сжимая ворот камзола, не давая отойти далеко, действуют, словно без моего участия.

И на его лице отразилось облегчение. Последовала небольшая пауза, после чего он снова подшагнул ко мне, с непривычной едва заметной робостью приобняв, и прислонившись подбородком к моему лбу.

А затем он сказал:

— Ты же не думала, что я дам тебе погибнуть?

Он спросил это, шепча, резко меняя тему, меняя происходящее действие. Он снова возвращался, становился моим прошлым, собранным, сильным драконом. Обхватывая меня руками, обволакивая, будто до сих пор защищал, будто мне всё ещё что-то угрожало.

— Я хотела этого, — призналась я, закрывая глаза, внимая жар от прикосновений его горячей драконьей кожи к моей. Слушая своё утихомирившееся сердце, в котором всё стало на свои места после его возвращения сюда.

— Знаю, я слышал твои мысли, — говорит он, стискивая челюсть. — Но сейчас не буду тебя за это ругать. Не буду.

Его голос всё ещё полон сожаления и тревожен. Он винит себя.

— Я всё исправлю, — тихо произносит он, — я постараюсь.

Не уверена, что именно он имеет в виду на самом деле. Говорил ли только о том, что уже произошло, или… Касалось ли это как-то Тьмы, в которую я окунулась, о которой они говорили с Трояном и Константином? Может быть. Но со мной было всё в порядке. Я была жива. Я была цела. Я была невредима. Прямо сейчас. Нави никак не удавалось убить меня, а я не сдавалась. И когда тревога начала подбираться к моему сердцу, я погнала эти мысли прочь. Думать сейчас о загадочной Тьме было излишним, когда было так много других, насущных проблем, что бы она не приготовила для меня.

И как только я отмела эти раздумья прочь, Ян оторвался от моего лица, подхватил моё уставшее тело, словно я была совсем беспомощной, и понёс к кровати. Бережно уложил рядом с собой, укутал в мягкое меховое одеяло. Ян был тёплым, с необычайно удобным плечом, к которому я прислонила голову, с уютными объятиями. Я ощутила, как моей макушки утешающе коснулись его губы. И замерли на волосах.

Как и сказала Валентина не в том дело, что он не позволял себе любить. Хуже: он был уверен, что не способен на привязанность. Да, он дракон, но его одолевали совершенно обычные проблемы. И пока он всех держал на расстоянии — ему было проще. Ведь если приблизится к кому-то — то всё разрушится. Но сейчас он был ближе, чем когда было то ни было, наверное, потому, что слишком много раз меня терял. И теперь ему было проще меня не отпускать, чем находиться в постоянном поиске и переживании за мою судьбу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Сон стремительно одолевал меня, и когда сомкнулись мои веки, я шёпотом, слабым голосом, пыталась убедить его в том, что мне некогда спать. Что нам нужно найти лунный камень, в котором была заточена часть души и силы Живы, и что нам нужно отправляться в явь. На что Ян мне ответил, что пока понятия не имеет, где спрятан этот камень, ведь ни разу на время нахождения в нашем доме или в том, где родилась моя мать, он не ощущал никакой магической энергии с подобной силой. И потому, пока у него нет никаких идей, я могу немного отдохнуть.

И в эту ночь он больше не отходил от меня. Когда я спала, он лежал рядом. Моя голова покоилась у него на груди. И я давно не ощущала такого всеобъемлющего покоя. Физического и душевного. В эту ночь я мирно спала рядом со своим драконом. И мне не снилось вообще никаких снов.

13. Порубежный мир

Охватившая навь темнота, не развеялась, когда я проснулась, небо — не прояснилось, на него не пролился утренний свет. Полнолуние было сплошным и неуходящим — холодный серебряный свет бил мне в глаза, ослепляя не слабее солнца.

Ян разбудил меня всего через пару часов после того, как я уснула. Он извинился за то, что у нас нет чуть больше времени для того, чтобы я как следует отдохнула, и с момента моего пробуждения, с момента, когда он вернулся ко мне после того, как мы все были в плену у Смога — он больше не отходил от меня ни на минуту. Он держал меня за руку, когда мы шли по коридору, стены которого подпирали спрятанные в тенях костомахи, когда спускались по лестнице, к остальным. Он поцеловал меня в лоб, коротко и ненавязчиво, когда объявил, что мы прямо сейчас должны вернуться не просто в мир живых, в мир людей, в явь, а прямо ко мне домой — туда, где у моего дома, на моей ферме, в полночь на моё совершеннолетие началась вся эта мрачная история, вынудившая нас с Яном отправиться в навь; туда, где на моих глазах волки убили мою семью и драконов; туда, где было положено начало вечной ночи. Ян сказал, что знает, скорее всего камень Живы, подаренный тысячелетие назад моим предкам, находится именно там. И избегая напрасной траты времени на подробности, мы без промедления, отправлялись в путь. В мой обычный мир.

Уходя, покидая деревянной уютный дом Роксоланы, нерушимо стоящий под сенью жёлтых деревьев, мы быстро прощались с Вольгой и маленькими полудраконами, которых Алексей в сопровождении отправил в пекло к Константину, к его костомахам, к туросикам, склонившим свои головы перед новым правителем ада, в место, которое пугало и отталкивало своим сутью и значением волков. А также простились с Триглавом — он был вынужден расстаться с Живой и отбыть в их дом в вырае, чтобы укрыться в его стенах на случай, если мы всё же сможем одолеть Дивию и развеять чары ночи, ведь лучи солнца, всходящего на небосводе, могли его убить снова, и двое воссоединившихся возлюбленных не хотели проверять, отправит ли наложенное проклятие снова его душу в ад или на этот раз уничтожит, расщепив навечно.

Обернувшись в свою драконью сущность, Ян несёт меня над лесом, мы стремительно преодолеваем расстояние, приближаясь к границе, настигая рубежа. С нами этим путём следует пурпурный и асфальтового цвета цмоки, грифон на его перистых крыльях, разверзая низкие облака и тучи несётся множество воинственных драконов, а где-то внизу, ломая кустарники и деревья — рыжий медведь вместе с моим Кинли, уцепившемся за шерсть. И неустанно за нами по пятам следует ветер, ураганный шторм.

Рубеж нас встречает непроглядной мглой, здесь сама Тьма окрашивает необъятное пространство в бесконечную черноту, скрывая облик полной луны, стирая огни горящих звёзд. Мои глаза цепляются за столб дыма, клубящегося и словно живого, соединяющего высь и твердь. Этот столб, устремлённый в озеро, оканчивающийся первозданным водоворотом, приковывает моё внимание, заставляет вспомнить о чём-то важном, о том, что ещё неизвестно и не окончено для меня, заставляет всплывать в моей голове немой вопрос о том, что означали слова Яна, Константина и Трояна, когда мы были в пекле, тревожащихся за меня, нырнувшую и искупавшуюся в этой Тьме.